Кнут Гамсун - Фантазер

И вотъ этотъ жалкій человѣкъ стоялъ и не смѣлъ оправдываться. Никогда не видывалъ онъ ея въ такомъ возбужденіи, такъ сильно потрясло ее его неслыханное преступленіе. Покончивъ съ этой рѣчью, она была въ совершенномъ изнеможеніи.

"Я исправлюсь", сказалъ онъ.

"Ты? исправишься?" подхватила она и горько засмѣялась. "Но даже и это не поможетъ. Потому что ты не можешь уничтожить того, что было, а я изъ благородной семьи, я не могу допустить, чтобы ты замаралъ меня. Я говорю именно то, что есть. Послѣ завтра я уѣзжаю съ почтовой лодкой, но я не желаю, чтобы ты приходилъ къ навѣсу провожать меня, и пасторъ то же говоритъ. Я сегодня разъ навсегда прощаюсь съ тобою и благодарю тебя за хорошія минуты, какія были между нами, а o злыхъ не хочу помнить."

Она энергично повернулась и пошла къ двери. У двери она сказала: "Но ты можешь, если хочешь, спрятаться тамъ наверху, противъ навѣса, въ лѣсу и помахать мнѣ платкомъ на прощанье. Но мнѣ это все равно".

"Дай же мнѣ руку", сказалъ онъ.

"Нѣтъ, этого я не сдѣлаю. Ты самъ вѣдь лучше меня знаешь, что ты сдѣлалъ своей правой рукой".

Роландсенъ пригнулся чуть не до земли. "Но развѣ мы не будемъ переписываться?" сказалъ онъ. "Хоть два-три слова?"

"Я писать не буду. Никогда въ жизни! Какъ часто ты въ шутку говорилъ, что все должно бытъ кончено, а теперь я стала достаточно хороша для тебя. Но теперь все это ложь. Адресъ мой — Бергенъ, домъ моего отца, — на случай, если ты напишешь; но я не прошу тебя объ этомъ".

Когда Роландсенъ поднимался по ступенькамъ въ свою комнату, у него было, наконецъ, ясное сознаніе, что онъ уже не женихъ больше. "Какъ странно", подумалъ онъ, "еще секунду назадъ я былъ съ ней внизу на дворѣ".

Это былъ для него день горячки: ему оставалось уложить послѣдніе образцы, чтобы можно было послать ихъ послѣ завтра съ почтовой лодкой; а тогда нужно будетъ собрать свои пожитки, чтобы быть готовымъ къ переселенію. Всемогущій телеграфный инспекторъ былъ уже на пути къ нимъ.

Разумѣется, Роландсену дадутъ рѣшительную и немедленную отставку. Относительно службы упрекнутъ его не въ чемъ, и купецъ Моккъ, вліятельный человѣкъ во всѣхъ вѣдомствахъ, тоже не станетъ ему поперекъ дороги. Однако, справедливость должна итти своимъ порядкомъ.

Трава теперь уже покрывала поляны, и лѣсъ одѣлся листьями, теплыя ночи воцарились кругомъ. Бухта опустѣла, всѣ рыбаки снялись, и суда Мокка отправились съ сельдью къ югу. Наступило лѣто.

Сіяющая погода по воскресеньямъ вызывала изъ домовъ прихожанъ цѣлыми толпами, множество народа сновало и по водѣ и на сушѣ. У берега стояли суда и яхты изъ Бергена и Гаугезунда, а хозяева ихъ сушили камбалу. Изъ года въ годъ пріѣзжали они и занимали свои мѣста. Въ церковь ходили они во всемъ парадѣ, въ цвѣтныхъ рубахахъ изъ домашней ткани, съ цѣпочками для часовъ, сплетенными изъ волоса, на груди. Но благодаря сухой погодѣ изъ глубины фіорда приходили печальныя вѣсти о лѣсныхъ пожарахъ; лѣтнее тепло несло съ собою не однѣ только радости.

Енохъ вступилъ въ свою должность и былъ съ вѣчными своимъ платкомъ на ушахъ настоящимъ пасторскимъ помощникомъ со всею подобающей серьезностью. Молодежь забавлялась этимъ зрѣлищсьгъ, но старики находили, что царскія врата посрамлены подобной обезьяной во образѣ человѣка, и обращались къ пастору съ предложеніемъ помочь горю. Развѣ не могъ Енохъ затыкать уши ватой? Енохъ объявилъ, что онъ никакъ не можетъ освободиться отъ повязки на ушахъ, такъ какъ страдаетъ отъ ревматизма всей головы. Устраненный помощникъ Левіанъ злорадно смѣялся надъ своимъ замѣстителемъ Енохомъ, говоря, что тому, должно быть, изрядно жарко среди дня носитъ повязку на ушахъ.

