Редьярд Киплинг - Собрание сочинений. Том 4. Рикша-призрак. Сказки и легенды. Труды дня

«Аглая» фигурировала с блеском в большом процессе по поводу спасения груза с парохода «Макиншау». Это было ее первое отклонение с пути добродетели, и она научилась изменять имя — но не душу — и плавать по морям. Под названием «Путеводный огонек» ее тщательно разыскивали в одном южноамериканском порту по ничтожному делу о входе в гавань на всех парах, причем произошло столкновение с угольщиком и единственным военным судном государства как раз в то мгновение, когда это судно собиралось грузиться углем. «Путеводный огонек» отправился в море без всяких объяснений, несмотря на то что три форта стреляли в него в течение получаса. Под названием «Юлий Мак-грегор» судно было замешано в том, что сняло с плота неких джентльменов, которые должны были бы оставаться в Нумее, но предпочли делать большие неприятности властям совершенно другой части света, а под именем «Шах-ин-Шах» оно было захвачено в открытом море (причем оказалось до неприличия наполнено боевыми припасами) крейсером одной встревоженной державы, находившейся во враждебных отношениях со своей соседкой. На этот раз судно чуть не было потоплено, и его загадочный облик принес много выгод знаменитым адвокатам обеих сторон. В следующий сезон оно появилось как «Мартин Хент», выкрашенное в темно-серый цвет, с трубой яркого шафранного цвета и голубоватыми шлюпками цвета ласточкиного яйца, и вело торговлю с Одессой, пока ему не предложили (а на предложение это нельзя было не обратить внимания) держаться вообще подальше от портов Черного моря.

Много пришлось перенести ему. Случались бунты матросов, грузчики устраивали стачки, и кладь портилась на палубе, но судно под различными названиями приходило и уходило, деятельное, проворное, незаметное. Его шкипер не жаловался на тяжелые времена, и портовые офицеры замечали, что его экипаж показывался в портах с регулярностью атлантических пароходов, совершающих постоянные рейсы между Европой и Америкой. Название свое оно изменяло смотря по обстоятельствам, служба на нем хорошо оплачивалась, и большой процент барышей, получаемых от путешествий, тратился щедрой рукой на машинное отделение. Судно никогда не беспокоило страховые общества и редко останавливалось для сигнализации со станциями; его дело было важное и частное.

Но наступил конец его странствованиям, и вот как погибло оно. Глубокий мир царил в Европе, Азии, Африке, Америке, Австралии и Полинезии. Державы относились друг к другу более или менее честно, банки аккуратно выдавали вкладчикам их сбережения, драгоценные бриллианты благополучно попадали в руки их владельцев, республики были довольны своими диктаторами, дипломаты не находили никого, чье присутствие могло бы хоть сколько-нибудь беспокоить их, монархи открыто жили со своими законными женами. Вся земля словно надела свой лучший праздничный наряд, и дела «Мартина Хента» были очень плохи. Великая добродетельная тишина поглотила его с его темно-серыми бортами, желтой трубой и всем остальным. Но на другой стороне земли появилось паровое китобойное судно «Галиотис», черное и заржавленное, с трубой цвета навоза, большим количеством грязных белых шлюпок и громадной печкой, или горном, на палубе для вытапливания жира. Сомнений в успешности его путешествия не могло быть, так как оно останавливалось во многих не слишком известных портах, и чад от вытапливаемого им китового жира оскорблял обоняние жителей берега.

Наконец оно медленно удалилось и вошло во внутреннее море, теплое, тихое и синее, быть может с наилучшей сохранившейся водой в мире. Тут оно оставалось некоторое время, и большие звезды тамошних кротких небес видели, как оно играло в прятки среди островов, где никогда не водятся киты. Все это время судно распространяло отвратительный запах, а запах этот — хотя и рыбный — был нездоровый.

Однажды вечером на него обрушилось бедствие со стороны острова Пиганг Ватай, и оно пустилось в бегство. Экипаж «Галнотиса» осыпал насмешками неуклюжее черно-желтое вооруженное судно, пыхтевшее далеко сзади него. Матросы досконально знали возможности всякого судна, которого они желали избежать в этих морях. Добросовестный британский корабль обычно не бежит от военного судна чужестранной державы, а останавливать на море британские суда и обыскивать их — значит нарушать этикет. Шкипер «Галиотиса» не стремился доказать это положение и неутомимо делал по одиннадцать узлов в час до самой ночи. Только одного обстоятельства не учел он.

Держава, которая держала на водах значительное число паровых сторожевых судов («Галиотис» увернулся от двух регулярных стационаров с обидной для них легкостью), только что спустила на воду третье, двигавшееся с быстротой четырнадцати узлов в час. Поэтому «Галиотис», быстро идя с востока на запад, к рассвету заметил на расстоянии полутора миль позади себя сигнал, означавший: «Ложитесь в дрейф или принимайте все последствия!»

«Галиотису» был предоставлен выбор, и он сделал его. Надеясь на попутный ветер, он попробовал направиться к северу, к гостеприимной отмели. Бомба, влетевшая в каюту главного механика, была пяти дюймов в диаметре и разрывная. Бомба эта должна была пролететь через корму и нос и по дороге сбила портрет жены механика — очень хорошенькой женщины — на пол, обратила в щепки умывальник, прошла в машинное отделение и, ударившись о решетчатый люк, упала как раз перед передней машиной и разорвалась, разбив оба болта, соединявших шатун с кривошипом.

То, что произошло затем, заслуживает особого вимания. Передняя машина перестала действовать. Освободившийся поршневый стержень, ничем не стесняемый, поднялся высоко и потом снова опустился под напором пара, а конец шатуна, бесполезного, как человек с вывихнутой ногой, отлетел направо, ударился о стойку штирборта на шести дюймах высоты и вышел наружу на три дюйма. Тут он застрял. Между тем задняя машина продолжала работу и при следующем обороте привела в действие кривошип передней машины, который ударил по застрявшему шатуну и согнул его.

От удара левый борт судна треснул в двух или трех местах. Так как машины не могли более работать, то судно стало на якорь, причем «Галиотис» поднялся на фут из воды, и команда машинного отделения, выпустив пар изо всех отверстий, какие попались ей под руку в суматохе, вышла на палубу, слегка обваренная паром, но спокойная. Снизу доносились различные звуки — шум, треск, словно мяуканье, воркотня. Все это продолжалось не более одной минуты. Это механизм судна приноравливался к своей изменившейся конструкции.

Мистер Уардроп, стоя на одной ноге на верхнем решетчатом люке, прислушался и застонал. Нельзя в три секунды остановить машины, дающие по двенадцати узлов в час, без того, чтобы не нарушить их хода. «Галиотис» скользнул вперед в облаке пара, крича, как раненая лошадь. Делать больше было нечего. Пятидюймовая бомба решила положение дела. А когда у вас все три трюма полны отличнейшего жемчуга, когда вы очистили отмели Танна, «Морского коня» и еще четыре других отмели с одного конца Аманалайского моря до другого, когда вы нарушили монопольные права богатого государства так, что причиненные вами убытки не могут быть возмещены в течение пяти лет, — приходится улыбаться и примириться с тем, что есть. Но шкипер, после некоторого размышления, решил, что коли судно его со множеством британских флагов, живописно развевавшихся на нем, было уже бомбардировано в открытом море, то можно на этом и успокоиться.