Эрнест Хемингуэй - Проблеск истины

А сейчас был вечер очередного дня, и завтра, я знал, будет новый день, и никто еще не примял траву на моей могиле и на могилах тех, кто любовался закатом, сидя рядом со мной в съезжавшей по склону машине, и я вспомнил, что Мтуке давно пора промочить горло, и откупорил пиво, и обтер горлышко рукой, и мисс Мэри весьма справедливо заметила:

— А женам разве не хочется пить?

— Прости, дорогая. Нгуи откроет свежую.

— Я хочу из вашей.

Я передал ей бутылку; она отпила, сколько хотела, и вернула ее мне.

И все же правильно, думал я, что в здешнем языке не существует слова «извини», но эту мысль лучше не развивать, иначе она встанет между нами. Отпив из бутылки, чтобы очистить ее после мисс Мэри, я вытер горлышко носовым платком и передал пиво Мтуке.

Чаро, конечно, смотрел на происходящее с осуждением; ему хотелось, чтобы мы пили из стаканов, как следует. Но мы пили так, как мы пили, и я не стал развивать мыслей, которые могли бы встать между мной и Чаро.

— Хочу еще глоточек, — сказала мисс Мэри.

Я велел Нгуи открыть новую бутылку, рассудив, что мы с Мэри будем пить из нее, а Мтука, утолив жажду, сможет поделиться с Нгуи и Мвенги. Рассуждения эти я, конечно, оставил при себе.

— Не понимаю, зачем разводить такие церемонии вокруг бутылки пива, — сказала мисс Мэри.

— В следующий раз захвачу стаканы.

— Перестань усложнять. Зачем мне стакан, если я хочу выпить со своим мужем?

— Таковы племенные традиции. Я не пытаюсь сделать ничего сложнее, чем оно есть.

— Почему надо было так тщательно вытирать бутылку, после того как я из нее попила?

— Я же говорю: традиции.

— Почему именно сегодня?

— Фазы луны.

— Что-то ты слишком много внимания уделяешь племенным традициям.

— Может быть.

— Действительно веришь в них?

— Зачем? Просто соблюдаю.

— Ты даже их не знаешь толком.

— Мало-помалу учусь.

— Я уже устала от всего этого.

Когда мы съехали в долину, Мэри приметила крупного конгони в шестистах ярдах от дороги: он виднелся желтым пятном на пологом склоне. Его никто не заметил, пока она не показала. Мы остановили машину. Мисс Мэри с Чаро потихоньку пошли к зверю. Ветер был правильный, боковой, и конгони не чуял охотников. Он неторопливо удалялся, пощипывая травку. Опасных животных вокруг не наблюдалось, и мы оставались возле джипа, чтобы не мешать охоте.

Чаро вел мисс Мэри от одного укрытия к другому, и она старательно пригибалась, повторяя его движения. Конгони уже скрылся из глаз, но мы видели, как Чаро замер. Мэри подошла к нему и подняла винтовку. Раздался выстрел, затем шлепок пули, и Чаро рванулся вперед, выхватив нож.

Мтука завел мотор, проехал через кусты, примяв белые цветочки, — и остановился возле мертвого зверя, над которым стояли Чаро и мисс Мэри. Конгони, или коровья антилопа, не отличается красотой ни при жизни, ни после смерти, но матерый жирный самец, которого добыла мисс Мэри, был в отличном состоянии. Его унылая длинная морда, остекленевшие глаза и перерезанное горло не вызывали отвращения у любителей свежего мяса. Масаи выбрались из кузова и возбужденно переговаривались: охота произвела на них впечатление. Они с боязливым уважением трогали мисс Мэри, словно не веря, что она настоящая.

— Я первая его заметила! — говорила мисс Мэри. — Наконец-то я вас всех опередила. А вы сидели и ничего не видели: ни ты, ни Мтука. Даже Нгуи не заметил. Даже Чаро и Мвенги.

— Ты самому Арапу Майне нос утерла, — вставил я.

