Альберто Моравиа - Конформист

— Можно узнать, почему ты плачешь?

Джулия всхлипнула и ответила:

Просто так… потому что я дурочка, — но в ее опечаленном голосе уже звучали нотки утешения.

Марчелло, глядя на нее, настаивал:

— Ну-ка… почему ты плачешь?

Она взглянула на него заплаканными глазами, в которых, казалось, уже промелькнул луч надежды. Потом Джулия чуть улыбнулась и рукой нашарила у него в кармане носовой платок. Она вытерла глаза, высморкалась, положила платок обратно в карман и, снова обняв его, прошептала:

— Если я скажу тебе, почему я плакала, ты подумаешь, что я сошла с ума.

— Давай, смелее, — сказал он, лаская ее, — скажи мне, почему ты плакала.

Представь себе, — начала она, — сегодня за обедом ты показался мне таким рассеянным, точнее, озабоченным, что я подумала, что уже надоела тебе и ты жалеешь, что женился на мне… может быть, из-за того, что я рассказала тебе в поезде, ну знаешь, об этом адвокате, может быть, потому, что ты уже понял, что совершил глупость… ты, с таким будущим, с твоим умом, с твоей добротой взял да и женился на такой неудачнице, как я… ну вот, подумав так, я решила действовать сама… то есть решила уехать, ничего тебе не сказав, чтобы избавить тебя от неприятностей, связанных с прощанием… я решила, как только мы вернемся в гостиницу, сложить чемодан и уехать… сразу же вернуться в Италию, оставив тебя в Париже.

— Ты шутишь! — воскликнул пораженный Марчелло.

Нисколько не шучу, — ответила она, улыбаясь, польщенная его изумлением. — Пока мы были в холле и ты отошел ненадолго, чтобы купить сигарет, я попросила портье заказать мне место в спальном вагоне до Рима на сегодня на вечер… так что я совсем не шучу, как видишь.

— Да ты с ума сошла! — сказал Марчелло, невольно повышая голос.

Я говорила тебе, — ответила она, — ты подумаешь, что я сошла с ума… Но в ту минуту, однако, я была уверена, абсолютно уверена, что, оставив тебя и уехав, я поступлю так ради твоего блага. Я была так же уверена, как уверена сейчас, — добавила она, вытянувшись и коснувшись губами его рта, — что целую тебя.

— Почему ты была так уверена? — смущенно спросил Марчелло.

— Не знаю… так… есть вещи, в которых бываешь уверен без всякой причины.

— А потом, — невольно спросил он с легким, едва уловимым оттенком сожаления, — почему ты передумала?

Почему? Кто знает?.. Может, потому, что в лифте ты как-то особенно взглянул на меня или, по крайней мере, мне так показалось… но когда потом я вспомнила, что решила уехать и заказала спальный вагон, когда подумала, что теперь мне уже нельзя отступать, я расплакалась.

Марчелло ничего не сказал. Джулия по-своему истолковала его молчание и спросила:

Ты сердишься? Скажи… ты сердишься из-за спального вагона?.. Но билет можно сдать, потеряв только двадцать процентов.

— Какие глупости… — медленно, словно размышляя, ответил он.

Тогда, — сказала она, подавив недоверчивый смешок, в котором дрожал еще страх, — ты сердишься оттого, что я на самом деле не уехала?

— Новые глупости, — ответил он. Но на сей раз ему показалось, что он не совсем искренен.

И, чтобы рассеять последние сомнения или последние угрызения совести, он добавил: — Если бы ты уехала, вся моя жизнь рухнула бы. — Он подумал, что теперь сказал правду, хотя она и звучала несколько двусмысленно. Разве не лучше было бы, чтобы его жизнь, та жизнь, которую он выстроил после смерти Лино, рухнула бы окончательно, вместо того чтобы новое бремя, новые обязанности отягощали ее, делая похожей на нелепый дом, к которому увлеченный владелец пристраивает террасы, башенки и балконы, подвергая риску его прочность?

Он почувствовал, как руки Джулии сжимают его все крепче в любовном объятии, потом она прошептала:

— Ты говоришь правду?

— Да, — ответил он, — я говорю правду.

Но что бы ты сделал, — настаивала она с довольным и почти тщеславным любопытством, — если бы я в самом деле оставила тебя и уехала? Ты постарался бы догнать.

Он поколебался, а когда заговорил, ему снова показалось, что в голосе его звучит скрытое сожаление:

Нет, не думаю… разве я не сказал тебе, что вся моя жизнь рухнула бы?

— Ты бы остался во Франции?

— Да, наверное.

— А твоя карьера? Ты бы сломал свою карьеру?

Без тебя она больше не имела бы смысла, — спокойно объяснил он, — я делаю то, что делаю, потому что ты рядом.

Но что бы ты тогда стал делать? — Она, казалось, испытывала жестокое удовольствие, представляя его одного, без нее.

Я сделал бы то, что делают все, кто оставляет свою страну и профессию из-за особых причин. Я бы приноровился к какому-нибудь ремеслу, пошел бы мыть посуду, стал бы моряком, шофером или записался бы в Иностранный легион. Но зачем тебе нужно это знать?

Так… я просто спрашиваю… В Иностранный легион? Под чужим именем?

— Вероятно.

— А где находится Иностранный легион?

— Кажется, в Марокко. ив других местах тоже.

В Марокко… видишь, а я осталась, — пробормотала она, прижимаясь к нему с жадной, ревнивой силой.

Затем последовало молчание. Джулия не двигалась, и, когда Марчелло посмотрел на нее, глаза ее были закрыты, казалось, она спала. Тогда он тоже закрыл глаза с желанием подремать. Но заснуть ему не удалось, хотя он был раздавлен смертельной усталостью и оцепенением. Он испытывал глубокое и мучительное чувство протеста против своего положения, он чувствовал себя проводом высокого напряжения, по которому непрерывно текла энергия страшной силы, не причиняя беспокойства, а, напротив, наполняя его большой жизненной мощью, но иногда, как, например, сейчас, напряжение казалось Марчелло непереносимым, и ему хотелось быть не натянутым и вибрирующим, а отключенным и бесформенным мотком в куче хлама в глубине заводского двора. И потом, почему именно через него должен был передаваться поток энергии, тогда как других это даже не касалось? И почему поток никогда не прерывался, не переставал ни на минуту струиться сквозь него? Сравнение развивалось, ветвилось вопросами, на которые не было ответа, и одновременно росло болезненное оцепенение, туманившее мозг, затемнявшее зеркало сознания. Наконец Марчелло заснул, но в ту же минуту он почувствовал, что чья-то рука коснулась его плеча; он вскочил и увидел Джулию, стоящую у кровати, уже одетую, в шляпе. Она тихо спросила:

Ты спишь? Разве мы не должны идти к Квадри?

Марчелло с трудом приподнялся и какое-то время молча глядел в полутьму комнаты, мысленно повторяя: "Разве мы не должны убить Квадри?" Потом в шутку спросил:

— А если нам не пойти к Квадри? Что, если нам хорошенько выспаться?

Это важный вопрос, подумал он, глядя на Джулию снизу вверх, может, было еще не поздно послать все к черту. Он видел, как она неуверенно, почти недовольно посмотрела на него: ведь он предлагал ей остаться в гостинице, тогда как она уже приготовилась выйти. Она сказала: