Михаил Осоргин - Собрание сочинений. Т. 2. Старинные рассказы

Дело Куртина было просто, как проста и ясна человеческая вера. Но оно было ужасно и тревожило людскую совесть. Судившим Куртина хотелось, чтобы он оказался либо рожденным злодеем, либо помешанным. Однако все однодеревен-цы согласно показали, что Куртин был мужиком добрым, справедливым, богобоязненным и к себе строгим. Зла никому не причинял, жены не бил и не обижал, в сыне не чаял души. Как большинство раскольников, был грамотен и читал по праздникам книги старой печати. В рот не брал хмельного, а табаку не курил и носом не пил. И деды его, и родители — все были здоровы, долговечны, доброй породы, сам он был силен и никаких болезней не знал.

Еще хотелось некоторым, чтобы Куртина довела до преступления крайняя нужда и рабское крестьянское состояние. Но деревня Слободищи не знала помещиков, была удельной, а крестьяне жили если не богато, то в достатке, хозяйственно; не зная кабака, деньги откладывали в кубышки для детей и на черный день.

Волновалось духовенство, проклиная изувера. Однако люди «Спасова согласия» говорили на это: «Разве был изувером праотец наш Авраам, подъявший руку для заклания сына?» — «Но Бог остановил его руку!» — «Почему же не отвел он руку Михайлы Куртина?»

И что на это ответить — духовенство не знало.

В тюрьме Куртин был спокоен и печалился только о том, что не было у него белой рубахи. Когда допустили к нему жену; приказал ей сшить ему рубаху своими руками и принести на свиданье. И хотя жена поняла, зачем ему нужна рубаха, но противоречить не могла и просьбу мужа исполнила.

С этого дня Михаил Федорович, для кого — детоубийца, а для кого — великий подвижник, перестал принимать пищу. По крепкому своему сложению держался долго, пока не ослабел совсем. Тогда надел он, как полагается, белую рубаху, руки сложил на груди крестом и отошел в спокойствии и молчании.

История Кузьки-бога пользовалась известностью в шестидесятые годы прошлого столетия, а вспомнить ее уместно именно теперь, в дни набожного преклонения перед разного оттенка, но одной внутренней породы вождями, дни нынешнего расцвета духовного рабства и сладострастного подхалимства и за страх и будто бы за совесть. Кузька-бог был велик и могуч, почти как почтальон в рассказе Е. Замятина, конечно — в глазах таракана; он отлично знал тараканью психологию, и будущие вожди многому от него научились.

Кузька был мордвином и проживал в деревне Макраще, между Нижним и Арзамасом; был грамотен, умел знахарствовать, лечить кликуш, предсказывать будущее и находить украденный скот. В деле изгнания шайтанов из бесноватых баб ему помогала та самая нагайка, которою Михаил Архангел прогнал с небес нечистую силу и вверг ее в преисподнюю. Как он ее раздобыл — это уже его дело. Имел некоторое отношение к секте душителей, спасавшейся через грех (не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься). Грех по преимуществу свальной.

Биография Кузьки сложна и известна в подробностях; в ней немало историй романтического характера. Одна из этих историй разорила и потрясла Кузьку: его начисто обобрали. С этого момента начинается подвижничество Кузьки, решившего изменить образ жизни и завоевать высокое положение. На время он исчез из деревни и спасался во святых местах. Домой он вернулся степенным, в монашеском одеянии и черной ермолке. От всех сует мира ушел и стал проживать в выстроенной им келье — поблизости от деревни, почти ни с кем не видаясь, дни свои проводя в посте и молитве. Единственными постоянными гостями Кузьки были святые и ангелы — и в этом его односельчане имели случай удостовериться собственными глазами.

Уже и в те времена требовалось, чтобы вождь был умнее рядовых дураков и опытен в технике морочить головы. Кузька живал в городах — видал чудеса. Он тяпает доски, ляпает ящики, что-то такое строит — никому не говорит. Три ящика пристроил в простенке между окнами, вроде шкапов, а заместо дверцы толстая бумага, в бумаге вырезки. У стены против ящиков поставил стол со всякими угощениями для высоких гостей, в ящиках зажег свечки и пока завесил вырезки темной занавеской. Легко рассказать, а работал Кузька надо всем этим чуть не целый месяц, пока не добился своего.

В свою келью Кузька никого не допускает. С человеком он не ведается. Его общество — Христосик, его матушка и святые ангелы. Христосикова матушка вышила Кузьке на досуге плат для ношения на груди. Частой гостьей у Кузьки и святая Пятница. А что все это не выдумка — скоро люди убедятся. И Кузька намекнул мордовским бабам, что назавтра к ночи ждет к себе гостей — светлых ангелов — на важное совещание, да только простым людям увидать этого невозможно.

К ночи пробрались бабы к Кузькиной избе, разговаривать не смеют, тихо шушукаются, стараются заглянуть в щели Кузькиных ставен. В избе тьма, а как будто слышны шаги. Одно бабе повезло — усмотрела полоску света, и сейчас облепили бабы оба окна, одна другую оттискивают, каждой хочется посмотреть в малую щелку. И та, которая была других половчее ахнула и покатилась. Ее сменила другая — и тоже от страха попятилась. Сидит Кузька за столом у самой стены, а рядом с ним шевелятся светлые видения, на людей непохожие, бестелесные, насквозь видно. Нет в избе ни лучины, ни плошки, и свет идет от самих святых гостей, которым Кузька пододвигает угощенья и с которыми запросто беседует. Лиц не видно, а лики блистают и прозрачные руки ерзают по стене.

Долго смотреть не пришлось — Кузька встал, весь осветится, а потом все исчезло, как ветерком задуло, и наступила в избе опять полная тьма и тишина. Бабы разбежались по деревне как полоумные, и на другой день вся деревня узнала про| чудеса в Кузькиной келье. Знали и раньше, что Кузька — человек святой жизни, но только теперь убедились, что он со святыми угодниками и светлыми ангелами самый близкий приятель, а то и главный их начальник.

И правда — ангелы служили Кузьке. Их помощью он не только разыскивал всякое воровство, приказывал идти дождю или светить солнцу, а и лечил все болезни, без всяких трав и нашептываний — одним прикосновением. Если же случалось, что тяжко больной помирал, то только потому, что его скорая смерть была записана у Христосика в главной большой книге, читать которую мог Кузька без особого труда. И была такова вера в сверхъестественную врачующую силу Кузьки, что и подлинно люди вылечивались от одного его слова, а кликуши переставали кликать.

Слава Кузьки покатилась из деревни в волость, из волости в уезд, из уезда по всей губернии, и не только среди мордвы, а и между русскими. Кузька лечил, Кузька давал советы, Кузька прорицал будущее. Из знахаря стал пророком, из пророка — богом.