Кнут Гамсун - Тайное горе

Въ это время вошелъ кондукторъ. Я, къ великому моему изумленію, замѣтилъ, что мой спутникъ не сдѣлалъ даже попытки скрыть отъ него свои отмычки; онѣ продолжали лежать на виду все время, пока кондукторъ былъ въ вагонѣ. И только когда кондукторъ ушелъ, онъ спокойно положилъ ихъ обратно въ футляръ и опустилъ его въ боковой карманъ. Казалось, онъ какъ будто только и ждалъ случая, чтобы открыто показать свои подозрительные инструменты.

Такъ проѣхали мы съ полчаса. Мы неслись мимо станцій, а мой спутникъ продолжалъ безмолвствовать. Я же велъ себя такъ, какъ будто я былъ совершенно одинъ въ купэ: я вытянулся во весь ростъ на моей скамьѣ, громко зѣвалъ и время отъ времени пѣлъ, чтобы показать мое полнѣйшее равнодушіе къ нему и презрѣніе, но онъ, повидимому, и не замѣчалъ этого. Наконецъ, я закурилъ сигару и кинулъ горящую спичку на его руку. Я бросялъ эту спичку безъ всякихъ предосторожностей, какъ будто никто не сидѣлъ въ томъ углу; и я видѣлъ, что спичка упала на его руку. Онъ продолжалъ молчать и сдѣлалъ только небольшое движеніе ртомъ, — онъ просто скривилъ нѣсколько губы, какъ будто собирался улыбнуться, и затѣмъ продолжалъ сидѣть совершенно спокойно.

Послѣ того какъ мы еще нѣкоторое время проѣхали молча, онъ вдругъ выглянулъ въ окно, точно глаза его увидѣли знакомый предметъ, затѣмъ быстро вскочилъ, схватилъ свой чемоданъ за ручку и простоялъ такъ нѣсколько минутъ, пока поѣздъ не остановился на какой-то маленькой станціи. Тогда онъ, иронически улыбаясь, низко поклонился мнѣ и, не говоря ни слова, даже не взглянувъ на меня, сдѣлалъ два-три шага назадъ, опять поклонился съ той же иронической улыбкой и вышелъ изъ вагона. Онъ сейчасъ же отыскалъ носильщика для своихъ вещей и ушелъ съ нимъ съ вокзала.

Въ теченіе всего нашего пути онъ не сказалъ мнѣ ни одного слова и даже ни разу не взглянулъ на меня.

Нѣсколько лѣтъ спустя я встрѣтился съ нимъ въ одномъ изъ отдаленнѣйшихъ закоулковъ Нью-Іорка, въ какомъ-то игорномъ притонѣ.

Я пришелъ туда раньше него и сидѣлъ за рулеткой, когда онъ вошелъ. Лакей подошелъ къ нему, чтобы взять у него пальто и шляпу, но онъ отрицательно покачалъ головой. Спустя нѣкоторое время онъ все же снялъ шляпу, но продолжалъ держать ее въ рукѣ.

Ему дали мѣсто у стола, и онъ сталъ играть. Мнѣ показалось, что онъ съ большимъ интересомъ слѣдитъ за моими ставками, чѣмъ за своими собственными. Я все время проигрывалъ; я каждый разъ ставилъ на черное и каждый разъ проигрывалъ. Вдругъ онъ крикнулъ мнѣ на весь столъ по-норвежски:

— Неужели же вы не видите, что васъ надуваютъ?!

Онъ рисковалъ, что его слова будутъ поняты и другими, и тогда ему могло порядкомъ-таки достаться. И все же онъ сказалъ это, и притомъ еще очень громко и пристально глядя на меня.

Я сдѣлалъ видъ, какъ будто совсѣмъ не слыхалъ его словъ, и продолжалъ ставить все на тотъ же номеръ и на тотъ же цвѣтъ. И я такъ же аккуратно продолжалъ проигрывать каждую ставку. Меня поминутно бросало въ жаръ отъ злости, и я рѣшилъ про себя, что обращусь къ крупье съ просьбой защитить меня отъ него, если онъ опять вздумаетъ вмѣшиваться въ мою игру. И я все больше и больше волновался, такъ какъ и самъ прекрасно замѣчалъ, что меня надуваютъ. У крупье въ рукахъ было что-то въ родѣ гвоздя, которымъ онъ незамѣтно дотрогивался до шарика, когда тотъ собирался остановиться; я былъ увѣренъ, что этотъ гвоздь — магнитъ. И все же, несмотря на это, я продолжалъ играть и проигрывать.

