Ян Добрачинский - Тень Отца

— Дай мне пить! — внезапно закричал мальчик матери.

— Сейчас я тебе принесу, вот только закончу, — ответила она, занятая приготовлением пищи.

— Но я хочу пить!

— Пойдем со мной, я дам тебе воды, — сказал Иосиф мальчику.

Женщина оторвалась на мгновение от своей работы и широко раскрытыми глазами посмотрела на Иосифа. Возможно, ни один мужчина никогда ей не помогал. Он взял ребенка за руку и сошел с ним в овраг.

Иордан катил свои воды по каменистому дну; они переваливались через валуны и сердито крутились в излучинах. По поверхности реки скакали солнечные зайчики, словно поблескивающие в воде золотые монеты. Иосиф встал на колени и погрузил в воду принесенную им чашку. Когда она наполнилась, он подал ее ребенку.

— Как тебя зовут? — спросил он мальчика, когда тот, выпив воду, вытер рот ладонью.

— Дисмас, — ответил он. — Дисмас, сын Меработа, — дополнил он свое имя именем отца. Видимо, так его научили.

— Хочешь еще?

— Нет, хватит.

— Я наполню чашку еще раз, а ты отнесешь ее матери. Она наверняка хочет пить.

Мальчик заложил руки за спину.

— Э… нет… она не хочет…

— Ты ошибаешься, Дисмас. Твоя мать тяжело трудится.

— Женщины обязаны работать, — мальчик произнес это как афоризм.

— Все люди обязаны работать. И все должны друг другу помогать. Возьми чашку.

— Нет, вода разольется.

— В таком случае я сам ее отнесу, но твоей матери было бы приятнее получить воду от тебя.

Мальчик смотрел на Иосифа с непониманием. Ничего такого он, наверняка, никогда не слышал. «Когда‑нибудь, — подумал Иосиф, — он будет жалеть об этом». С чашкой в руке он проводил мальчика обратно к стоянке. Все мужчины лежали в тени, только женщина трудилась. Иосиф подал ей воду.

— Это тебе, — сказал он, — Дисмас напился, сколько хотел.

Женщина смотрела на Иосифа с изумлением. Затем согнулась в низком поклоне.

— Спасибо тебе, господин, — сказала она, — что ты захотел помочь мне, недостойной.

— Не говори так, — он покачал головой, — все мы — дети Всевышнего.

Иосиф вернулся на место, где до этого сидел. Он полагал, что в такую расслабляющую жару их с мальчиком отсутствие останется незамеченным. Однако, хотя путники и лежали, удобно растянувшись, их головы были обращены в его сторону. Крестьянин даже оперся на локте. На его лице обозначился гнев. Он рявкнул на жену, стоявшую с низко опущенной головой, подозвал к себе мальчишку и жестом велел ему быть рядом с ним. Оттуда, где расположились фарисей и его товарищ, донесся смех. Мужчина, которого раввин называл Иудой, сказал достаточно громко, чтобы Иосиф мог услышать:

— Он думал дешево ее купить.

— Женщина, которая улыбается незнакомому мужчине и принимает что‑то из его рук, только и думает, что о разврате. — Фарисей произнес свою сентенцию лежа, но тоже достаточно громко. — Лучше сунуть руку в огонь, чем что‑то подать чужой женщине, — процитировал он какого‑то учителя. — Муж, который позволяет своей жене разговаривать с чужими мужчинами, подобен хозяйке публичного дома.

Иосиф старался не слушать эти слова. Не столько он сам был задет — его удручало то, что и женщина должна была это выслушивать. Еще в Вифлееме ему случалось слышать презрительные высказывания о женщинах, но никогда до этого они не звучали столь грубо. Может быть, думал Иосиф, люди не хотели так говорить только в его присутствии? Ведь они видели, что он не такой, как все.

К счастью, эти двое умолкли, улеглись поудобнее и заснули. Женщина перестала хлопотать. Она села на некотором расстоянии от мужа и стала есть. Ослы ударами хвостов отмахивались от мух. Негромко журчали бегущие воды. Иосиф потянулся к своей сумке и достал из нее кусок лепешки. Прежде чем приступить к еде, он произнес молитву.

Так они отдыхали добрый час. Затем купец с черной бородой поднялся и объявил, что пора трогаться. После полудня хоть и было жарко, но солнце уже не палило так мучительно. Путники лениво поднимались с земли, укладывали свой багаж. Черный невольник навьючивал купеческих ослов. Женщина тоже нагружала осла поклажей, низко опустив голову. Иосиф думал, что она боится посмотреть в его сторону.

Наконец, они двинулись в направлении брода. Маленькие копыта вьючных животных стучали по камням. Один за другим ослы входили в воду. Течение было сильнее, чем казалось. Ослы шли медленно, осторожно переставляя ноги и похрапывая. Несмотря на зной, льющийся с неба, вода была прохладной. Люди шли рядом с ослами, подгоняя их окриками. У каждого переходящего брод в руках была палка, которая помогала удерживать равновесие, когда нога наступала на подвижные, устилавшие дно реки камни. Люди черпали воду руками и пили. Ослы тоже все время останавливались, чтобы утолить жажду.

Переходя через реку, женщина несла на руках мальчика. Иосиф видел, что она с трудом удерживала равновесие, однако не смел ей помочь. К тому же муж велел ей идти впереди, а сам шел следом, опираясь на осла.

Переправа была недолгой, и вскоре они оказались на другом берегу. Дорога вновь уходила вверх, упираясь в стену густых зарослей. Однако они не долго шли между сплетениями колючих ветвей, листьев и цветов. В нескольких десятках шагов от реки буйная растительность заканчивалась, как отрезанная. На небольшом пространстве еще росли пучки сухой травы, но дальше уже начинался каменистый склон — голый, раскаленный, словно огромная печь. Он тянулся далеко, и только на горизонте его замыкала горная гряда с обрывистыми утесами цвета охры. Их дорога пролегала теперь между каменистым склоном и стеной зарослей, от которой на тропинку падала косматая полоса тени. Тень становилась все длиннее, и путники все больше ощущали на себе ее милосердную прохладу.

Навстречу им шел караван,

люди вели ослов и верблюдов. Когда караваны поравнялись между собой, люди остановились, чтобы обменяться словами приветствия.

— Мир вам.

— И вам также.

— Да сохранит вас Всевышний!

— Пусть Он хранит и ваш путь!

— Дорога спокойна?

— Ангел Всевышнего оберегал нас, и ни одна опасность нам не встретилась. А как идет строительство храма?

— Он становится все красивее.

Они разошлись в разные стороны. Тень уже пересекла тропинку и разливалась все шире. Каменистую пустыню охватило вечернее зарево. Вдали, в сиянии заходящего солнца, горели горы. Появился ветер и обдал идущих освежающим дуновеньем. От поросших зеленью берегов реки донесся аромат цветов. Ветер шумел в зеленой чаще. Там, в овраге, вместе с наступающим вечером просыпалась жизнь зверей. Сурки издавали предостерегающий свист, по крайней мере, так казалось проходящим людям. Хлопали крыльями и щебетали птицы.

Приближалось время остановки на ночлег. Место, которое чернобородый купец выбрал для привала, обычно и служило этой цели для проходящих там караванов. Возвышавшиеся здесь скалы создавали нечто похожее на вогнутый гребень. В уютном изгибе виднелись черные круги — следы сгоревших костров. Даже осталось немного неиспользованного хвороста и сухого навоза.