Кнут Гамсун - Новая земля (Новь)

Нѣтъ, нѣтъ, ни въ какомъ случаѣ. Ровно ничего.

Человѣкъ становился вѣжливѣе; онъ уже кое-что зналъ, но не подавалъ и виду. И сколько можетъ стоитъ это судно? Да, у него былъ Иргенсъ и просилъ его взятъ на себя продажу катера; онъ въ настоящее время испытываетъ денежное затрудненіе; ему нужно какъ можно скорѣе продать катеръ; — а вѣдь нужно дѣлать все, что можешь по отношенію къ человѣку съ такимъ талантомъ. Нельзя сказать, чтобы таланты пользовались матеріальнымъ благосостояніемъ, къ сожалѣнію, но онъ еще разъ спрашиваетъ, можетъ быть господинъ купецъ имѣетъ что-нибудь противъ этого? Онъ постарается тогда это измѣнитъ, онъ сдѣлаетъ все возможное, чтобъ это измѣнитъ

Но Олэ Генрихсенъ сказалъ, что онъ не можетъ ничего имѣть противъ этого? Просто ему интересно было это знать. Катеръ постоянно лежалъ передъ его складомъ и потомъ вдругъ исчезъ; его интересовало, куда онъ дѣлся; онъ пришелъ изъ-за одного любопытства и онъ извиняется.

Ахъ, какъ онъ можетъ такъ говорить! Не стоитъ благодарности, пожалуйста. Очень радъ…

Олэ ушелъ.

Теперь онъ понималъ почему Иргенсъ вдругъ сразу обновился съ ногъ до головы, почему онъ могъ нанятъ такія прелестныя комнаты за городомъ. Весь городъ удивлялся и говорилъ объ этомъ, никто не зналъ, что онъ получилъ такую неожиданную помощь. Но это сдѣлала она, подумалъ онъ. Неужели у нея не было ни малѣйшаго чувства стыда передъ этой новой низостью. А, впрочемъ, что здѣсь было низкаго? Что принадлежало ей, принадлежало и ему. Они полюбовно дѣлили все между собою, нечего сказать; Богъ съ ней, пустъ дѣлаетъ, что ей хочется. Теперь она была въ городѣ; она хотѣла немного поучиться въ ремесленной школѣ; вотъ почему яхта должна быть обращена въ деньги. Кто можетъ ее упрекнутъ въ томъ, что она своего возлюбленнаго опять поставила на ноги? Наоборотъ, это дѣлаетъ ей честь… А можетъ быть она совсѣмъ даже и не знаетъ, что катеръ продается. Она, можетъ бытъ, забыла и про катеръ, и про бумаги, и ей совершенно безразлично, гдѣ они? Никто не могъ этого знать. Во всякомъ случаѣ, она бы не продала яхту, только для того, чтобы самой имѣть деньги, нѣтъ, нѣтъ, никогда, онъ зналъ ее. Она хотѣла помочь другому; она такая. Вотъ какимъ образомъ это все произошло.

Онъ такъ ясно видѣлъ передъ собой Агату, ея свѣтлые волосы, носъ, ямочку; 17-го декабря ей минетъ девятнадцать лѣтъ. Да, девятнадцать лѣтъ. Пусть яхта ѣдетъ, она не имѣла больше для него значенія; правда, онъ охотно спасъ бы маленькія красныя подушки, — но теперь поздно, онѣ теперь продаются.

Онъ вернулся въ контору, но могъ сдѣлать только самую необходимую работу; онъ каждую минуту останавливался, мысли его блуждали. А что, если онъ купитъ опять катеръ? Развѣ она будетъ что-нибудь имѣть противъ этого, кто знаетъ, можетъ быть она пойметъ это, какъ злую выходку съ его стороны; пожалуй, лучше относиться ко всему этому спокойно. Да, пожалуй лучше; онъ не хочетъ разыгрывать изъ себя дурака; фрекенъ Линумъ и онъ покончили между собой навсегда, пусть не говорятъ, что онъ собираетъ за ней реликвіи. Что ему дѣлать съ ея катеромъ?

Онъ закрылъ контору въ обыкновенное время и вышелъ. Фонари горѣли ярко, погода была тихая. Онъ увидѣлъ свѣтъ у Тидемана и хотѣлъ зайти, но остановился на лѣстницѣ и раздумалъ; можетъ бытъ у Тидемана была какая-нибудь работа, которую онъ торопился окончить. Олэ пошелъ дальше. Въ продолженіе нѣсколькихъ часовъ онъ блуждалъ въ состояніи тупого равнодушія, усталости, почти съ закрытыми глазами. Онъ былъ наверху въ паркѣ, прошелъ его, обогнулъ и вышелъ опять на холмъ. Было темно, ничего не видно, тѣмъ не менѣе онъ присѣлъ на нѣкоторое время на лѣстницу. Потомъ онъ посмотрѣлъ на часы. Было двѣнадцать часовъ. Онъ опять потащился обратно въ городъ. Въ головѣ не было ни одной мысли.

