Оноре Бальзак - Столетний старец, или Два Беренгельда

Таким образом, замок Беренгельд являл собой мрачное пристанище, где обретались три творения Божьи, бредущие по жизни с единственной целью: не дать угаснуть факелу благочестия, зажженному бывшим иезуитом, который поддерживал его горение сообразно интересам церкви, а значит, и своим собственным. Как и все, кто стоит у кормила власти, отец Люнаде ревниво относился к своему авторитету; именно поэтому он, не будучи господином, готов был сражаться со всеми, кто, по его мнению, мог бы настроить хозяев замка сбросить его иго. Итак, из-за слабодушия господ и дерзости слуг жизнь в замке Беренгельд была заполнена домашними интригами, мелкими дрязгами и тому подобными развлечениями. И хотя число людей, проживавших в древних стенах, было невелико, из-за постоянных сплетен и слухов казалось, что жизнь в них бьет ключом. Одним словом, попробуйте представить себе дворец Королевы Глупости, отданный во власть ее придворных в отсутствии самой богини.

Мы оставили нашего офицера, когда он, эскортируемый Лаградной, Бабиш и привратником, направлялся к старинному гнезду Беренгельдов; последний отпрыск этого древнего рода только что выслушал от отца де Люнаде приговор, гласивший, что рождение предполагаемого наследника семейства целиком зависит от воли божественного провидения. Выслушав вердикт священника, граф в задумчивости опустил голову, а графиня бросила на супруга взгляд, смысл которого не поддавался определению: слишком много мыслей выражал он одновременно. Граф многозначительно улыбнулся жене, гораздо выразительней обычного; улыбаться подобным образом было не в его привычках, так что, помня об известных нам свойствах характера обоих супругов, взгляды эти говорили о неких серьезных решениях.

Вот уже целый месяц супруги вынашивали мысль посоветоваться с врачом и попросить его помочь излечить бесплодие графини; они долго обсуждали последствия такого шага, прежде чем решились поведать о нем исповеднику, дабы тот определил, не содержит ли их замысел какой-либо ереси, и могут ли они осуществить его. Графиня даже осмелилась напомнить мужу о колдовском искусстве Лаградны, но от этой старухи издалека веяло магией и костром, и граф никогда бы не отважился обратиться к ней. Страстное желание иметь детей придавало графине мужество, поэтому, несмотря ни на что, она продолжала лелеять и эту мысль.

И вот, когда в наступившей тишине супруги мрачно обдумывали, как им поступить, если предложение их будет отвергнуто, явился привратник и сообщил, что некий чужестранец просит господина графа принять его.

— Пригласите его, — ответил граф.

Незнакомец, оказавшийся уже известным нам щеголеватым офицером, представился и, внимательно глядя на графа, обратился к нему со следующими словами:

— Господин граф, вот уже несколько месяцев, как я вернулся из Соединенных Штатов, где честно служил повстанцам. На этой службе меня ранил английский солдат из полка лорда Корнуэльского; к сожалению, я не смог ответить ему тем же. Когда рана моя затянулась, я заболел неведомой болезнью. Напрасно я усердно платил заморским эскулапам: они не сумели вылечить меня, и я вернулся во Францию, надеясь на родине найти врача, чье искусство остановило бы развитие неизвестной болезни, грозившей погубить меня. Заплатив кучу денег самым знаменитым светилам медицины, но так и не получив помощи, я решил окончить свои дни в родном Анжере. Случай привел меня на постой в дом городского палача; о последнем обстоятельстве я узнал значительно позже, — пояснил офицер, заметив изумление, отразившееся на лицах графа, его супруги и отца Люнаде, — но могу сказать одно: этот палач показался мне вполне порядочным человеком.

Жена его была тяжело больна; однажды я услышал, как он сказал, что она скоро умрет, ибо ни один врач не брался ее лечить. Однако вскоре жена палача почувствовала себя значительно лучше.

Прошу меня извинить за долгое вступление, но история эта самым непосредственным образом объясняет мое появление в ваших краях; а надо вам сказать, что путь от Анжера до замка Беренгельд не близок и потребовал немалых затрат. Но я продолжаю.

Видя постоянную озабоченность палача и чувствуя, что за всем этим кроется какая-то тайна, я решил разгадать ее. Из-за своих болей я плохо спал; в конце концов, я обнаружил, что каждую ночь в дом приходит странный старик — жуткого вида и необычайно дряхлый. Любопытство мое было разбужено, я принялся расспрашивать хозяина дома. Тот отвечал, что старик обещал ему вылечить его жену. Однако хозяин не сказал, какое вознаграждение потребовал у него таинственный старец; впрочем, меня это не касалось. На следующую ночь я подкараулил старика и попросил его, если это в его силах, вылечить и меня. О, господин граф, как он посмотрел на меня!.. Готов поклясться, что лицо его никогда не изгладится из моей памяти! Черное пламя…

Тут офицер, чей взор рассеянно скользил по картинам, развешанным по стенам трапезной, прервал свою речь, издал громкий крик, зашатался, схватился за стул и тяжело рухнул на него; рука его указывала куда-то вдаль. Все обернулись, следя глазами за пальцем гостя: он был обращен в сторону портрета Беренгельда-Скулданса, прозванного Столетним Старцем.

На лице хозяев замка явственно отразилось беспокойство.

— Смотрите!.. — в ужасе воскликнул офицер. — Смотрите, портрет живой! Он только что подмигнули мне… Это он!..

Изумление гостя еще более возросло, когда внизу, на раме картины он увидел надпись: «Беренгельд, год 1500».

— Клянусь вам, — повторил офицер, — сначала этот портрет уставился на меня своими горящими глазами, такими, какие были у старика целителя, а потом подмигнул мне.

Испуганный отец Люнаде смотрел то на бледного, как смерть, графа Беренгельда, то на портрет, чьи черные глаза отнюдь не излучали того дьявольского огня, о котором говорил офицер.

— Взгляните же, — испуганно продолжал гость, — изображение зашевелилось!..

Никто не осмелился встать и подойти к портрету; тогда граф позвонил:

— Сен-Жан, снимите этот портрет…

И он дрожащим пальцем указал лакею на портрет Беренгельда-Столетнего Старца.

Но все усилия Сен-Жана снять портрет были напрасны: рама словно приросла к стене. Хозяева с удивлением переглянулись, а отец Люнаде, сохранивший, несмотря на охватившее его волнение, присущую членам его ордена невозмутимость, спросил:

— Извините сударь, но скажите нам наконец, что привело вас сюда?

— Сейчас вы все узнаете! Но… о чем я только что говорил? — взволнованно переспросил незнакомец, не отрывая взгляда от портрета.