Люси Монтгомери - Рилла из Инглсайда

и была уверена, что говорит искренне. Если бы она была мальчиком, она тоже записалась бы добровольцем! У нее не было ни малейшего сомнения в этом.

Она спрашивала себя, не слишком ли отвратительно с ее стороны радоваться, что Уолтер не оправился после тифа так быстро, как им раньше того хотелось.

«Я не вынесла бы, если бы Уолтер пошел на войну, — писала она в своем дневнике. — Я всей душой люблю Джема, но Уолтер значит для меня больше, чем любой другой человек на свете, и я умерла бы, если бы ему пришлось стать солдатом. Он так изменился в последние дни. Со мной почти не разговаривает. Я полагаю, он тоже хотел бы записаться добровольцем и страдает оттого, что здоровье ему не позволяет. Он нигде не появляется в обществе Джема и Джерри. Мне никогда не забыть лицо Сюзан, когда она впервые увидела Джема в военной форме. Оно задрожало и исказилось, словно она собиралась заплакать, но сказала она лишь: «Ты, Джем, выглядишь в этой форме почти как мужчина». Джем засмеялся. Он не обижается, так как понимает, что Сюзан все еще считает его ребенком.

Кажется, что все в доме, кроме меня, трудятся. Я хотела бы, чтобы нашлось занятие и для меня, но, похоже, нет ничего такого, чем я могла бы помочь. Мама, Нэн и Ди постоянно при деле, и лишь я хожу как неприкаянная. Но мне особенно больно видеть, как улыбаются мама и Нэн — кажется, что эти улыбки надеты точно маски. Мамины глаза теперь никогда не смеются. От этого у меня такое чувство, словно мне тоже не следует смеяться… словно желание смеяться — признак испорченности. А мне так трудно постоянно удерживаться от смеха, даже несмотря на то, что Джем собирается стать солдатом. Но и тогда, когда я смеюсь, смех не доставляет мне того удовольствия, какое доставлял прежде. Есть под всем внешним что-то, что продолжает причинять мне боль… особенно когда я просыпаюсь среди ночи. Тогда я плачу, так как ужасно боюсь, что Китченер прав и война будет длиться годами, и Джема могут… но нет, я не напишу этого слова. Если бы я написала его, у меня возникло бы такое чувство, словно этому действительно предстоит случиться. На днях Нэн сказала: «Ни для кого из нас ничто в жизни уже никогда не будет прежним». Эти ее слова вызвали мятежное чувство в моей груди. Почему жизнь не станет такой, как прежде… когда все кончится и Джем и Джерри вернутся? Мы все опять станем счастливыми и веселыми, а эти дни будут казаться дурным сном.

Теперь приход почтальона — самое волнующее событие дня. Папа просто выхватывает у него газету — я никогда прежде не видела, чтобы папа что-нибудь у кого-нибудь выхватывал, — а мы все, столпившись вокруг, читаем заголовки через его плечо. Сюзан заявляет, что не верит и никогда не поверит ни единому слову из газетной трескотни, но всегда выходит из кухонной двери и внимательно слушает, а потом снова уходит в кухню, качая головой. Она постоянно в страшном негодовании, но готовит все любимые блюда Джема и даже не подняла никакого шума, когда обнаружила Понедельника спящим на кровати в комнате для гостей — прямо на вязаном покрывале с узором из листьев яблони, подарке миссис Рейчел Линд.

— Один Всевышний знает, где в скором времени будет спать твой хозяин, бедное ты бессловесное создание, — пробормотала она, спокойно выпроваживая его из комнаты.

Но к Доку она все так же безжалостна. Уверяет, будто Док, едва лишь увидел Джема в военной форме, тут же превратился в Мистера Хайда, и, на ее взгляд, это вполне достаточное доказательство того, что собой представляет этот кот на самом деле. Сюзан такая смешная, но она наш лучший друг. Ширли говорит, что она наполовину ангел, а наполовину отличная кухарка. Но, с другой стороны, надо учесть, что Ширли — единственный из нас, на кого она никогда не ворчит.

Фейт Мередит держится великолепно. Я думаю, она и Джем теперь по-настоящему помолвлены. Она ходит с сияющими глазами, но ее улыбки немного чопорные и крахмальные — совсем как у мамы. Я спрашиваю себя, могла бы я держаться так мужественно, если бы У меня был любимый и ему предстояло уйти на войну. Ужасно тяжело, даже когда уходит брат. Миссис Мередит говорит, что маленький Брюс проплакал целую ночь, после того как услышал, что Джем и Джерри идут на войну. А еще он спросил, кто такой «Г. X.» [20] Граф Хартумский — титул, полученный лордом Китченером за успехи, которых достигли английские войска под его командованием в ряде военных действий в Судане и Египте (1882–1899). , о котором упомянул его отец; не Господь ли Христос? Он премилый малыш. Я так люблю его… хотя я вообще не очень люблю детей. А уж младенцев и вовсе не люблю… хотя, когда я говорю об этом вслух, люди смотрят на меня так, словно я сказала что-то совершенно ужасное . Ну, не люблю я их — что поделаешь? — и приходится честно это признать. Я не против посмотреть на славного, чистенького младенца, если его держит на руках кто-нибудь другой… но я ни за что не притронулась бы к нему, да и не вызывает он у меня ни капли настоящего интереса. Гертруда Оливер говорит, что у нее точно такое же чувство. (Она самая правдивая особа из всех, кого я знаю. Она никогда не притворяется.) Она говорит, что дети наводят на нее скуку, пока не подрастут настолько, чтобы начать говорить, и тогда уже они ей нравятся… но не особенно. Мама, Нэн и Ди обожают младенцев и считают меня странной из-за того, что я к ним равнодушна.

Кеннета со дня вечеринки на маяке я ни разу не видела. Он заходил к нам однажды вечером, вскоре после возвращения Джема, но меня не оказалось дома. Думаю, он вообще не вспоминал обо мне в разговоре… во всяком случае, никто мне ничего такого не сказал, а я твердо решила, что сама ни о чем не спрошу … и мне совершенно все равно. Теперь для меня все такие дела не имеют абсолютно никакого значения. Имеет значение только то, что Джем поступил добровольцем на военную службу и через несколько дней отправляется в Валкартье [21] Валкартье — местность в 25 км к северу от Квебека; с августа 1914 г. военный лагерь, где готовили солдат для Канадского экспедиционного корпуса. . Мой замечательный старший брат Джем! О! Как я горжусь им!

Я предполагаю, что Кеннет тоже записался бы добровольцем, если бы не его нога. Мне кажется, тут вмешалось Провидение. Он единственный сын у матери, и можно представить, как ужасно чувствовала бы она себя, если бы он стал солдатом. Единственные сыновья не должны даже думать о том, чтобы отправиться на войну!»

Неподалеку от камня, на котором сидела Рилла, появился Уолтер — он брел через долину, склонив голову и заложив руки за спину. Заметив Риллу, он резко отвернулся, словно хотел уйти, но затем также резко обернулся и подошел к ней.