Франсуа-Рене Шатобриан - История последнего из Абенсераджей

Дочь герцога Санта Фэ не нарушила своего обета. Она попросила отца отвезти ее в Малагу. С высоких скал, обрамлявших безлюдное побережье, она следила за далекими кораблями и мельканием парусов. Вс время бури она с ужасом глядела на бушующее море: ей нравилось тогда мысленно взлетать под облака, плыть по опасным проливам, чувствовать на себе влагу тех же волн, ощущать дыхание того же вихря, которые грозили жизни Абен Хамета. При виде вечно стонущей чайки, которая, касаясь моря распластанными крыльями, летела к африканскому берегу, Бланка передавала с ней все слова любви, все безумные уверения, которые вырываются из снедаемого страстью сердца.

Однажды, бродя по берегу, она увидела длинную, исполненную мавританского изящества фелюгу с высоко поднятым носом, склоненной мачтой и косым треугольным парусом. Бланка побежала в порт и вскоре увидела чужеземный корабль, который, вздымая пену, стремительно приближался к земле. На носу стоял мавр в великолепных одеждах. За ним двое чернокожих рабов держали под уздцы арабского коня; его раздувавшиеся ноздри и вставшая дыбом грива говорили о горячем норове и, вместе с тем, о страхе, который внушал ему рокот моря. Фелюга подплыла ближе, опустила парус и, коснувшись мола, повернулась боком; мавр спрыгнул на берег, огласившийся звоном его оружия. Рабы помогли сойти пятнистому, как леопард, скакуну, который от радости, что под его копытами — земля, заржал и встал на дыбы. Другие рабы осторожно вынесли корзину, где на пальмовых листьях лежала газель. Ее тонкие ноги были подогнуты и привязаны, чтобы она не сломала их во время качки. На газели было ожерелье из зерен алоэ, соединенное сзади серебряной пластинкой, на которой были выгравированы по — арабски какое‑то имя и заклинание.

Бланка узнала Абен Хамета. Боясь выдать себя в присутствии чужих людей, она ушла и послала Доротею, одну из своих служанок, сказать Абенсераджу, что ждет его в Мавританском дворце. Абенсерадж передавал в эту минуту губернатору свой фирман [10] Фирман — указ султана за его подписью. , написанный лазурными буквами на драгоценном пергаменте и обернутый в шелк. Доротея подошла к нему и повела счастливого Абенсераджа к Бланке. Какой восторг они испытали, убедившись, что сохранили верность друг другу! Как были счастливы, встретившись после такой долгой разлуки! Как горячо клялись в вечной любви!

Двое рабов привели нумидийского коня, у которого вместо седла была накинута на спину львиная шкура, укрепленная пурпурным шнуром. Потом слуги принесли газель.

— Властительница, — сказал Абен Хамет, — эта косуля из моей страны почти так же легконога, как ты.

Бланка сама развязала прелестное животное, которое словно благодарило ее своими кроткими глазами. За время отсутствия Абенсераджа дочь герцога Санта Фэ изучила арабский язык: растроганная, она прочла на ожерелье газели свое собственное имя. Освобожденное животное с трудом держалось на ногах, которые так долго были связаны; оно легло на землю и положило мордочку на колени хозяйки. Поглаживая тонкую шерсть, все еще хранившую ароматы зарослей алоэ и тунисских роз, Бланка протянула козочке, привезенной из пустыни, только что сорванные финики.

Абенсерадж вместе с герцогом Санта Фэ и его дочерью поехали в Гранаду. Счастливая пара проводила дни так же, как в прошлом году: те же прогулки, те же сожаления об утраченной родине, та же любовь, вернее — любовь, все возрастающая и как прежде разделенная, но, вместе с тем, та же привязанность обоих влюбленных к вере своих предков.

— Обратись в христианство, — говорила Бланка.

— Обратись в мусульманство, — говорил Абен Хамет.

И они снова расстались, не поддавшись страсти, которая влекла их друг к другу.

Абен Хамет приехал и на третий год, подобно перелетным птицам, которые весной, по зову любви, возвращаются в наши края. Его возлюбленной на берегу не было, но письмо Бланки известило верного араба, что герцог Санта Фэ уехал в Мадрид и что в 1 ранаду прибыл дон Карлос. Брат Бланки привез с собой сзоего друга, французского пленника. Когда мавр прочел это, у него сжалось сердце. Из Малаги в Гранаду он выехал, терзаемый самыми печальными предчувствиями. Горы показались ему до ужаса пустынными, и он несколько раз оглядывался на море, которое только что переплыл на корабле.

Бланка не могла во время отсутствия отца покинуть брата, которого любила, который хотел отказаться в ее пользу от всего своего имущества и с которым она семь лет не виделась. Дон Карлос отличался мужеством и гордым нравом истинного испанца: грозный, как те завоеватели Нового Света, с которыми он совершил свои первые походы, и благочестивый, как испанские рыцари, победившие мавров, он хранил в своем сердце ненависть к неверным, унаследованную им вместе с кровью Сида.

Тома де Лотрек, происходивший из знаменитого рода Фуа, в котором женская красота и мужская доблесть считались наследственными дарами, был младшим братом графини Фуа и несчастного храбреца Одэ де Фуа, сеньора Лотрекского. Восемнадцатилетний Тома был пссвящен в рыцари Баярдом [11] Баярд (Пьер дю Терайль, 1476–1524) — французский военачальник, отличавшийся исключительной храбростью и великодушием. В литературных памятниках он назван рыцарем без страха и упрека. во время того отступления, которое стоило жизни рыцарю без страха и упрека. Вскоре после этого, в битве при Павии, Тома получил множество ран и был взят в плен, защищая короля — рыцаря, /соторый потерял тогда все, кроме чести.

Дон Карлос де Бивар, свидетель неустрашимости Лотрека, приказал перевязать раны молодого француза, и с тех пор между ними завязалась мужественная дружба, основанная на взаимном уважении к добродетелям друг друга. Франциск Первый вернулся во Францию, но остальных пленников Карл Пятый приказал задержать в Испании. Лотрек имел честь разделить неволю своего короля и спать в темнице у его ног. Оставшись в Испании после отбытия монарха, он был взят на поруки дон Карлосом, который и привез его в Гранаду.

Когда Абен Хамет пришел во дворец дона Родриго и был введен в зал, где находилась дочь герцога Санта Фэ, он ощутил неведомые ему доселе душевные терзания. У ног доньи Бланки сидел юноша, глядевший на нее в немом восхищении. Этот юноша был в коротких панталонах из буйволовой кожи и узкой куртке того же цвета, стянутой поясом, на котором висела шпага с вычеканенными на ней лилиями. На плечах у него был шелковый плащ, на голове — шляпа почти без полей, украшенная перьями. Кружевные брыжи открывали спереди шею. Черные как смоль усы сообщали его кроткому от природы лицу мужественное и воинственное выражение. На ботфортах с широкими отворотами были золотые шпоры — знак рыцарского достоинства.