Маркиз Сад - Аделаида Брауншвейгская, принцесса Саксонская

В середине XI столетия, когда, собственно, и произошла та история, которую мы намереваемся рассказать, Германия напоминала бурное море, чьи бушующие волны грозили захлестнуть все прочие земли Европы: трон Священной Римской империи шатался и, казалось, готов был рухнуть; соперники вели борьбу за престол святого Петра; указы, исходившие от одной власти, тотчас опровергались властью другой; народы становились игрушками в руках вечно ссорившихся баронов и, повинуясь чужому честолюбию, истребляли друг друга; знатные князья не гнушались грабить ни путешественников на больших дорогах, ни крестьян, что трудились на окрестных землях. Незаконные поборы, вооруженное насилие, лихоимство, беспричинное взимание податей, бесчинства и грабежи вкупе с неправедными законами препятствовали торговле, животворно влияющей на общество, а о безопасности, без коей человек нигде не сможет обрести ни покоя, ни счастья, и речи не было.

Император Генрих IV, уже в отрочестве проявивший себя и полководцем, и политиком, иначе говоря, обладателем способностей, необходимых для удержания трона, постоянно вынужден был подавлять своих противников, что наступали на него то с одной стороны, то с другой.

Необузданное и мужественное племя бруктеров, предков саксонцев, чьи владения простирались от берегов Везера до моравских истоков Эльбы и от полноводного Рейна до побережья Балтики, неукротимый и дерзкий народ, одержавший победу над варинами, под предводительством прославленного Витикинда долго и успешно сопротивлялся Карлу Великому, победившему только при помощи коварства и кровопролития. Исконные язычники, насильно приведенные в христианство, опустошители английских земель, коим захватчики с гордостью дали собственное имя, они, будучи не слишком просвещенными, вошли в союз племен, именуемых франками, и ко времени, когда настало правление принцессы, историю которой мы намереваемся рассказать, настолько почувствовали свою силу, что, высвободившись из-под власти Генриха, даже осмелились диктовать ему свою волю, призвав его изменить царящие при дворе порядки и покинуть их земли, кои, в отличие от иных провинций, в его заботах не нуждаются.

Пораженный столь неслыханной дерзостью, к тому же исходившей от женщины, Генрих воззвал к Папам. Однако подобное малодушие, из-за которого ему вскоре пришлось преклонить колени перед наследниками тех, кто правил в годы его юности, не принесло ему удачи ни сейчас, ни в дальнейшем.

Напрасно Папы Николай II и Александр II метали из Ватикана молнии против воинов, признававших лишь свои обычаи и презиравших — без сомнения, более мягкие — заповеди Евангелия: Генрих уговаривал, папы отлучали, а саксонцы вместо ответа бунтовали и сражались.

Подражая сему неукротимому народу, Папа Григорий VII, не удовлетворенный решениями своих предшественников, принялся ковать цепи, ограничивающие власть монархов, и еще до своего восхождения на престол святого Петра попытался убедить Александра II заставить Генриха явиться на суд к Папе. Но прежде чем императоры подчинятся Папам, мир еще переживет немало свар, ибо Всевышний, похоже, замыслил доказать, что, пребывая в постоянном борении, люди напрасно надеются найти спокойствие на земле, ибо каждому уготовано обрести его лишь на крохотном ее клочке, где в урочный час упокоятся его останки.

Постоянные волнения, очагом коих являлась Саксония, способствовали преумножению преступлений, пятнавших славу и государей, что правят народами, и подвластных сим государям народов.

Именно в это смутное время Германия стала свидетелем событий, о которых мы намерены рассказать.

Легкий свежий ветерок, примчавшийся до наступления розовоперстой зари, игриво прошелестел в ветвях густой дубравы, издавна высившейся в нескольких лье от Дрездена; под ее тенистым покровом стоял замок Фридрихсбург, загородная резиденция князей Саксонских, где проживал Фридрих, нынешний правитель сего благословенного края Германии. Журчание ручья, бегущего между деревьев, трели соловья и лепет листьев, начинавшийся при малейшем дуновении ветра, гармонично сливались в единую мелодию, предвещавшую восход небесного светила. Пленительные ароматы распустившихся к этому часу цветов добавляли очарования раннему утру, словно специально отведенному для того, чтобы подготовить душу к наслаждению самым прелестным зрелищем, созданным для нас Всевышним.

Едва караульные, выставленные на высоких башнях замка, провозгласили четыре, как лес огласился звуками рогов, и все увидели мчащихся гонцов, без сомнения оповещавших о приближении важной персоны.

Пробудившаяся стража опустила мосты, а пажи поспешили сообщить Фридриху о прибытии экипажа, доставившего дочь герцога Брауншвейгского Аделаиду и Людвига, маркиза Тюрингского; заключив брак по доверенности с означенной дочерью герцога, маркиз привез Аделаиду ее законному супругу — своему родственнику и повелителю.

Заторопившись, Фридрих сбежал вниз по парадной лестнице, дабы у подножия ее встретить супругу свою, слывшую самой красивой женщиной во всей Германии.

— Сударыня, — произнес Фридрих, обнимая красавицу, согласившуюся разделить с ним его судьбу, — слух о вашем очаровании разлетелся по всей Саксонии; однако теперь я вижу, насколько молва преуменьшила прелесть вашу. Вы так прекрасны, что, каким бы славным ни был мой трон, я жалею, что не сумел снискать еще большей славы, и могу сложить к ногам вашим лишь то малое, чем владею, в то время как вы поистине достойны стать царицей мира.

— Сударь, — ответила принцесса, — мой отец, герцог Брауншвейгский сказал, что подле вас я обрету счастье; такое же обещание читаю я и в очах ваших.

Поклонившись, Фридрих приветствовал дам из свиты и, обняв своего посланца, Людвига Тюрингского, отправился во дворец; все последовали за ним.

Пажи и слуги проводили людей из свиты принцессы в специально отведенные им комнаты; принцессу же в ее покои повел сам августейший супруг. Так как выехали принцесса и свита ее очень рано, всем им требовался отдых; и они все легли почивать и проспали до самой трапезы, приготовленной в роскошно убранных залах, куда блистательная супружеская чета спустилась в сопровождении Людвига Тюрингского и прочих удостоенных сей чести придворных.

Пока супруги направляются к столу, мы в ожидании прибытия того, чья роль в предстоящих событиях окажется едва ли ни главной, улучим минуту и набросаем в общих чертах портреты трех основных персонажей, что будут с нами на протяжении всего повествования.