Бѣдняга Левіанъ съ самаго дня своего униженія не переставалъ преслѣдовать своего замѣстителя. Когда бы ни отправился онъ ночью на рыбную ловлю за камбалой, онъ непремѣнно устраивался съ этой цѣлью у береговъ Еноха и этимъ мѣшалъ послѣднему удить. Если ему нужна была мачта или деревянный ковшъ, онъ отправлялся за деревомъ въ сосновый лѣсъ Еноха у берега моря. Вскорѣ стало извѣстно, что юмфру фонъ-Лоосъ отъ стыда покидаетъ приходъ. Купецъ Моккъ соблаговолилъ пожалѣть погибшаго телеграфиста и рѣшилъ сдѣлать попытку предотвратить этотъ разрывъ. Собственными руками снялъ онъ признаніе Роландсена со столба и заявилъ, что повѣшено оно было здѣсь совершенно противъ его воли. Затѣмъ онъ явился во дворъ пастората. Моккъ былъ вполнѣ удовлетворенъ, онъ уже услышалъ о томъ подавляющемъ впечатлѣніи, которое произвело на всѣхъ его отношеніе къ вору; теперь люди снова кланялись ему, какъ въ добрые старые дни, — да, его почитали даже больше, чѣмъ прежде. Вѣдь одинъ только и былъ такой Моккъ на всемъ побережьи!

Его вмѣшательство оказалось безуспѣшнымъ. Юмфру фонъ-Лоосъ плакала отъ умиленія, что Моккъ явился собственной своей особой; но никто не былъ бы въ состояніи заставить ее забыть все происшедшее съ Роландсеномъ; никогда въ жизни не можетъ наступить примиреніе. Моккъ получилъ такое впечатлѣніе, что подъ этимъ рѣшительнымъ заявленіемъ кроется вліяніе пастора.

Когда юмфру спустилась внизъ подъ навѣсъ для лодокъ, пасторъ и его жена сопровождали ее. Оба пожелали ей добраго пути и смотрѣли, какъ она усаживалась въ лодку.

"О Боже! а я увѣрена, что онъ тамъ лежитъ въ лѣсу наверху и сожалѣетъ обо всемъ", сказала юмфру фонъ-Лоосъ и вытащила платокъ изъ кармана.

Лодка отчалила и понеслась подъ сильными ударами веселъ.

"Вотъ я его вижу!" закричала юмфру, приподымаясь наполовину. Словно она хотѣла броситься на берегъ. Затѣмъ она начала изо всѣхъ силъ махать платкомъ по направленію кь лѣсу. И лодка исчезла за косой.

Роландсенъ пошелъ домой лѣсомъ, какъ онъ всегда это дѣлалъ за послѣднее время; но на полпути, у забора пастората, онъ снова вернулся на дорогу и пошелъ ею. Итакъ, всѣ образцы были разосланы, ему нечего больше дѣлать, оставалось только ждать результата. Не всякомъ случаѣ это не продлится долго. Чувствуя особенно хорошее настроеніе духа, онъ пощелкивалъ пальцами.

На нѣкоторомъ разстояніи впереди его дочь кистера Ольга сидѣла у дороги на камнѣ. Чего ей тамъ нужно? Роландсенъ задумался. Она вѣрно идетъ изъ лавки и теперь ждетъ кого-нибудь. Черезъ нѣсколько минутъ къ ней подошла Элиза Моккъ. Что же это: неразлучны что ли онѣ стали обѣ? Эта тоже остановилась у дороги и, казалось, ждала.

"Обрадуемъ-ка барышенъ своимъ униженіемъ и провалимся сквозь землю", сказалъ себѣ Роландсенъ и углубился въ лѣсъ. Подъ ногами его затрещали сухіе сучья, шаги его были слышны, это былъ непріятный выходъ, и онъ отвергъ его. "Можетъ быть, слѣдуетъ снова выйти на дорогу", подумалъ онъ: "не стоитъ слишкомъ восхищать ихъ своимъ бѣгствомъ." И онъ опять вышелъ на дорогу.