Люси Монтгомери - Рилла из Инглсайда

Наконец он все-таки кончился. Олив Керк подбежала к ней и с восторгом сообщила, что они собрали сотню долларов.

— Очень хорошо, — машинально сказала Рилла.

Затем она ушла от всех них… о, слава Богу, она ушла… Уолтер ждал ее у двери. Он молча взял ее под руку, и они вместе пошли по залитой лунным светом дороге. В болотах распевали лягушки; тускло освещенные, посеребренные луной знакомые поля тянулись вокруг. Весенняя ночь была прелестной и волнующей. У Риллы было такое чувство, словно самой своей красотой ночь наносит оскорбление человеческому страданию. Она всегда будет ненавидеть лунный свет.

— Ты уже знаешь? — спросил Уолтер.

— Да. Ирен мне сказала, — ответила Рилла сдавленным голосом.

— Мы не хотели, чтобы ты узнала об этом раньше, чем кончится концерт. Когда ты вышла, чтобы сыграть марш фей, я понял, что ты уже все знаешь. Сестренка, я вынужден был сделать это. С тех пор как была потоплена «Лузитания», я не мог оставаться в ладу с самим собой. Когда я рисовал в воображении тела тех мертвых женщин и детей в безжалостной, холодной морской пучине… ну, сначала мне просто тошно стало жить. Я хотел уйти из мира, где могло такое произойти… отряхнуть его ненавистный прах с моих ног навсегда. Тогда я понял, что мне придется пойти на фронт.

— Там… достаточно солдат… без тебя.

— Дело не в этом, Рилла-моя-Рилла. Я иду на войну ради самого себя… чтобы сохранить живой мою душу. Она сожмется и станет чем-то маленьким, жалким и безжизненным, если я не пойду. Это было бы хуже, чем слепота и увечье и все то, чего я боялся.

— Тебя могут… убить, — Рилла чувствовала отвращение к самой себе, произнося эти слова… она знала, что говорить так — проявление слабости и трусости… но она совсем потеряла присутствие духа после страшного напряжения этого вечера.

процитировал Уолтер. — Не смерти я боюсь… я давно говорил тебе об этом. Может оказаться так, что человек платит чересчур высокую цену просто за жизнь, сестренка. В этой войне так много мерзости … я должен пойти и помочь очистить от нее мир. Я иду сражаться за красоту жизни, Рилла-моя-Рилла… это мой долг. Возможно, есть более высокий долг… но мой долг таков. Это мой долг перед жизнью и перед Канадой, и я должен исполнить его. Рилла, в этот вечер я впервые с того дня, как Джем ушел на фронт, вновь обрел самоуважение. Теперь я мог бы написать стихотворение, — засмеялся Уолтер. — А ведь я был не в состоянии написать ни строчки с прошлого августа. В этот вечер я полон вдохновения. Сестренка, будь стойкой… ты держалась так мужественно, когда провожала Джема.

— Это… другое, — Рилле приходилось делать паузу после каждого слова, чтобы подавить рвущиеся из груди рыдания. — Я люблю Джема… конечно… но, когда он… ушел… мы думали, что… война… скоро кончится… а ты… для меня всё , Уолтер.

— Ты должна быть мужественной, чтобы помочь мне , Рилла-моя-Рилла. Я сегодня возбужден… опьянен восторгом победы над самим собой… но не избежать и других моментов, когда все будет иначе… тогда мне понадобится твоя поддержка.

— Когда… ты… уезжаешь? — Она должна была сразу узнать худшее.

— Еще неделю пробуду здесь… затем мы поедем в Кингспорт, в учебный лагерь. Я предполагаю, что нас отправят в Европу в середине июля… но точно еще не знаем.

Неделя… всего лишь еще одна неделя с Уолтером! Слишком юная и неопытная, она не представляла, как сможет жить дальше.

Когда они вошли в ворота Инглсайда, Уолтер остановился в тени старых сосен и привлек к себе Риллу.

— Рилла-моя-Рилла, в Бельгии и Фландрии были такие же милые и невинные девушки, как ты. Ты… даже ты… знаешь, какова была их участь. Мы должны сделать все, чтобы такое никогда, пока существует этот мир, не смогло повториться. Ты ведь поможешь мне?

— Я постараюсь, Уолтер, — сказала она. — О, я обещаю, что постараюсь.

И когда она прильнула к нему и уткнулась лицом в его плечо, ей уже было ясно, что все решено. Там и тогда она смирилась с этим. Он должен уйти на войну… ее прекрасный Уолтер с его прекрасной душой, мечтами, идеалами. И она всегда знала, что рано или поздно это случится. Она видела, что эта разлука приближается… приближается… приближается… как видят черную тень тучи, набегающую на солнечный луг, быстро и неотвратимо. Ей было мучительно тяжело, но вместе с тем в глубине души она испытывала странное чувство облегчения: прошла та чуть заметная боль, в существовании которой она не желала признаваться самой себе. Теперь никто… никто не сможет сказать, будто Уолтер уклоняется от военной службы.

В ту ночь Рилла не спала. Вероятно, не спал и никто другой в Инглсайде, кроме Джимса. Тело растет медленно и постоянно, но душа растет стремительно и скачками. Она может достичь своего полного развития за один час. С той ночи душа Риллы Блайт была уже душой женщины — она обрела способность к глубоким переживаниям, силу и стойкость.

Когда пришел горький рассвет, Рилла поднялась с постели и подошла к окну. Перед ним росла большая яблоня, громадный пышный конус из розовых соцветий. Уолтер посадил ее много лет назад, когда был маленьким мальчиком. Над Долиной Радуг тянулась гряда облаков, о которую, как о берег, разбивались небольшие волны первого света утренней зари. Над этой грядой сияла далекой, холодной красотой одинокая звезда, все еще медлившая на небе. Почему в этом мире весенней прелести приходится так терзаться сердцам?

В следующую минуту Рилла почувствовала себя в чьих-то спасительных, ласковых объятиях. Это была мама… бледная, с огромными глазами.

— О, мама, как тебе удается выносить эту боль? — воскликнула Рилла.

— Рилла, дорогая, я еще несколько дней назад поняла, что Уолтер собирается записаться добровольцем. Так что у меня было время, чтобы… взбунтоваться, а потом постепенно смириться с неизбежным. Мы должны отпустить его. Это Зов более могучий и настойчивый, чем зов нашей любви… Уолтер откликнулся на него. Мы не должны делать еще тяжелее приносимую им жертву.

— Мы приносим б ольшую жертву, чем он, — горячо воскликнула Рилла. — Наши мальчики жертвуют только собой. Мы жертвуем ими.

Прежде чем миссис Блайт успела ответить, в комнату заглянула Сюзан, никогда не обременявшая себя такими излишествами этикета, как стук в дверь. Глаза у нее были подозрительно красными, но она лишь сказала:

— Я могу принести вам завтрак сюда, миссис докторша, дорогая.

— Нет-нет, Сюзан. Мы все сейчас спустимся к столу. Вы знаете… что Уолтер записался добровольцем?