— Майна не в счет, он на масаи глазел. А мы с Чаро сами все сделали. Подобрались, не спугнули, он только оглянулся, а я ему — бац! — и попала как раз туда, куда целилась.

— Под левую лопатку, прямо в сердце.

— Я и говорю: куда целилась.

— Пига мзури, — сказал Чаро. — Мзури, мзури сана.

— Погрузим его в кузов. Женщины пересядут вперед.

— Не такой уж он красавец, — заметила Мэри. — Но это и к лучшему. Если кого и убивать на мясо, то некрасивых.

— Он великолепен, — сказал я. — А ты еще лучше.

— Нам ведь нужно было мясо. А я как раз заметила подходящую кандидатуру: жирный, крупный, почти как канна. Причем заметила сама, без вашей помощи, и подстрелила сама, вот! Так что давай-ка люби меня крепко-крепко и никуда не убредай один, даже в мыслях.

— Садись вперед, больше не будем охотиться.

— Можно глоточек пива? После хорошей охоты всегда пить хочется.

— Бери всю бутылку.

— Нет, ты тоже выпей — за то, что я его первая заметила. И чтобы мы с тобой помирились.

Мы славно поужинали и рано легли спать. Ночью мне снились кошмары, и утром, когда Мвинди принес чай, я был уже одет и ждал его у костра.

После обеда мы объехали наши владения и обнаружили следы буйволов. Судя по всему, буйволы вернулись в лес у болота. Ведущая туда тропа была утром расквашена, как сельская дорога, по которой прошло стадо коров, однако к полудню грязь подсохла, и навозные жуки бодро катали свои шарики. Буйволов можно было понять: все поляны в лесу у болота заросли свежей сочной травой.

Мне нравилось следить за работой навозных жуков; я даже подумывал о том, чтобы включить их в нашу религиозную символику, ведь по сути они были священными египетскими скарабеями. Навоз подсыхал, и они трудились не покладая лапок, чтобы успеть запасти как можно больше. Глядя на них, я пытался сочинить слова для гимна жуку-навознику.

Нгуи и Мтука наблюдали за мной с терпеливым уважением: они поняли, что меня посетило откровение. Нгуи даже попросил у мисс Мэри фотоаппарат, на случай если мне захочется запечатлеть навозных жуков. Мисс Мэри, однако, не разделяла его энтузиазма.

— Эй, Папа, — сказала она, — когда тебе надоест глазеть на навозников, давай съездим куда-нибудь еще.

— Конечно. Можно, например, посмотреть носорога. А еще где-то поблизости ходят две львицы и лев.

— Откуда ты знаешь?

— Львов прошлой ночью видели несколько человек. А следы носорога пересекли тропу буйволов вон там.

— Скоро стемнеет, на цветную пленку не поснимаешь.

— Ну просто так посмотрим.

— Что ж, это более вдохновляюще, чем за навозниками наблюдать.

— Я не ищу вдохновения. Мне нужна мудрость.

— Да уж, не помешает.

Я сообщил Мтуке, что мы поедем искать носорога. Носорог придерживался определенных привычек, и найти его было нетрудно, тем более сейчас, когда он двигался и оставлял следы. Мы обнаружили его там, где и предполагали, но Мэри оказалась права: с имеющейся в нашем распоряжении пленкой фотографировать было уже поздно. Носорог был перемазан в светлой глине — видимо, пришел с водопоя — и на фоне темных кустов казался белесым призраком.

Мы не стали его тревожить, лишь оставили в легком и живописном недоумении, когда стайка вспугнутых нами буйволовых скворцов снялась с его спины, шумно умчалась к болоту и, не долетев, опустилась на солончак. Ночь обещала быть практически безлунной, и я подумал, что львы обязательно выйдут на охоту, и попытался представить, что чувствует дичь накануне такой ночи. Дичь никогда не чувствует себя в безопасности, а в безлунные ночи особенно, и я вспомнил гигантского питона, выползающего из болота и терпеливо стерегущего добычу. Мы с Нгуи однажды прошли по его следу до самой воды, словно по колее одноколесного грузовика, и глубина местами была чуть не по колено.