Джозеф Конрад - На отмелях

— Сколько зарядов положить вам, сэр? — спросил стюард, когда Лингард взял у него пистолеты и пробовал курки, положив свежие пистоны.

— На этот раз ничего не надо, стюард.

Мулат подал ему красный шелковый платок, записную книжку, портсигар. Лингард повязал платок вокруг шеи, по-видимому решив одеться так, как он обычно одевался во время экскурсий на берег. Он даже посмотрел, положены ли сигары в портсигар.

— Шляпу, сэр? — спросил мулат.

Лингард нахлобучил шляпу на голову.

— Слушайся эту леди, стюард, пока я не вернусь. Эта каюта ее, слышишь?

Он приготовился идти, но ноги его точно прилипли к полу., - Я еду с вами, — вдруг объявила миссис Треверс непоколебимо-решительным тоном.

Лингард не взглянул на нее, даже не поднял глаз. Он не сказал ничего. И только после того, как Картер воскликнул:

— Это невозможно, миссис Треверс! — Лингард, не двинувшись с места, прошептал про себя: «Конечно».

Миссис Треверс натянула на голову капюшон, и лицо ее в рамке черной ткани стало неестественно белым; только фиолетово-синие глаза ее загадочно темнели на этой режущей белизне. Картер порывисто шагнул вперед.

— Вы не знаете этого человека, — почти закричал он.

— Я знаю его, — сказала она и, видя в лице Картера упрек и недоверие, медленно и отчетливо произнесла: — Я уверена, что в его жизни нет ни одной мысли, ни одного действия, которых бы я не знала.

— Правда, правда! — пробормотал Лингард.

Картер со стоном всплеснул руками.

— Отойдите, — прозвучал над его ухом голос, похожий на ворчание грома, и руку его сжали так, что затрещали кости. Картер вырвался.

— Миссис Треверс, отойдите! — воскликнул он. Но оба они уже исчезли в открытую дверь, и даже шум их шагов замер в от далении. Картер дико озирался кругом, словно ища помощи.

— Кто этот человек, стюард? Кто этот сумасшедший дья вол? — спрашивал он вне себя.

Холодный философский тон ответа смутил его.

— Не мое дело об этом беспокоиться, сэр, да, я думаю, и не ваше.

— Как не мое! — закричал Картер. — Да ведь он увез леди!

Стюард критическим взором окинул лампу и привернул фи тиль.

— Вот так, — промямлил он.

— Господи! Но что же мне делать? — продолжал Картер, смотря на Хассима и Иммаду, которые шептались и ответили ему невидящим взглядом.

Он ринулся на палубу. Ночь, точно подстерегавшая, разом ослепила его. Он споткнулся обо что-то мягкое, пихнул ногой что-то твердое и бросился к поручню.

— Вернитесь! — кричал он. — Вернитесь, капитан! Миссис Треверс! Или позвольте мне ехать с вами.

Он прислушивался. Свежий ветер обвевал ему щеки. На глазах у него словно лежала черная повязка.

— Уехали… — простонал он, совершенно подавленный, и вдруг услышал издали голос миссис Треверс.

— Защищайте бриг, — донеслось до него. Повелительная грусть, сквозившая в этих словах, раздавшихся из безбрежности темной вселенной, пронзила дрожью все фибры его тела.

— Защищайте, защищайте бриг…

— Не сделаю ни черта, если вы не вернетесь, — в отчаянии закричал Картер. — Миссис Треверс…

— …как если бы… я сама… была… на бриге… — продолжал в восходящей каденции удалявшийся голос, слабый, но чудесно отчетливый и повелительный.

Картер больше не кричал. Сначала он еще пытался различить во тьме очертания лодки, но скоро отказался и отошел от поручня. От тяжести его шагов царивший на палубе тяжелый мрак как будто заколебался, словно лужа, в которую ступили, поплыл в сторону, стал расслаиваться. Темные пятна отбегали назад и увертывались в сторону, торопливо шаркали голые ноги, слышались замиравшие голоса.

— Малайцы! — проговорил Картер. — Весь бриг на ногах.

С минуту он прислушивался к храпу белых матросов, спавших рядами, головами к корме. У самых его ног завизжала черная собака, привязанная к кольцу, забрякала цепочкой, зацарапала когтями, точно тоскуя в незнакомой обстановке и прося человеческого внимания. Картер нагнулся и почувствовал, что его лизнули в лицо.

— Алло, старина! — Картер, потрепав шерстистые бока, погладил гладкую голову. — Славный пес, Ровер! Ложись, ну, ложись же, собачка! Ты не понимаешь, куда попал? — Собака присмирела. — Ну и я тоже не понимаю, — прошептал он.

Таким натурам, как Картер, помогает то, что они терпеть не могут ломать голову над сложными вопросами. Он сказал себе, что скоро все выяснится, и этим положил конец дальнейшим думам. Если бы он был старше, он понял бы, что при данных обстоятельствах он бессилен; но он был лишком молод, чтобы составить себе общую картину и взглянуть на все со стороны. Все эти непонятные события очень озабочивали его, но ведь, с другой стороны, у него был ключ от порохового склада, да и к Лингарду он чувствовал невольную симпатию. В этом последнем отношении его мнение окончательно установилось, а это значительно облегчало решение, особенно после того мучительного душевного борения, которое он недавно испытывал. Когда он вместе с Шо спустился в каюту, он не мог подавить чувства радости и даже слегка улыбнулся насмешливой улыбкой.

— Уехал, говорите вы? И увез с собой леди? — громко рассуждал Шо, стоя в дверях. — Что же, нисколько не удивляюсь. Чего ж иного и ожидать от человека, который оставляет судно на рейде и не только не дает инструкций своему помощнику, но не удостаивает его ни единым словом. Да еще ночью. Это ясно показывает, что это за гусь. Разве так обращаются со старшим помощником? Он, должно быть, взъерепенился из-за маленькой стычки, которая у нас произошла как раз перед вашим приездом. Я врезал ему правду-матушку… Ну, да все равно. Есть закон, и этого для меня достаточно. Пока его нет, я здесь капитан. И если в скором времени он не угодит в ту или иную тюрьму ее величества, я вам разрешаю называть меня голландцем. Помните мои слова.

Шо с видом хозяина прошел к столу, сел и медленно, самодержавным оком оглядел каюту. Вдруг глаза его окаменели от негодования и изумления, и, тыкая своим толстым, трясущимся пальцем, он хрипло воскликнул:

— Негры! В салоне! В салоне!

Казалось, он лишился дара речи. Все время, что он был в каюте, Хассим глядел на него в задумчивом и выжидательном молчании.

— Я этого не допущу, — продолжал он искренним голосом. — Черт возьми! Я слишком уважаю себя!

Он решительно поднялся с места, и глаза его, преисполненные строгости и важности, чуть не выкатились из орбит.

— Вон отсюда! — заорал он вдруг, делая шаг вперед.

— Что вы такое делаете, мистер? — вмешался стюард, всовывая голову в дверь. — Это друзья капитана.

— Укажи мне твоих друзей, и я тебе скажу… — начал было Шо наставительно, но вдруг перешел в увещательный тон: — Не суй свою рожу куда не надо, судомой. Они не мои друзья. Я но бродяга. Я знаю, что мне надо. Вон! — зашипел он свирепо.