Джозеф Конрад - На отмелях

Он вторично подчинился ее желанию сопутствовать ему. Ведь даже если бы дело приняло плохой оборот, с ним и Иоргенсоном она была бы в большей безопасности, чем здесь, на «Эмме», под защитой нескольких малайских воинов. Лингард подумал, что надо бы захватить пистолеты, которые он намеренно оставил на судне, ибо считал, что на важное совещание лучше ехать совсем безоружным. Пистолеты лежали тут же, на поручне, но он, в конце концов, не взял их. Четыре выстрела все равно ничему не помогут. Они не помогут, если рушится создаваемый им мир. На счет этого он, однако, ничего не сказал миссис Треверс, но занялся тем, чтобы изменить ее наружность. Перед миссис Треверс открыли хранившийся в рубке матросский сундук, и она с интересом стала рассматривать его содержимое. Лингард протянул ей коленкоровую накидку с застежками из драгоценных камней, какую носят малайские женщины. Эту накидку миссис Треверс должна была надеть поверх своего европейского костюма. Миссис Треверс молча подчинилась. Затем Лингард вытащил длинный белый шелковый шарф, вышитый по краям и на концах, и попросил ее закутать им голову так, чтобы не видно было ничего, кроме глаз.

— Мы ведь едем к магометанам, — объяснил он.

— Понимаю. Вы хотите, чтобы я имела респектабельный вид, — пошутила она.

— Дело в том, миссис Треверс, что большинство здешних жителей, а главари и подавно, ни разу в жизни не видали белой женщины. Но, может быть, вам больше нравится один из тех шарфов? Их тут целых три.

— Нет, этот достаточно хорош. Все они очень роскошны. Очевидно, принцессу надо отправлять в ее страну в наивозможном великолепии. Какой вы заботливый человек, капитан Лингард! Это дитя было бы очень растрогано, если бы оно знало о ваших приготовлениях… Ну, что же, так хорошо?

— Да, хорошо, — отвечал Лингард, отводя глаза в сторону.

Миссис Треверс последовала за ним в лодку. Малайцы молча уставились на нее. Иоргенсон, угловатый и застывший, не подавал никаких признаков жизни, даже не шевелил глазами. Лингард усадил ее у руля и сел рядом.

Жгучее солнце светило так, что в блеске его исчезали все цвета.

Лодка быстро плыла по блистающей поверхности лагуны и скоро пристала к коралловому берегу бухты, похожему на раскаленный добела металлический полумесяц. Все трое вышли. Иоргенсон важно раскрыл над головой миссис Треверс белый зонтик, и она шла между двух мужчин, ошеломленная, как бы во сне, и ощущая землю только подошвами. Все было тихо, пусто, раскаленно, фантастично. Когда открылись ворота ограды, она заметила молчаливую, настороженную толпу, массу бронзовых тел, задрапированных в цветные ткани. Люди теснились под тенью трех высоких лесных великанов, оставленных внутри палисада. Под их широкими ветвями холодно поблескивали широкие клинки пик, украшенных пучками из конского волоса.

Слева несколько строений на сваях с длинными верандами и огромными крышами высоко вставали над толпой и, словно рея в ярком свете, казались менее вещественными, чем их тяжелые тени. Лингард, указывая на одно из самых небольших строений, сказал вполголоса:

— Здесь я прожил две недели, когда в первый раз был у Белараба, — и миссис Треверс еще живее ощутила, что все это — сон, когда заметила за перилами веранды две фигуры в кольчугах и в остроконечных шлемах с белыми и черными перьями, на страже запертой двери. Неподалеку стояла высокая скамья, покрытая турецким ковром. Лингард провел к ней миссис Треверс. Иоргенсон спокойно закрыл зонт. И как только она уселась между своими двумя спутниками, вся толпа разом пала ниц, и в глубине двора она увидела одинокого человека, прислонившегося к гладкому стволу дерева.

Его голова была повязана белою тканью, концы которой спускались ему на грудь, обрамляя худое, смуглое, с большими глазами лицо. Полосатый шелковой плащ спускался до самых ног, и в отдалении он казался высоким и таинственным; его прямая и небрежная поза дышала самоуверенностью и силой.

Лингард, слегка нагнувшись, шепнул на ухо миссис Треверс, что этот человек, державшийся вдали и игравший, по-видимому, главную роль, был Даман, вождь илланунов, тот самый, который приказал захватить пленников. Два диких полуобнаженных человека, покрытые украшениями и амулетами, повязанные красно-золотыми платками и сидевшие у его ног с обнаженными мечами на коленях, были пангерансы, которым он поручил исполнить приказ и привести пленников в лагуну. Два воина в кольчугах, стоявшие на страже у дверей небольшого дома, были телохранители Белараба, появлявшиеся только в исключительных случаях. Их присутствие указывало на то, что пленники находятся у Белараба, и это было хорошим признаком, пока что. К сожалению, сам великий вождь отсутствовал.

Лингард принял официальную позу. Миссис Треверс стала смотреть на большой двор с бесконечными рядами сидевших на земле людей. У нее слегка закружилась голова.

Толпа замерла. Даже глаза, затененные пестрыми головными платками, остановились. На фоне сверкающей лагуны и бледного раскаленного неба четко выделялся черный силуэт пальмы. Миссис Треверс удивлялась, почему нет Хассима и Иммады. Впрочем, девушка могла быть где-нибудь в доме, вместе с женщинами Белараба.

Вскоре принесли другую скамейку, на которую уселись пять человек с круглыми, важными лицами, одетые в роскошные шелковые и бархатные, шитые золотом плащи. Руки их покоились на коленях; один из них, облаченный в белый плащ и большой почти черный тюрбан, наклонился вперед и сидел, опершись головой на руку. Щеки его были впалые, и глаза не отрывались от пола, словно боясь взглянуть на неверную женщину.

Вдруг по толпе пробежал тихий шепот. Лингард выпрямился и принял бесстрастно-внимательную позу. Переговоры начались; велись они тихим голосом, в полутонах, с длинными паузами. Все воины неподвижно сидели на земле и только стоявшая вдали фигура Дамана высилась над всем собранием. Но и у Дамана миссис Треверс не могла подметить никаких жестов. И раздававшийся вокруг нее певучий шепот окутывал все окружающее атмосферой мира и спокойствия.

Она не понимала ни одного слова, и это почему-то успокаивало ее. Иногда наступало молчание, и Лингард шептал:

— Дело не так-то легко.

Тишина была такая мертвая, что можно было слышать шелест голубиных крыльев в ветвях высоких деревьев. Затем вдруг начинал речь один из сидевших на скамье, и полная неподвижность лица делала его слова еще более загадочными. Только настороженное выражение глаз показывало, что говоривший обращался не к самому себе, а к Лингарду, время от времени бросавшему в ответ несколько слов, то с серьезным выражением лица, то с улыбкой. Обычно вслед за этим среди присутствующих раздавался шепот, означавший как будто одобрение, и снова воцарялось задумчивое молчание, и толпа казалась еще более застывшей, чем раньше.