Кнут Гамсун - Отъявленный плут

— Ну, что вы за вздоръ городите, — возразила она съ рѣзкимъ смѣхомъ. — Кажется, вы опять впадаете въ дѣтство.

— А вы развѣ никогда не думаете о Ганнѣ?

Она, взбѣшенная, плюнула на полъ.

— Ганна и вѣчно Ганна! Неужели же я воображаю, что она еще дитя? Все, что касается Ганны, осталось далеко позади, и какая же это, въ сущности, пустая болтовня! Не велѣть ли принести выпить чего-нибудь?

— О, да, конечно!

Она сейчасъ же встала и вышла. Рядомъ изъ сосѣднихъ комнатъ доносились ко мнѣ голоса, хлопанье пробокъ, ругань, слабые заглушенные крики. Двери открывались и съ шумомъ захлопывались; по временамъ кто-то выходилъ въ коридоръ, громко звалъ прислугу и отдавалъ какія-то приказанія.

Элина вернулась. Она хотѣла непремѣнно сидѣть у меня на колѣняхъ и закурила папироску.

— Отчего я не могу сидѣть у тебя на колѣняхъ? — спросила она.

— Какъ давно вы здѣсь?

— Не знаю хорошенько, да и не все ли равно? Prosit!

Мы выпили. Она стала напѣвать совсѣмъ безъ голоса мелодію какой-то идіотски-нелѣпой шансонетки, слышанную ею въ какомъ-нибудь загородномъ кабачкѣ.

— Гдѣ вы этому научились, Элина?

— Въ Тиволи.

— Вы тамъ часто бываете?

— Да, когда у меня есть деньги; но теперь у меня ихъ почти никогда не бываетъ. А хозяйка непремѣнно требуетъ денегъ. Она вѣдь отбираетъ у насъ большую часть, такъ что намъ ничего почти не остается. Не можешь ли ты мнѣ дать немного денегъ?

Къ счастью, у меня еще были деньги, и я ей далъ. Она взяла, не поблагодаривъ даже, не выказавъ ни малѣйшаго удовольствія, хотя, быть можетъ, внутренно и испытывала нѣкоторую радость при видѣ такого количества денегъ. Она потребовала, чтобы я заказалъ еще бутылку вина. Ей хотѣлось позвать товарокъ и угостить ихъ виномъ.

И эти товарки пришли. У нихъ у всѣхъ были туго накрахмаленныя юбки, которыя шуршали при малѣйшемъ движеніи, обнаженныя руки и короткіе завитые волосы. Элина представила имъ меня — она еще помнила мое имя. Она принялась имъ разсказывать высокомѣрнымъ тономъ, что я ей далъ массу денегъ, что я ея добрый старый другъ, и она можетъ у меня брать денегъ, сколько ей угодно.

И это всегда такъ было.

Товарки пили и становились все веселѣе, состязались въ произношеніи самыхъ недвусмыеленныхъ двусмысленностей и разсказывали другъ про друга разныя вещи. Элина вдругъ принялась ревновать меня къ нимъ и, когда я начиналъ говорить съ другой женщиной, она хмурилась и капризничала. Но я нарочно говорилъ съ другими, чтобы заставить Элину высказаться, такъ какъ я хотѣлъ поглубже заглянуть въ ея душевный міръ, Но я не достигъ цѣли. Напротивъ, она съ презрительнымъ видомъ откинула назадъ голову, совсѣмъ замолчала и чѣмъ-то занялась.

А въ концѣ концовъ она взяла шляпу и кофточку, какъ бы собираясь уйти.

— Какъ, вы хотите уйти? — спросилъ я.

Она ничего не отвѣтила, только стала напѣвать съ серьезнымъ видомъ какую-то мелодію и, наконецъ, надѣла шляпу. Затѣмъ она вдругъ открыла дверь, ведущую въ коридоръ, и крикнула: „Гина!"

Это была ея мать. И та пришла, тяжело ступая, слегка волоча ноги въ большихъ истоптанныхъ туфляхъ. Она постучалась въ дверь, вошла и остановилась у порога.

— Сколько разъ говорила я тебѣ, чтобы ты каждый день вытирала пыль съ комода! — произнесла Элина рѣзкимъ тономъ. — Какое свинство! Смотри, не заставляй меня повторять моихъ приказаній, — понимаешь? И фотографіи надъ комодомъ обметать тоже каждый день.