Онъ пошелъ по направленію къ Тиволи. И такъ онъ проходилъ весь вечеръ. Теперь, до смерти уставшій, онъ, по крайней мѣрѣ, хоть эту ночь заснетъ. Онъ вдругъ остановился передъ какимъ-то рестораномъ, но тотчасъ же отступилъ на нѣсколько шаговъ назадъ, на четыре, на шестъ шаговъ назадъ. Пристально, не сводя глазъ, онъ уставился на подъѣздъ ресторана. Передъ нимъ стояла одинокая пара.

Онъ услыхалъ голосъ Агаты, когда онъ такъ вдругъ остановился; теперь она и Иргенсъ вышли на улицу. Агата шла за нимъ, она шла тяжело и на лѣстницѣ ее что-то задержало.

"Ну, теперь трогай!" сказалъ Иргенсъ.

"Подождите минуточку, господинъ Иргенсъ", сказалъ кучеръ, "барыня еще не готова".

"Вы меня знаете?" спросилъ удивленно Иргенсъ.

"Да, какъ же мнѣ васъ не знать!"

"Онъ знаетъ тебя, онъ знаетъ тебя", сказала Агата и поспѣшила на лѣстницу. Она не надѣла еще своей накидки, она тащилась по землѣ и Агата споткнулась. Глаза ея были пристальные и мутные. Вдругъ она засмѣялась,

"Противный Игерсенъ, онъ ударилъ меня ногой въ икру", сказала она. "Мнѣ кажется даже, что кровь идетъ, правда мнѣ кажется… Нѣтъ, Иргенсъ, ты не издашь скоро опять книгу… Подумай только, кучеръ тебя знаетъ, ты слышалъ?"

"Ты пьяна", сказалъ ей Иргенсъ и помогъ ей, наконецъ, сѣсть въ экипажъ.

Шляпа сидѣла у нея криво на головѣ, она старалась поправить свою накидку, и при этомъ говорила не переставая:

"Нѣтъ, я не пьяна, я только немножко навеселѣ….Не хочешь ли ты взглянутъ, идетъ ли кровь? Мнѣ кажется, что кровь стекаетъ внизъ. И болитъ немножко, но это ничего, мнѣ все равно! Ты говоришь, что я пьяна? Ну, такъ что же, если я и пьяна. Ты довелъ меня до этого, я дѣлаю все для тебя, съ радостью… Ха-ха-ха, мнѣ смѣшно, когда я думаю объ этомъ противномъ Грегерсенѣ. Онъ сказалъ, что написалъ бы удивительную статью насчетъ меня, если бъ онъ собственными глазами увидѣлъ, что онъ до крови ударилъ меня. Но это совсѣмъ другое, если я тебѣ это докажу…. Это былъ отвратительный портеръ, онъ ударилъ мнѣ въ голову, а папиросы, сигаретки…

"Трогай!" крикнулъ Иргенсъ.

И экипажъ уѣхалъ.

Олэ стоялъ и пристально смотрѣлъ вслѣдъ экипажу; колѣна дрожали; безсознательно онъ началъ щупать себѣ руки, грудь, платье. Нѣтъ, это была Агата! Что они съ ней сдѣлали! Агата милая, маленькая Агата…

Олэ сѣлъ тамъ, гдѣ стоялъ. Прошло порядочно времени, передъ рестораномъ потушили фонари, стало темно. Сторожъ ударилъ его по плечу и сказалъ, что онъ не долженъ здѣсь сидѣть и спать. Олэ взглянулъ на него. Ну, да, онъ сейчасъ уйдетъ: покойной ночи, благодарю васъ!.. И Олэ, шатаясь, пошелъ по улицѣ.

Около двухъ часовъ онъ вернулся домой и прошелъ прямо въ контору; онъ зажегъ лампу и по привычкѣ повѣсилъ свою шляпу на гвоздь, лицо его было окаменѣлое. Прошелъ добрый часъ, онъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, потомъ подошелъ къ своему бюро и началъ писать письма, документы, короткія, сжатыя строчки на разныхъ бумагахъ, которыя онъ клалъ въ конверты и запечатывалъ. Онъ посмотрѣлъ на свои часы, была половина четвертаго, онъ машинально завелъ часв, когда держалъ ихъ. Съ письмомъ къ Тидеману онъ вышелъ на улицу и самъ бросилъ его въ почтовый ящикъ; вернувшись онъ взялъ письма Агаты и развязалъ ихъ.