Джозеф Конрад - Победа

Перед Гейстом, словно стена, вырисовывался уже полный темноты лес. Тем не менее он продолжал наблюдать за опушкой, особенно в том месте, где деревья скрывали начало мола. С тех пор как молодая женщина заметила между деревьями белую фигуру, он был почти уверен в том, что за ними следил секретарь мистера Джонса. Без сомнения, негодяй шел за ними до их выхода из леса, но теперь он вынужден был выйти на поляну перед бунгало, если не хотел вернуться назад, чтобы попасть на поперечную тропинку, сделав, таким образом, значительный крюк. Одно время Гейсту действительно показалось, что он заметил какое-то движение между деревьями, но все тотчас успокоилось. Тем не менее он продолжал вглядываться в тень, но тщетно. Почему он интересуется действиями этих людей? Почему это глупое беспокойство о предварительных приемах, когда развязка застанет его безоружным?

Он отвернулся и вошел в комнату. В ней царила уже полная темнота. Сидя у двери, Лена не шевельнулась, не произнесла ни слова. В темноте белела постланная на стол скатерть. Прирученное двумя бродягами животное начало свою службу в отсутствие Гейста и Лены. Стол был накрыт. Гейст ходил некоторое время взад и вперед по комнате. Молодая женщина сидела в кресле, молча и неподвижно. Но когда Гейст, поставив на стол оба серебряных канделябра, чиркнул спичкой, чтобы зажечь свечи, она внезапно поднялась и прошла в спальню. Она сняла шляпу и почти сейчас же вернулось, Гейст взглянул на нее через плечо.

— К чему отдалять роковой час? Я зажег свет, чтобы дать им знать о нашем возвращении. Быть может, все-таки за нами не следили, по крайней мере, во время пути, так как, без сомнения, видели, когда мы выходили из дому.

Молодая женщина села. Ее густые волосы казались совершенно черными над ее бледным лицом. Она подняла глаза, кроткое сияние которых казалось при свете свечей неясным призывом и производило странное впечатление слепой невинности.

— Да, — проговорил Гейст, опираясь концами пальцев на девственно белую скатерть, — это существо с челюстью допотопного животного, поросшее щетиной, как мастодонт, и скроенное, как доисторический орангутанг, накрывало здесь на стол. Ьодрствуете ли вы, Лена? Не сплю ли я сам? Я бы ущипнул се- 6я, если бы не знал заранее, что ничто не рассеет этого кошмара. Три прибора! Вы знаете, что должен прийти тот, который пониже, джентльмен, у которого овал лица и движения плеч мри ходьбе напоминают ягуара. Ах, вы не знаете, что такое ягуар? Но вы успели хорошо разглядеть этих двух людей. Тот, что пониже, будет нашим гостем.

Она кивком головы сделала знак, что понимает. Слова Гейста вызывали перед нею образ Рикардо. Внезапная слабость парализовала ее члены, словно физический отзвук борьбы с этим человеком. Испуганная этим ощущением, она сидела неподвижно, готовая молиться вслух о даровании ей сил.

Гейст снова зашагал по комнате.

— Наш гость! Существует пословица, кажется, русская, что с гостем сам бог входит в дом! Священная добродетель гостеприимства! Но нам она приносит мучения, как и всякая другая!

Молодая женщина внезапно встала, выпрямила свое гибкое гело и вытянула руки над головой. Гейст остановился, чтобы посмотреть на нее с любопытством, сделал паузу, потом начал снова:

— Смею думать, что бог не имеет ничего общего ни с таким гостеприимством, ни с таким гостем!

Она встала, чтобы побороть свое оцепенение, чтобы убедиться, будет ли ее тело повиноваться ее воле. Оно повиновалось; она могла стоять на ногах; она могла свободно двигать руками. Не будучи физиологом, она заключила, что это оцепенение исходило от головы, а не от членов. Успокоившись, она мысленно вознесла благодарность небу и прошептала:

— О нет, он заботится обо всем… о самых незначительных вещах. Ничто не может случиться…

— Да, — сказал быстро Гейст, — волос не упадет с головы… вот что вы хотите сказать.

Шутливая улыбка сбежала с добрых губ под величавыми усами.

— О, вы помните, чему вас учили в воскресной школе…

— Да, помню.

Она снова опустилась в кресло.

— Это единственные минуты жалкого счастья, которые я когда-либо испытала в детстве, с двумя дочерьми нашей квартирной хозяйки — вы знаете?

— Я спрашиваю себя, Лена, — сказал Гейст, обретая на время свою ласковую шутливость, — кто вы: малое дитя или же представляете собою нечто древнее, как мир?

Она удивила Гейста, ответив мечтательно:

— Вот как? А вы?

— Я? Я явился позже, гораздо позже… Я не могу выдавать себя за ребенка, но чувствую себя таким «недавним», что мог бы назвать себя человеком последнего часа… или предпоследне го. Я так долго оставался за дверью, что не знаю хорошенько, куда зашли стрелки часов с тех пор… с тех пор, как…

Он взглянул на висевший над головой молодой женщины портрет: Гейст-отец в своей неподвижной суровости, казалось, игнорировал ее существование. Гейст не докончил своей фразы, но скоро заговорил снова:

— Чего следует избегать, так это ложных выводов, милая моя Лена… особенно теперь.

— Вот, вы опять смеетесь надо мной, — проговорила она, не поднимая глаз.

— Я? — возразил он. — Я смеюсь? Нет! Я предостерегаю вас, и только. К черту все это! Каковы бы ни были истины, которые вам преподавали в свое время, среди них есть такая: волос не упадет с головы без воли всевышнего! Это не пустое утверждение, это факт. Вот почему (он снова переменил тон, взяв со стола нож, который тотчас отбросил с презрением), вот почему я бы хотел, чтобы эти дурацкие круглые ножи были заострены. Совершенно дрянной товар: ни острия, ни отточенного лезвия, ни упругости! Мне кажется, такая вилка могла бы служить лучшим оружием в случае надобности. Но не могу же я разгуливать с вилкой в кармане!

Гейст скрипнул зубами с неподдельной и вместе с тем забавной яростью.

— Здесь был когда-то нож для мяса. Но его давно сломали и бросили. Резать здесь нечего. Это было бы, несомненно, прекрасное оружие, но…

Он остановился. Молодая женщина сидела спокойная, пристально глядя в пол; так как Гейст молчал, она подняла на него глаза и сказала задумчиво:

— Да, нож… не правда ли, вам нужен был бы именно нож, в случае… в случае, если…

Он пожал плечами.

— В складах должны быть кирки, но я отдал все ключи вместе… Да потом, вы представляете себе меня разгуливающим с киркою в руке? Ха-ха! Этой удивительной картины было бы, я думаю, достаточно, чтобы подать сигнал к атаке. А, по правде говоря, почему он не подан до сих пор?

— Может быть, они вас боятся, — прошептала она, снова опуская глаза.

— Ей-ей, можно это подумать, — согласился он с задумчивым видом. — Они как будто колеблются по какой-то таинственной причине. Что это с их стороны: осторожность, неподдельный страх или спокойный прием людей, уверенных в своем деле?