Мать отвѣтила: «хорошо» и повернулась къ двери. Безчисленныя морщины покрывали ея лицо съ сильно ввалившимися щеками. Она покорно выслушала замѣчаніе дочери и пристально смотрѣла на нее, какъ бы боясь чего-нибудь недослышать.

— И я желаю и требую — понимаешь ли? — чтобы ты помнила это! — повторила еще разъ Элина.

Мать опять отвѣтила: «хорошо» и ушла. Она осторожно притворила за собой дверь, чтобы только какъ-нибудь не нашумѣть.

Элина стояла посреди комнаты совсѣмъ одѣтая, готовая къ выходу. Она повернулась ко мнѣ и сказала:

— Будетъ лучше всего, если вы теперь заплатите за вино и уйдете.

Я былъ пораженъ.

— Какъ? Я долженъ еще платить за вино? — сказалъ я. — Да постойте-ка, я вѣдь помню, что далъ вамъ денегъ на вино. Но, можетъ быть, у меня еще немного найдется.

И я началъ рыться въ карманахъ. Товарки ея стали смѣяться.

— А, такъ вотъ каковъ онъ, твой богачъ? Ты говорила, Элина, что получила такъ много денегъ отъ него, а теперь, оказывается, онъ не можетъ заплатить даже за вино. Ха-ха-ха!

Но тутъ Элина пришла въ ярость.

— Ступайте вы всѣ вонъ! — крикнула она. — Я не хочу, чтобы вы здѣсь оставались. У него денегъ куры не клюютъ, — вотъ до чего у него много денегъ! Глядите-ка! Посмотрите, сколько онъ мнѣ далъ денегъ!

И она съ злораднымъ торжествомъ выкинула изъ кармана на столъ горсть бумажекъ и серебра.

— Онъ заплатилъ за вино, заплатилъ и мнѣ. Да, да, смотрите хорошенько, вы еще никогда въ жизни не видали такой кучи денегъ. Я могу заплатить за два мѣсяца хозяйкѣ,- понимаете ли вы это? Я только пошутила, чтобы его немного посердить и подразнить. А вы всѣ убирайтесь вонъ отсюда!

И товарки принуждены были уйти. Элина рѣзко и нервно разсмѣялась, когда за ними закрылась дверь.

— Я не хотѣла, чтобы онѣ здѣсь оставались, — сказала она, какъ бы оправдываясь. — Въ сущности, это прескучныя женщины, съ которыми я не схожусь и не имѣю ничего общаго. Какъ ты находишь? Не правда ли, онѣ прескучныя?

— Нѣтъ, я этого не нахожу, — отвѣтилъ я, чтобы ее еще больше пристыдить. — Онѣ отвѣчаютъ, когда ихъ спрашиваютъ, разсказываютъ то, что я желаю знать… Право, это милыя дѣвушки!

— Ну, тогда и ты можешь уходить! — крикнула Элина. — Иди за ними, если хочешь, я тебя не удерживаю!

Но, говоря это, она на всякій случай поспѣшила запрятать въ карманъ деньги, которыя разбросала по столу.

— Я хотѣлъ бы вамъ задать еще одинъ вопросъ, — сказалъ я, — если вы согласитесь спокойно выслушать меня.

— Задать мнѣ вопросъ? — отвѣтила она презрительно. — Я не хочу имѣть никакого дѣла съ тобой. Ты, вѣрно, опять хочешь говорить о Ганнѣ? Это вѣчное пережевываніе прошлаго, эти вѣчные разговоры о Ганнѣ нагоняютъ на меня тошноту, и я становлюсь такой скверной. Нѣтъ, нѣтъ, этимъ вѣдь не проживешь!

— Не хотѣли ли бы вы перемѣнить образъ жизни… уйти отъ этой жизни? — спросилъ я.

Она сдѣлала видъ, что не слышитъ, и опять принялась что-то прибирать и приводить въ порядокъ. При этомъ она посвистывала, какъ бы желая придать себѣ мужества.

— Уйти отъ этой жизни? — спросила она, внезапно останавливаясь передо мной. — Зачѣмъ? Къ чему? И куда мнѣ уйти? Кто захочетъ жениться на мнѣ? Кто захочетъ взять такую, какъ я? А служить я не желаю.

— Вы могли бы попробовать уѣхать отсюда и въ другомъ мѣстѣ начать вести честную жизнь.