Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.1.Из сборника «Сказки Нинон». Исповедь Клода. Завет умершей. Тереза Ракен

Даниелю стало ясно, что творится в ее юной головке, и он сгоряча решил, что ни за что не допустит этого брака. Его сердце взбунтовалось. Забыв о своей миссии, он не старался больше следовать завету умершей и всем своим существом стремился вырвать Жанну из объятий Лорена.

Вечером после мучительно тянувшегося дня он встретил девушку на берегу Сены.

— Вы выходите замуж? — спросил он резко.

— Да, ответила она, удивленная прозвучавшим в его голосе волнением.

— Вы хорошо знаете господина Лорена?

— Конечно.

— А мы с ним знакомы уже двенадцать лет, и я его не уважаю.

Жанна высокомерно вскинула голову. Она хотела возразить.

— Не говорите ничего, — горячо продолжал Даниель. — Поверьте, ваш брак невозможен. Я не хочу, чтобы вы выходили замуж за этого человека.

Он говорил властно, как разгневанный отец, требующий повиновения. Изумленная Жанна презрительно смотрела на него.

В какой-то момент у Даниеля мелькнула мысль рассказать ей все и именем матери потребовать, чтобы она прогнала Лорена. Но он воздержался от признания и добавил менее сурово:

— Ради бога, взвесьте все, не приводите меня в отчаяние.

Жанна засмеялась. Необычная смелость секретаря обезоружила ее.

— Господин Даниель, вы случайно не влюблены в меня? — спросила она напрямик.

Затем, словно догадываясь о преданности и нежности этого неудачника, она добавила более мягко:

— Послушайте, друг мой, не сходите с ума. Не будем ссориться на прощание.

Она удалилась, а Даниель, потрясенный, замер на месте. Он невольно повторял вопрос девушки: «Вы случайно не влюблены в меня?» В голове у него шумело, и он не мог разобраться в своих чувствах. Внезапно он побежал по направлению к парку, бормоча:

— Она права, она права, я влюблен.

В груди у него бушевало пламя, он шатался, как пьяный. Пошел мелкий холодный дождь, а Даниель как безумный бродил в темноте, исступленно рыдая; наконец он проник в тайну своего сердца.

Несчастный, он любил Жанну, он то и дело повторял себе это в жестоком отчаянии. Как? Значит, он сам себя обманывал, вся его преданность была только любовью, и он защищал девушку от Лорена, чтобы сохранить ее для себя! При этой мысли он испытал мучительный стыд, его охватила слабость, и больше не было сил бороться.

Кем в конце концов был он для Жанны? Даже не другом. По какому праву взял он в этой семье тон наставника и почему должны подчиняться его приказаниям? И, как всегда, он страдал от собственного бессилия и беспомощности. Он станет кричать, что Лорен подлец, но не сможет привести никаких доказательств; он расскажет о возложенной на него миссии, а его примут за сумасшедшего, над ним посмеются, выставят его за дверь, бросят ему в лицо: «Вы влюблены».

И они будут правы. Он полюбил Жанну, когда ей было шесть лет. Теперь ему все стало ясно. Пока он жил в тупике Сен-Доминик-д’Анфер, его возлюбленная представлялась ему ребенком. Позже он стал обожать молодую девушку, сделался ревнивым и злым, следовал за ней повсюду, боясь, что у него похитят ее сердце.

Он погрузился в воспоминания о прогулках на острова, о мирных днях своей любви. Как был он счастлив, не подозревая о своих истинных чувствах! Как сладостно было отечески охранять нежно любимую Жанну!

Теперь он знал все. Даниеля мучили угрызения совести, и страсть терзала его сердце.

Он бросился на землю, сырость пронизывала его до костей. В тоске, стыдясь и страдая, он осыпал себя проклятиями, безжалостно и неотступно его преследовала жестокая мысль: Жанна будет принадлежать другому. Он гнал от себя эту мысль, он хотел убить в себе желание и в отчаянии взывал к памяти своей святой покровительницы. Жанна и Лорен, молодые и веселые, неотступно стояли перед ним. Голова у него раскалывалась на части, он был близок к безумию.

Так провел он часть ночи. За этим взрывом отчаяния последовал полный упадок сил. Утром Даниель решил, что ему больше нечего делать в доме Телье, борьба окончена, он побежден. Он трусливо отступил перед свершившимся фактом; его исстрадавшееся существо стремилось теперь к покою. Он решил уехать один и прибыл в Париж на несколько часов раньше, чем обитатели Мениль-Ружа.

Он отправился к Жоржу, который не стал его ни о чем расспрашивать. Несколько месяцев провел у него Даниель в состоянии глубокой прострации. Только один раз посетил он Амстердамскую улицу, чтобы проститься с депутатом. Непреодолимое желание, в котором он не хотел себе признаться, влекло его к этому дому: ему необходимо было точно знать день свадьбы. Неизвестность терзала его. Когда он удовлетворил свое любопытство, страдания его усилились. Он считал дни, и каждый час, приближавший его к роковой дате, становился все более мучительным.

Он поклялся не присутствовать на свадебной церемонии. Но накануне этого ужасного дня его охватило нервное возбуждение; против своей воли он очутился в церкви и спрятался там за колонну. Даниель пережил все муки агонии, его бросало в дрожь, и ему казалось, что он видит страшный сон.

Когда он вернулся, Жорж решил, что он пьян, и уложил его спать, как ребенка.

Но на следующий день, несмотря на изнуряющую лихорадку, Даниель встал и заявил, что уезжает из Парижа на берег моря в Сент-Анри, где среди широких просторов он мирно провел детство. Жорж не хотел его отпускать, он видел, что друг слишком слаб, но тот твердо стоял на своем, и тогда Жорж стал умолять, чтобы Даниель разрешил по крайней мере сопровождать его. Даниель рассердился, отказываясь от всякого утешения. Он стремился к одиночеству.

Он уехал, оставив Жоржа в отчаянии и полном неведении.

Когда он увидел перед собой огромное синее море, то почувствовал успокоение, и только глубокая грусть не покидала его. Он снял комнату, окна которой выходили на взморье, и, не испытывая скуки, праздно жил там в течение года на свои скромные сбережения.

Целые дни проводил он в оцепенении, глядя на море. Шум прибоя, отзываясь эхом в груди, убаюкивал его мысли. Он садился на камни, спиной ко всем живым существам, и погружался в бесконечность. Только тогда был он счастлив, когда волны усыпляли его память, а он, застыв в неподвижности, как зачарованный, грезил наяву.

Порой его посещало странное видение. Ему казалось, что он стал игрушкой волн, что море уносит его и нежно укачивает.

В этом непрестанном созерцании и самоуглублении сердце его успокоилось. Он понял, что больше не страдает и не думает о Жанне как о возлюбленной. Рана его затянулась, но осталось смутное ощущение тяжести.

Даниель решил, что выздоровел.

Мало-помалу к нему возвращалась жажда деятельности. Он взбирался на скалы, разминал затекшие от долгой неподвижности члены. Одна за другой пробуждались мысли о прошлом. Он с беспокойством начал думать о Париже и написал Жоржу, но еще не решался покинуть море, которое спасло его от отчаяния.