Вдругъ мой знакомый незнакомецъ обертывается къ крупье и говоритъ:

— Не положите ли вы вашъ гвоздь въ карманъ?

Онъ говорилъ совершенно хладнокровно и увѣренно, и крупье тотчасъ же повиновался, сказавъ только въ видѣ объясненія:

— Это ключъ отъ кассы, и я хотѣлъ имѣть его подъ рукой.

Но все же онъ послушался, и я пришелъ въ настоящую ярость. Меня страшно злило, что крупье послушался его, я поставилъ мои послѣдніе десять франковъ на черное и ушелъ, не дожидаясь выясненія участи моей ставки.

Прошлой зимой я встрѣтилъ этого человѣка въ Христіаніи. Я занималъ тогда комнату очень высоко, въ четвертомъ этажѣ. Когда я въ одинъ прекрасный день вернулся послѣ обѣда домой, мой таинственный незнакомецъ стоялъ посреди моей комнаты — ключъ торчалъ въ замкѣ снаружи, и поэтому онъ преспокойно вошелъ. Онъ просительно протянулъ руку, прося дать ему шестнадцать ёръ. Получивъ ихъ, онъ поблагодарилъ, дважды поклонился и направился къ выходу. На порогѣ онъ остановился и сказалъ:

— Великій Боже, до чего же вы глупы!

Онъ произнесъ эти слова самымъ презрительнымъ тономъ. Но тутъ мною овладѣла моя прежняя злоба къ этому человѣку, и я сдѣлалъ нѣсколько шаговъ по направленію къ нему. Въ то время, когда онъ взялся за ручку двери, чтобы открыть ее и исчезнуть, я не могъ удержаться, чтобы не сказать:

— Стойте, надѣюсь, вы ничего не украли у меня?

Я сказалъ это съ желаніемъ обидѣть его: я самъ не вѣрилъ тому, что спрашивалъ, но мнѣ хогилось его унизить. Мои слова, повидимому, не дроизвели на него непріятнаго впечатлѣнія, онъ даже не разсердился, онъ только повернулся ко мнѣ и спросилъ съ удивленіемъ:

— Укралъ?

Затѣмъ безъ дальнѣйшихъ разговоровъ онъ опустился на стулъ, разстегнулъ сюртукъ и вынулъ изъ бокового кармана небольшой бумажникъ, туго набитый кредитными бумажками, и показалъ мнѣ нѣсколько кронъ.

— Ну, вотъ смотрите, что же бы я могъ у васъ украсть? — сказалъ онъ, смѣясь.

Я опять почувствовалъ себя побѣжденнымъ. Этотъ человѣкъ былъ во всемъ предусмотрительнѣе меня, и я при всѣхъ встрѣчахъ съ нимъ чувствовалъ себя всегда пристыженнымъ. Когда онъ поднялся со стула и ушелъ, я не пошевельнулся, даже рта не открылъ, чтобы его удержать. Я далъ ему уйти. Только когда шаги его послышались гдѣ-то внизу на лѣстницѣ, пришло мнѣ въ голову: долженъ же я что-нибудь сдѣлать. Я порывисто отворилъ дверь и съ такой силой захлопнулъ ее, что весь домъ задрожалъ, — это было все, что я сдѣлалъ. Изъ презрѣнія ко мнѣ не взялъ онъ и тѣхъ шестнадцати ёръ, которыя я ему далъ. Я нашелъ ихъ на томъ стулѣ, на которомъ онъ сидѣлъ. И я былъ такъ взбѣшенъ и чувствовалъ себя до того униженнымъ, что оставилъ ихъ лежать цѣлый день на стулѣ, такъ какъ я все надѣялся, что онъ придетъ, и тогда пусть онъ увидитъ, что я ихъ не трогалъ.

Спустя нѣкоторое время я узналъ, что онъ побывалъ и у моихъ хозяевъ и велъ себя тамъ престранно. Мой хозяинъ, служившій въ полиціи, прямо-таки объявилъ, что не желаетъ имѣть съ нимъ никакого дѣла и что на него онъ произвелъ впечатлѣніе не совсѣмъ нормальнаго человѣка. Между прочимъ, этотъ навязчивый господинъ хотѣлъ во что бы то ни стало купить у него старинный голландскій мѣдный кофейникъ, который какъ разъ стоялъ тогда на плитѣ, и выказалъ сильное неудовольствіе, когда не согласились исполнить его желаніе.