Редьярд Киплинг - Собрание сочинений. Том 1. Ким: Роман. Три солдата: Рассказы

И они вышли из тени мангового дерева. Высокий, пронзительный голос раздавался в поле: в горьких сетованиях развивалась история Никаль-Сейна (Никольсона), до сих пор в Пенджабе поется эта песня.

Ким был в восторге. Лама слушал с глубоким интересом.

Он пропел все до конца, отбивая такт тупой стороной сабли на спине пони.

— А теперь мы выходим на большую дорогу, — сказал он, выслушав комплименты Кима. Лама упорно молчал. — Давно уже я не ездил так далеко, но слова твоего мальчика возбудили меня. Смотри, святой человек, — большая дорога, хребет всего Индостана. По большей части она окаймлена, как здесь, четырьмя рядами тенистых деревьев, на дороге оживленное движение. Когда не было железной дороги, сахибы разъезжали здесь сотнями взад и вперед. Теперь тут ездят только крестьянские повозки. Налево и направо идут дороги для более тяжелых повозок с хлебом, хлопком, лесом, известкой и кожами. Тут можно идти спокойно, потому что через каждые несколько миль есть полицейский пост. Полицейские — воры и вымогатели (я сам имел с ними дело), но, по крайней мере, они не допускают соперников. Тут попадаются люди всех каст и состояний. Взгляни: брамины, банкиры, медники, цирюльники, пилигримы и горшечники — все движутся взад и вперед. Для меня это похоже на реку, из которой меня выбросило на берег, как полено после разлива.

И действительно, Индийская Большая дорога — удивительное зрелище. Она идет прямо на протяжении тысячи пятьсот миль и служит главным торговым путем всей Индии. Это такой жизненный поток, какого не существует нигде более на свете. Они смотрели в даль, окаймленную зелеными арками, с пятнами тени на земле; смотрели на ширь белой дороги, усеянной медленно шедшими людьми, и на домик в две комнаты, где помещался полицейский пост.

— Кто здесь противозаконно носит оружие? — со смехом крикнул констебль, увидев саблю старика. — Разве для истребления преступников недостаточно полиции?

— Я и купил ее для полицейской службы, — ответил старик. — Все ли благополучно в Индостане?

— Все благополучно, сахиб.

— Я, видишь ли, похож на старую черепаху, которая высовывает голову и снова втягивает ее. Да, вот дорога в Индостан. Все идут этим путем.

— Сын свиньи, разве мягкая дорога предназначена для того, чтобы ты мог чесать о нее свою спину? Отец всех бесстыдных дочерей и муж десяти тысяч лишенных добродетели, твоя мать была предана дьяволу под влиянием своей матери, у твоих теток в продолжение семи поколений не было носов. Твоя сестра… Какое безумие филина подсказало тебе везти свои повозки по этой дороге? Сломанное колесо! Так вот тебе еще и проломленная голова и сложи их вместе, как тебе угодно.

Голос и зловещие удары хлыста вылетали, казалось, из столба пыли в пятидесяти ярдах от них, где лежала сломанная повозка. Худая, высокая каттиварская кобыла с горящими глазами, фыркая ноздрями, лягаясь, выскочила из толпы и, понукаемая всадником, понеслась по дороге, преследуя бегущего человека. Всадник был высокий человек с бородой. Он сидел на почти взбесившейся лошади, словно составляя часть ее, и искусно ударял хлыстом свою жертву.

Лицо старого воина озарилось гордостью.

— Мое дитя! — коротко сказал он, пробуя заставить пони изогнуть шею, как следовало.

— Неужели же меня можно бить на глазах полиции? — кричал возчик. — Я добьюсь справедливости.

— Неужели же меня смеет задерживать кричащая обезьяна, которая опрокидывает десять тысяч мешков под носом молодой лошади? Так можно испортить кобылу.

— Он говорит правду. Он говорит правду. Но она хорошо слушается своего господина, — сказал старый воин. Возчик укрылся под колесами повозки и угрожал оттуда всеми видами мести.

— Сильные люди твои сыновья, — спокойно заметил полицейский, ковыряя в зубах.

Всадник в последний раз сильно ударил хлыстом и поехал рысью.

— Отец мой!

Он остановился ярдах в десяти и сошел с лошади. Старик в одно мгновение спустился с пони, и отец и сын обнялись по восточному обычаю.

Потом они понизили голос и заговорили. Ким собирался отдохнуть под деревом, но лама нетерпеливо дернул его за локоть.

— Пойдем дальше. Здесь нет реки.

— Ой-ой! Разве мы недостаточно прошли за такое короткое время? Наша река не убежит. Терпение, он даст нам что-нибудь.

— Это — Друг Звезд, — внезапно сказал старый воин. — Он принес мне вчера новости. Он видел в видении самого «его», отдающего распоряжения насчет войны.

— Гм! — сказал сын голосом, выходившим из глубины груди. — Он услышал что-нибудь на базаре и воспользовался этими слухами.

Отец рассмеялся.

— Ну, по крайней мере, он не приезжает ко мне, чтобы выпросить нового коня и несколько рупий. Что, полки твоих братьев также получили приказы?

— Не знаю. Я попросил отпуск и поспешно отправился к тебе, чтобы…

— Чтобы они не опередили тебя. О, все вы — игроки и моты! Но ты никогда еще не участвовал в атаке. Тут действительно нужна хорошая лошадь. Для похода нужны также хороший слуга и хороший пони. Посмотрим, посмотрим. — Он барабанил пальцами по эфесу сабли.

— Здесь не место для расчетов, отец мой. Поедем в твой дом.

— По крайней мере, заплати мальчику. У меня нет с собой денег, а он принес важные новости. Э, Всеобщий Друг, ты сказал, что приближается война?

— Да, насколько я знаю, большая война, — спокойно ответил Ким.

— Ну, что же? — сказал лама, перебирая четки.

Он горел желанием отправиться в путь.

— Мой господин не беспокоил звезд из-за платы. Мы принесли новости, будь свидетелем, мы принесли новости и уходим.

Ким слегка подбоченился.

Сын бросил серебряную монету, сверкнувшую в лучах света, и пробормотал что-то о нищих и фокусниках. Этих денег было достаточно, чтобы хорошо прокормить путников в течение нескольких дней. Лама, заметив блеск металла, монотонно пробормотал благословение.

— Иди своим путем, Всеобщий Друг, — слабым голосом проговорил старый воин, поворачивая свою тощую лошадь. — Раз в жизни я встретил истинного пророка, который не служил в армии.

Отец и сын поехали рядом. Старик сидел так же прямо, как и более молодой офицер.

Пенджабский констебль в полотняных желтых штанах, тяжело ступая, перешел через дорогу. Он видел, как пролетела монета.

— Стой! — выразительно крикнул он на английском языке. — Разве вы не знаете о таксе в две анны с головы за каждого кто выходит на эту дорогу с боковой? За двоих четыре анны. Это приказ сиркара, и деньги тратятся на посадку деревьев и украшение дорог.