Герберт Уэллс - Собрание сочинений в 15 томах. Том 9

Слабое, упрямое существо, бьющееся над тем, чтобы втиснуть вещь, куда она не втискивается, — в этом образе мистер Полли узнавал самого себя и все человечество с его бедами.

Несчастный старик, его жизнь не была слишком радостной. И вот теперь все кончено, навсегда…

Джонсон, человек лет тридцати пяти, меланхолического склада, серьезный, с практическим умом и очень любящий давать советы, был из тех, кто испытывает глубокое удовлетворение от исполняемого долга, хотя бы этот долг состоял в том, чтобы похоронить ближнего. Он служил кассиром на Исвудской станции и с достоинством нес возложенные на него обязанности. Он был от природы сдержан и склонен к размышлениям, этим его качествам очень соответствовали прямая, как палка, фигура и большой нависающий лоб. У него было белое в веснушках лицо и глубоко посаженные темно-серые глаза. Самой его большой слабостью был крикет, но и тут проявлялся его характер. Для Джонсона не было иного развлечения, кроме матча крикетистов. Он ходил смотреть состязание, как ходят в церковь, следил за игрой критически, аплодировал скупо и бывал оскорблен до глубины души, если игроки нарушали правила. Многословием он не отличался, но переубедить его в чем-либо было невозможно. Он отлично играл в шашки и шахматы и аккуратно читал еженедельник «Бритиш Уикли». Его жена, маленькая, румяная женщина, вечно улыбающаяся, распорядительная, услужливая и говорливая, старалась всем угодить и видела все в розовом свете, даже если бы кругом царил явно нерозовый свет. У нее были круглое лицо и большие голубые выразительные глаза. Своего мужа она называла Гарольдом. Она произнесла несколько трогательных и деликатных слов о покойном и постаралась бодрыми замечаниями развеять уныние мистера Полли.

— У него было такое просветленное лицо в последние минуты! — несколько раз повторила она с воодушевлением. — Такое просветленное!

Смерть в ее устах могла показаться почти благом.

Эти два человека были полны искреннего желания опекать мистера Нолли и всячески помогать ему, видя его беспомощность в практических делах. После скромного ужина, который состоял из ветчины, хлеба, сыра, пикулей, яблочного пирога и слабого пива, они усадили его в кресло, как тяжелобольного, сели подле него на высокие стулья, чтобы взирать на него сверху вниз, и принялись обсуждать предстоящие похороны. В конце концов похороны — это важное общественное мероприятие, и не часто случается, что у наследника нет ни одного близкого родственника; поэтому надо сделать все возможное, чтобы не ударить лицом в грязь.

— Во-первых, следует заказать катафалк, — сказала миссис Джонсон, — а не какие-то дрожки, где кучер сидит прямо на гробу. Никакого уважения к покойнику! Я не понимаю, как это можно дойти до того, чтобы тебя везли на кладбище в дрожках! — и полушепотом, как всегда, когда в ней начинало говорить эстетическое чувство, она добавила: — Я лично предпочитаю стеклянный катафалк. Это так изысканно, так эффектно!

— Катафалк надо заказать у Поджера, — подытожил Джонсон. — У него лучший во всем Исвуде.

— Пусть будет все как полагается, — согласился Полли.

— Поджер готов снять мерку в любую минуту, — сказал мистер Джонсон. И затем добавил: — Надо заказать кареты, одну или две, смотря по тому, сколько будет гостей.

— Я бы не хотел никого, — заметил мистер Полли.

— Но это необходимо, — возразил мистер Джонсон. — Нельзя же, чтобы никто не сопровождал вашего отца в последний путь.

— Любители поминального пирога, — сказал мистер Полли.

— Пирог не обязательно. Но какое-то угощение должно быть. Ветчина и цыплята — самое подходящее для такого случая. Где уж тут заниматься стряпней в разгар церемонии? Как, по-твоему, Гарольд, кого Альфреду следует пригласить? Я думаю, только родственников. Незачем собирать толпу, но, конечно, и обижать никого нельзя.

— Но он терпеть не мог нашу родню.

— Раньше не мог, а теперь может, поверьте мне, — сказала миссис Джонсон. — Именно поэтому все и должны прийти, даже тетушка Милдред.

— Не многовато ли? — опять попытался было запротестовать мистер Полли.

— Будет не больше двенадцати, ну, тринадцать человек, — заметил мистер Джонсон.

— Закуску мы приготовим заранее и поставим ее на кухне. А виски и черные перчатки для гостей можно будет сразу принести в гостиную. Пока мы все будем на… церемонии, Бесси накроет в гостиной стол. Для мужчин надо купить виски, а для женщин — херес или портвейн.

— У вас есть черный костюм? Вы должны быть в трауре, — обратился Джонсон к мистеру Полли.

Мистер Полли еще не успел подумать об этом побочном обстоятельстве смерти.

— Я еще не думал об этом, старина.

Неприятный холодок пробежал у него по спине: он уже видел себя облаченным во все черное, а он не выносил черной одежды.

— Конечно, я надену траур, — сказал он.

— Разумеется! — воскликнул Джонсон с важной улыбкой.

— Придется и через это пройти, — невнятно пробормотал мистер Полли.

— На вашем месте, — сказал Джонсон, — брюки я купил бы готовые. Это в трауре главное. Затем нужен черный шелковый галстук и черная лента на шляпу. И, конечно, перчатки.

— Обязательно гагатовые запонки: ведь хоронят вашего отца, — добавила миссис Джонсон.

— Не обязательно, — возразил Джонсон.

— Запонки придают респектабельность, — заметила миссис Джонсон.

— Это верно, запонки придают респектабельность, — подтвердил супруг.

Затем миссис Джонсон опять с воодушевлением заговорила о гробе, а мистер Полли все глубже и глубже утопал в кресле, понурив голову, с видимой неохотой соглашаясь на все, что ему говорили. Ночью он долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок на софе, служившей ему ложем, и размышляя о своем отце. «До самой могилы не оставят в покое», — вздохнул он.

Мистер Полли, как всякое здоровое существо, относился к смерти и ко всему, что ей сопутствует, с отвращением. Ум его терзали свалившиеся на него проблемы.

«Ну ничего, как-нибудь управлюсь, — подумал он. — Жаль только, что мы так мало с ним виделись, когда он был жив».

Чувство утраты пришло к мистеру Полли раньше, чем сознание свалившегося на него богатства и связанных с ним хлопот и обязательств. Об этом он задумался лишь на следующее утро, которое, кстати сказать, было воскресным, когда перед обедней вместе с Джонсоном он прогуливался по новому пригороду Исвуда мимо ряда недостроенных домов, уже ясно выступающих из завала строительного мусора. Джонсон этим утром был свободен от своих обязанностей и великодушно посвятил его нравоучительной беседе с мистером Полли.

— Не идет у меня дело с торговлей, — начал мистер Полли, — слишком о многом приходится думать.

— На вашем месте, — сказал мистер Джонсон, — я бы устроился в какой-нибудь крупной фирме в Лондоне, наследства бы трогать не стал и жил бы на жалованье. Вот как бы я поступил на вашем месте.