Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

При виде этой некогда сварливой, жестокой и сухой женщины, вечно ссорившейся сначала со старшей сестрой, а потом с мужем и теперь превратившейся в покорную, дрожащую от страха старушонку, у Матье болезненно сжалось сердце. Долгое время она держала Бенара в повиновении, готовая по любому поводу пустить в ход ногти, заставляя мужа выполнять любой свой каприз. А теперь сама тряслась от каждого в сердцах сказанного им слова. Утратив свой пол, она утратила волю, способность к труду, превратилась в жалкую тряпку. И подумать только, что эта больная вошла в анналы медицины, ее случай называли сказочной удачей, чудом доктора Года, который гордился тем, что спас от верной смерти эту работницу, честную замужнюю женщину, и возвратил ее мужу и детям еще более здоровой и крепкой, чем раньше. И как же прав был Бутан, утверждая, что только проверка временем дает право судить о подлинных результатах этих «блестящих» и «чудодейственных» операций!

Сесиль с присущей ей трогательной нежностью перецеловала своих племянников, которые наперекор всему благополучно росли в этой распавшейся семье. Слезы выступили на ее глазах, и она, как только г-жа Жозеф вернула работу, поспешила уйти и увела с собой Матье.

Уже на улице она сказала:

— Благодарю вас, господин Фроман, я дойду пешком… Ох, какой ужас! Не зря я вам говорила, что мы будем жить, как в раю, в нашей тихой комнатке, которую вы по своей доброте помогли нам снять.

На заводе Матье сразу прошел в цехи, но не получил никаких сведений о молотилке, хотя заказал ее еще несколько месяцев назад. Ему сказали, что сын хозяина, г-н Морис, ушел по делам, а без него никто не мог дать определенного ответа, тем более что сам хозяин уже с неделю не показывается на заводе. В конце концов Матье удалось узнать, что Бошен-старший только что возвратился из поездки и, должно быть, находится наверху вместе с супругой. Тогда Матье решил подняться к Бошенам, не столько ради того, чтобы справиться о молотилке, сколько для того, чтобы разрешить мучивший его вопрос, возникший в связи с возвращением в отчий дом Блеза — одного из близнецов. Этот девятнадцатилетний юноша, только что окончивший курс в лицее, собрался жениться на девушке без всякого состояния, Шарлотте Девинь, в которую был влюблен чуть ли ни с детства. Растроганные родители не пожелали огорчать его отказом, тем более что видели в сыне святую беспечность, некогда свойственную им самим. Но для того, чтобы он мог жениться, его надо было пристроить к делу. Дени, второй из близнецов, поступил в высшую специальную школу, а Блеза г-н Бошен, который был в курсе дела, охотно соглашался взять к себе на работу, радуясь, что может таким образом засвидетельствовать свое восхищение перед растущим благосостоянием милейших кузенов, как он называл Матье и Марианну.

Когда Матье ввели в маленькую желтую гостиную Констанс, он застал у нее г-жу Анжелен; дамы только что вернулись от акушерки и пили чай. Вероятно, неожиданный приезд Бошена прервал задушевную беседу подруг. Он отлучился под предлогом кратковременной деловой поездки, а на самом деле вернулся домой после очередного любовного похождения с какой-то блондинкой, знакомство с которой свел просто на улице, и теперь докучал дамам своими шумными россказнями; еще не совсем протрезвевший, с заплетающимся языком и припухшими, лихорадочно блестевшими глазами, он без всякого стеснения упивался радостями жизни.

— О, дорогой друг! — воскликнул он. — Я здесь рассказываю дамам о моей поездке в Амьен… Там готовят потрясающий утиный паштет…

Когда же Матье заговорил с ним о Блезе, Бошен рассыпался в любезных заверениях: это дело решенное, пусть юноша приходит, для начала он пристроит его к Моранжу, чтобы Блез вошел в курс заводских дел. Бошен пыхтел, кашлял, распространяя вокруг запах табака, алкоголя и мускуса, — этот запах он принес с собой от девок, с которыми провел несколько дней. Как и обычно при людях, супруга приветливо улыбалась мужу; когда же г-жа Анжелен отворачивалась, она бросала на него взгляды, полные отчаяния и отвращения.

Бошен, продолжая болтать, признался, что он понятия не имеет, как обстоят дела с молотилкой, заказанной Матье, и тут только Матье заметил, как настороженно и внимательно прислушивается к их разговору Констанс. Уже само поступление Блеза на завод встревожило ее; ее мучило также, что муж, как оказалось, не в курсе происходящего на заводе; и вдруг передней вновь встал образ Норины с ребенком на руках, и под свежим впечатлением от всего только что виденного она испугалась нового сговора между обоими мужчинами. А Матье, угадавший сомнения Констанс, стал рассказывать о результатах операций доктора Года, о встрече с Сесиль, а затем о своем посещении Эфрази. Женщины пришли в ужас, а Бошен, которого привели в приятное волнение эти щекотливые детали, шутливо требовал от дражайшего кузена все новых и новых подробностей. Вдруг Констанс с облегчением воскликнула:

— А вот и Морис!

Это вернулся ее сын, ее единственное божество, предмет ее нежной любви, ее гордости, наследный принц, которому завтра суждено стать королем, спасти гибнущее королевство и воздать матери по заслугам, озарив ее лучами своей славы. В свои девятнадцать лет он, красивый, высокий, сильный, казался ей непобедимым, как легендарный рыцарь. Когда же он рассказал, что с успехом уладил одну злополучную сделку, неудачно затеянную отцом, она живо представила себе, как он, одерживая победу за победой, спасает пришедший в упадок завод. И торжество ее достигло апогеи, когда Морис пообещал, что молотилка будет готова к концу недели.

— Выпил бы ты чашку чая, дружочек. Ты слишком перегружаешь себя заботами, чай тебя освежит.

Он согласился и весело добавил:

— Ты знаешь, меня только что чуть не раздавил омнибус на улице Риволи.

Констанс вдруг побледнела, чашка выскользнула у нее из рук. О, боже праведный! Неужели счастье ее зависит от любой случайности? И хотя страшная угроза миновала, ее до мозга костей пронизал леденящий трепет, шедший неизвестно откуда.

— Глупышка, — сказал Бошен, раскатисто смеясь, — раз он сообщил тебе об этом, значит, он раздавил омнибус, а не его раздавило. О, бедняжка Морис, ну и насмешила нас мама! Вот я, как видите, совершенно спокоен, я-то знаю, на каких дрожжах тебя замесили.

В этот день г-жа Анжелен возвращалась в Жанвиль вместе с Матье. В вагоне, где они оказались одни, слезы снова, без всякой видимой причины, брызнули у нее из глаз. Она извинилась и прошептала словно в забытьи:

— Иметь ребенка и потерять его… О, какое страшное горе! И все же ребенок появляется на свет, растет, приносит родителям беспредельную, неповторимую радость! Но когда ребенка нет и никогда, никогда не будет… Ах, лучше любые страдания, самые страшные муки, чем ничего!