Ричард Олдингтон - Дочь полковника

– О! – Джорджи была сильно шокирована. – Не кажется ли вам, что вы не должны были обманывать мистера Каррингтона? Не следует шутить со священными пред, метами.

– Вздор! Кто шутит со священными предметами? Что плохого, если он изобличит один из наиболее очевидных и упорных грехов своей паствы? А если у него не хватило ума самому до этого додуматься, почему бы мне и не подбросить ему парочку свежих идей? И все это во имя священного дела верной стратегии, дорогая моя.

Джорджи покачала головой, но не сумела найти опровержение софистике мистера Перфлита. Внезапно он хохотнул несколько нарочито и поглядел на Джорджи с Добродушной злокозненностью.

– Соль же заключается в том, что матушка Исткорт будет потом сыпать намеками, будто у него есть своя причина быть терпимым в подобных делах.

Джорджи побагровела. Она почувствовала, что Перфлит довольно ядовито намекает на нее. Но у нее не было силы преодолеть свое смущение. И в эту секунду над кустами мелькнуло малиновое лицо кузена под обвислыми полями твидовой шляпы.

– Боже великий! – огорченно ахнул Перфлит. – Смейл! Быстрее, пока этот невыносимый зануда нас не увидел! Спрячемся где-нибудь.

Они, пригибаясь, юркнули за кусты.

– Сюда! – шепнула Джорджи, увлеченная возможностью поиграть в прятки. – Я покажу вам мое убежище.

В глубине неухоженного смизеровского сада прятались полуразвалившиеся службы, некогда возведенные из развалин большого елизаветинского амбара. Туда никто никогда не заглядывал. Высокая дощатая дверь сарая вся прогнила, боковая дверца из крепких брусьев висела на одной петле.

Войдя следом за Джорджи, Перфлит оказался в глубоком сумраке, пропахшем пылью, истлевшей соломой, паутиной и мышами. Он споткнулся о сломанную тачку.

– Т-с-с! – прошипела Джорджи. – Он вас услышит!

– Я ничего не вижу, – жалобно шепнул Перфлит и, морщась, погладил голень. – Тут темно, как в преисподней.

– Сюда! – Джорджи взяла его за руку и повела в дальний темный угол сарая. За останками телеги, хранившимися тут, быть может, лет двадцать, грубо сколоченная приставная лестница вела на сеновал. Джорджи ловко вскарабкалась по ней. Мистер Перфлит не отставал, почти задевая носом ее пятки.

Наверху Джорджи вновь взяла его за руку.

– Осторожнее! Идите по балкам. Настил между ними – одна труха.

В легкой панике мистер Перфлит робко вступил на свою балку, опираясь на твердую руку бывшей девочки-скаута. Так они добрались до низенькой арки, занавешенной мешковиной, которую Джорджи откинула. Перфлит очутился в квадратной каморке, куда еле просачивался свет из зарешеченного оконца под потолком. На полу лежал коврик.

– Ну, вот, – произнесла Джорджи почти нормальным голосом. – Тут нас не найдут. Сюда никто не заглядывает.

– Это и есть ваше убежище?

– Да. Я сюда забираюсь, когда дома становится уж совсем невыносимо. Незаметно проскользнуть внутрь очень просто. Как и уйти… – Она запнулась. – Мне не позволяют курить, но тут я иногда выкуриваю папироску в грустном одиночестве. Вы на меня не наябедничаете? – умоляюще докончила она.

– Я не настолько низкий негодяй! – Мистер Перфлит протянул ей свой портсигар.

– И про это место никому не скажете?

– Ну, конечно!

– Честное благородное слово?

– Parole d'honneur. [67]

Мистер Перфлит чиркнул спичкой, и огонек, подставленный Джорджи под защитой ладони, выхватил ее лицо из серого сумрака. Вид ее крупного носа неприятно покоробил мистера Перфлита. Но ее подбородок, которым она случайно задела его пальцы, оказался приятно гладким и нежным. Они уселись рядом на коврике. Прятки среди кустов, ощущение веселой игры, запретная папироска в запретнейшей из ситуаций – наедине с мужчиной – все это рассеяло смущение Джорджи. Словно бы сидеть и курить рядышком с мистером Перфлитом в полутьме душного сарая было и вполне естественно, и приятно. Кончики их папирос рдели, как два уголька.

– Вы сумели устроить Тома куда-нибудь? – спросила она. – И так благородно с вашей стороны дать ему еще и работу в вашем саду.

Мистер Перфлит неловко кашлянул.

– Да, я нашел Тому очень хорошее место, но, боюсь, ему будет уже не до сада.

– Но почему?

– Видите ли, как я вам уже говорил, найти для Тома что-нибудь здесь – задача безнадежная. Наши противники слишком сильны. Но, как мне было известно, Маккол накоротке с директором новой криктонской фабрики. Он даже вложил в нее кое-какие деньги. Разумеется, он сразу загорелся идеей устроить туда Тома рабочим. Обо всем уже договорено. Для начала Тому будут платить пятьдесят пять шиллингов в неделю, а в недалеком будущем возможно, и семьдесят.

– Ах, как я рада! Но чем это помешает ему ухаживать за вашим садом?

– Hy-y-y… – Мистер Перфлит явно слегка запутался со своим объяснением. – Э… Ему же придется каждый день ездить на велосипеде в Криктон и обратно, так что возвращаться он будет очень усталым. При таком приличном заработке ему вряд ли захочется тратить силы еще и по вечерам. Естественно, если он все-таки решит немного потрудиться днем в субботу, я буду ему платить за час по профсоюзным расценкам.

– Как вы добры! – восторженно воскликнула Джорджи. – По-моему, вы все устроили самым чудесным образом. Я непременно объясню Лиззи, что она всем обязана вам!

Мистер Перфлит нащупал ее пальцы и ласково их пожал.

– Ничуть! Собственно говоря, обязана она этим только вам, и вам одной. Если бы не ваше горячее к ней участие, мы, прочие, вряд ли загорелись бы желанием ей помочь.

Джорджи блаженно порозовела. Ее так редко хвалили! По правилам Смизерсов ей следовало радоваться, когда ее хотя бы не бранили. И она позволила мистеру Перфлиту задержать ее руку в своей. Перфлит погасил папиросу и убрал очки в карман, не отпуская Джорджи. Увещевания невидимого советника у него в душе не связывать себя стеснительными альянсами пропали втуне. Он не столько ощутил, сколько догадался, что Джорджи вся дрожит. В густом сумраке они переговаривались вибрирующим шепотом.

– Да, – продолжал мистер Перфлит с мурлыкающей убедительностью, несколько чрезмерной в данном случае, – вся заслуга, какова бы она ни была, принадлежит вам, и только вам.

Джорджи почувствовала прилив счастья, радостного удовлетворения, словно свершилось чудо, оправдавшее ее до сих пор никчемную жизнь. Однако смизеровский кодекс предписывал немедленно оборвать мистера Перфлита, тем более что он, вполне вероятно, просто подсмеивается. Только ей ужасно хотелось, чтобы он продолжал!

– Ну что вы! Я же ничего не сделала!

– О нет! Я ведь слышал, как вы заступились за Лиззи, когда ваша матушка намеревалась ее выгнать, и, должен признаться, восхитился вами.

– Но как вы узнали?