Чарльз Диккенс - Лавка древностей. Том 1

— Вѣрьте, сударь, и я, и моя внучка — а ея признательность цѣннѣе моей — глубоко вамъ благодарны. Мнѣ было бы очень больно, если бы вы составили обо мнѣ дурное мнѣніе и думали, что я не забочусь о ней.

— Я никакъ не могу этого думать послѣ всего, что я здѣсь видѣлъ. Но мнѣ хотѣлось бы сдѣлать вамъ еще одинъ вопросъ.

— О чемъ это, сударь? встревожился старикъ.

— Неужели у этой умненькой, хорошенькой дѣвочки нѣтъ никого, кромѣ васъ, съ кѣмъ бы она могла бесѣдовать, дѣлить горе и радость?

— Нѣтъ, да ей никого и не нужно, отвѣчалъ онъ, съ безпокойствомъ вглядываясь въ мое лицо.

— Я убѣжденъ, что вы желаете ей добра, но неужели вамъ не приходило въ голову, что для ея воспитанія, — въ особенности въ этомъ возрастѣ,- требуется нѣчто иное; что вы не въ состояніи будете исполнить какъ слѣдуетъ, обязанность, принятую вами относительно нея. Я такой же старикъ, какъ и вы, и говорю вамъ это потому, что люблю молодость — въ эти годы живутъ надеждой на будущее, вся жизнь впереди и не могу скрыть отъ васъ, что на мой взглядъ, эта обстановка вовсе не пригодна для вашей милой внучки.

— Конечно, сударь, я не имѣю права обижаться вашими словами, возразилъ старикъ послѣ минутнаго молчанія. — Это правда; скорѣе я похожъ на ребенка, за которымъ надо ухаживать, чѣмъ она. Но могу васъ завѣрить, что и днемъ и ночью, здоровъ ли я или боленъ, я о ней только и думаю. Если бы вы знали, какъ безгранично я ее люблю, вы смотрѣли бы на меня иными глазами. Да, мнѣ живется не легко, но я все готовъ перенести ради той великой цѣли, къ которой стремлюсь всѣми помыслами моей души.

Желая прекратить разговоръ, повидимому, волновавшій старика, я отправился за своимъ пальто. Каково же было мое удивленіе, когда я увидѣлъ, что Нелли держитъ въ рукахъ пальто, шляпу и палку.

— Это, милая, не мое пальто, замѣтилъ я ей.

— Нѣтъ, не ваше, а дѣдушкино, спокойно отвѣтила она.

— Да развѣ онъ сегодня уйдетъ изъ дома?

— Уйдетъ.

И она улыбнулась.

— А ты же куда дѣнешься, моя милочка?

— Я останусь дома, какъ и всегда.

Я съ изумленіемъ посмотрѣлъ сначала на старика, который какъ будто и не слышалъ нашего разговора и возился съ своимъ пальто, а потомъ на этого милаго, нѣжнаго ребенка, и мнѣ жутко стало при мысли, что она остается на всю ночь одна въ этомъ пустомъ, мрачномъ домѣ.

А она даже не замѣтила, какъ я былъ удивленъ ея отвѣтомъ, и весело помогала дѣдушкѣ одѣться, а потомъ взяла свѣчу, чтобы намъ посвѣтить. Такъ какъ я все не рѣшался уходить, она остановилась у двери, поджидая насъ и попрежнему улыбаясь. Я видѣлъ по глазамъ старика, что онъ отлично понимаетъ, почему я медлю, но онъ только поклонился мнѣ, молча пропустилъ впередъ и я, волей-неволей, долженъ былъ уйти. Нелли поставила свѣчу на полъ и, пожелавъ мнѣ доброй ночи, приподнялась на цыпочки и поцѣловала меня, потомъ бросилась цѣловать дѣда; онъ горячо обнялъ ее и благословилъ.

— Спи спокойно, дитя мое, говорилъ онъ ей тихимъ голосомъ. — Да хранятъ тебя ангелы небесные. Не забудь, дитятко, помолиться Богу.

— Не забуду, дѣдушка; мнѣ такъ легко на душѣ, когда я помолюсь, отвѣчала она.

— Такъ и должно быть, сказалъ старикъ. — Да благословитъ тебя Господь, моя милая! Я вернусь рано утромъ.

— Вамъ не придется меня ожидать, дѣдушка. Какъ бы крѣпко я ни спала, я всегда слышу вашъ звонокъ.

Дѣвочка отворила намъ дверь — я видѣлъ, какъ Китъ, уходя, заложилъ ее ставнемъ — и еще разъ простилась съ нами такимъ нѣжнымъ мелодичнымъ голоскомъ, что онъ долго потомъ звучалъ у меня въ ушахъ. Старикъ постоялъ немного, какъ бы прислушиваясь, хорошо ли Нелли заперла дверь и заложила засовъ, а затѣмъ медленно поплелся впередъ. Дойдя до угла, онъ какъ-то сконфуженно пожелалъ мнѣ доброй ночи, простился со мной, на томъ-де основаніи, что намъ надо идти въ разныя стороны, и пошелъ скоро, скоро. Я надивиться не могъ, откуда у него взялась такая прыть. Нѣсколько разъ онъ оборачивался назадъ, какъ бы желая убѣдиться, что я не слѣжу за нимъ, и вскорѣ, благодаря темнотѣ, совершенно скрылся изъ моихъ глазъ.

Я простоялъ нѣсколько минутъ на одномъ мѣстѣ, не зная что дѣлать: оставаться тутъ было не для чего и уходить почему-то не хотѣлось. Самъ того не замѣчая, я опять очутился передъ Лавкой Древностей, нѣсколько разъ прошелся мимо нея, постоялъ у двери, но ровно ничего не услышалъ и не увидѣлъ: въ домѣ было темно и тихо, какъ въ могилѣ.

Тѣмъ не менѣе я продолжалъ прохаживаться по улицѣ: я не могъ оторваться отъ этихъ мѣстъ. Мнѣ все мерещились какіе-то ужасы; мнѣ казалось, что если я уйду, съ ней непремѣнно случится какое-нибудь несчастіе: или домъ загорится, или нападутъ разбойники. Чу! гдѣ-то застучала дверь, или прихлопнулось окно, и я снова передъ домомъ антикварія, перехожу улицу и осматриваю его со всѣхъ сторонъ, чтобы убѣдиться, что тамъ по прежнему и темно, и безмолвно.

На этой отдаленной, безлюдной улицѣ рѣдко попадались прохожіе: два-три запоздалые театрала, спѣшившіе домой, да какой нибудь горемыка-пьяница, изъ-за котораго я долженъ былъ переходить на противоположный тротуаръ, — вотъ и все. Но и это оживленіе скоро стихло. На башнѣ пробилъ часъ, а я все еще шагалъ взадъ и впередъ, увѣряя себя, что сейчасъ уйду, и все-таки продолжая ходить подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ.

Чѣмъ болѣе я думалъ о старикѣ, чѣмъ болѣе мысленно вглядывался въ его странную физіономію и припоминалъ его загадочныя слова, тѣмъ запутаннѣе мнѣ казалась вся эта исторія. Меня томило какое-то предчувствіе, что эти отлучки не къ добру. Вѣдь старикъ былъ тутъ же, когда дѣвочка, невзначай, проговорилась о нихъ въ моемъ присутствіи; онъ видѣлъ, какъ я былъ изумленъ и, однако, не нашелъ нужнымъ объяснить мнѣ эту странную тайну. А его блуждающій, безпокойный взглядъ, задумчивость, въ которую онъ повременамъ впадалъ, — все это только усиливало мои подозрѣнія. При всей своей горячей привязанности къ ребенку, онъ могъ заниматься какимъ нибудь предосудительнымъ, даже позорнымъ дѣломъ: одно не исключало другого. Да и самая привязанность эта была какая-то странная, непонятная. Какъ могъ онъ, любя дѣвочку, оставлять ее совершенно одну. Однако, не смотря на то, что я склоненъ былъ видѣть въ немъ все дурное, я ни на минуту не усумнился въ его глубокой привязанности къ дѣвочкѣ: такъ ласково онъ обращался съ ней, такъ нѣжно, любовно звучалъ его голосъ, когда онъ произносилъ ея имя.

«Я буду дома, какъ и всегда», безпрестанно раздавались у меня въ ушахъ слова Нелли. Куда-жъ, однако, онъ уходилъ по ночамъ, да еще каждую ночь? Воображеніе мое разыгралось: мнѣ припомнились самые страшные разсказы, когда-либо ходившіе по городу о темныхъ, таинственныхъ преступленіяхъ, по цѣлымъ годамъ ускользавшихъ отъ правосудія, но я не могъ остановиться ни на одномъ, которое показалось бы мнѣ возможнымъ въ данномъ случаѣ, и еще болѣе запутывался въ моихъ предположеніяхъ.