Чарльз Диккенс - Жизнь и приключения Мартина Чезлвита

Прямые черные волосы, разделенные посередине пробором, свисали у него на воротник, коротенькая бахромка волос торчала на подбородке; он был без галстука, в белой шляпе и черном костюме с очень длинными рукавами и очень короткими брюками, в грязных коричневых чулках и башмаках со шнурками. Цвет его лица, от природы грязный, казался еще грязней оттого, что он строго экономил воду и мыло; то же можно было сказать и о подлежащих стирке частях его туалета, которые ему не мешало бы переменить, себе на пользу и всем своим знакомым на утешение. Ему было лет тридцать пять; весь съежившись и согнувшись пополам, он прятался под большим зеленым зонтиком и жевал табачную жвачку, как корова.

Он не был, разумеется, исключением; остальные пассажиры на пароходе, по-видимому, тоже не ладили с прачкой и бросили умываться еще в ранней юности.

Остальные пассажиры были тоже накрепко закупорены табачной жвачкой и казались совершенно развинченными в суставах. Но этот пассажир, отличавшийся особенно проницательным и глубокомысленным видом, показался Мартину значительной особой, что не замедлило подтвердиться.

— Как вы поживаете, сэр? — раздался чей-то голос над самым ухом Мартина.

— Как вы поживаете, сэр? — отозвался Мартин.

С ним говорил высокий худой пассажир в драповой фуражке и длинном просторном пальто из зеленого фриза, с черными бархатными отворотами на карманах.

— Вы из Европы, сэр?

— Да, из Европы, — отвечал Мартин.

— Вам повезло, сэр.

Мартин тоже так думал; но вскоре оказалось, что они понимают это замечание совершенно по-разному.

— Вам повезло, сэр: не всякому удается видеть Илайджу Погрэма.

— Илайджупогрэма? — переспросил Мартин, думая, что это одно слово и что так называется какое-нибудь здание.

— Да, сэр.

Мартин сделал вид, что понимает, хотя не понял ровно ничего.

— Да, сэр, — повторил джентльмен. — Наш Илайджа Погрэм, сэр, собственной персоной сидит сейчас возле пароходного котла.

Джентльмен под зонтиком приставил указательный палец к виску, как бы обдумывая государственные проблемы.

— Это и есть Илайджа Погрэм? — спросил Мартин.

— Да, сэр, — отвечал пассажир. — Это Илайджа Погрэм.

— Боже мой! — сказал Мартин. — Я поражен. — Однако он не имел ни малейшего представления, кто такой Илайджа Погрэм, ибо первый раз в жизни услыхал эту фамилию.

— Если бы пароходный котел лопнул, сэр, — сказал его новый знакомый, — и лопнул сию минуту, это был бы праздничный день в календаре деспотизма, почти равный, сэр, по своему значению для человечества, нашему славному четвертому июля [111] …нашему славному четвертому июля. — 4 июля 1776 года была принята „Декларация независимости“, провозгласившая отделение северо-американских колоний от Англии. . Да, сэр, это почтенный Илайджа Погрэм, член конгресса; один из великих умов нашей страны, сэр. Какой у него лоб, сэр!

— Лоб замечательный, — сказал Мартин.

— Да, сэр. Говорят, наш бессмертный Чигл, сэр, создавая из мрамора знаменитую статую Погрэма, которая так взволновала умы в Европе и породила столько споров, заметил, что это лоб не простого смертного. Это было еще перед вызовом Погрэма и, значит, может считаться предсказанием, да еще каким удачным.

— А что такое „Вызов Погрэма“? — спросил Мартин, думая, что это, быть может, трактирная вывеска.

— Ораторское выступление, сэр, — отвечал его собеседник.

— Ах, да, конечно, — воскликнул Мартин. — О чем я только думал! Оно бросило вызов…

— Оно бросило вызов всему свету, — важно ответил незнакомец. — Бросило вызов всему свету помериться силами с нашей страной в чем угодно; мы, мол, достаточно богаты внутренними ресурсами, чтобы объявить войну всему свету. Хотите, я познакомлю вас с Илайджей Погрэмом, сэр?

— Будьте так добры, — сказал Мартин.

— Мистер Погрэм, — сказал незнакомец, хотя мистер Погрэм слышал каждое слово их разговора, — это джентльмен из Европы, сэр, из Англии, сэр. Но великодушные враги могут встречаться на нейтральной почве частной жизни, мне так кажется, сэр.

Томный мистер Погрэм пожал Мартину руку с вялостью автомата, у которого кончается завод. Зато табак он жевал с энергией только что заведенного автомата.

— Мистер Погрэм — общественный деятель, сэр, — сказал церемониймейстер. — Когда конгресс разъезжается на каникулы, мистер Погрэм знакомится со свободными Соединенными Штатами, даровитым сыном которых он является.

Мартину пришло в голову, что если бы почтенный мистер Погрэм остался дома, а путешествовать отправил свои башмаки, то цель все равно была бы достигнута, ибо в данное время одни его башмаки могли что-нибудь видеть.

Однако немного погодя мистер Погрэм встал и, освободившись от остатков жвачки, мешавших членораздельной речи, перешел в другое место, где было к чему прислониться, и, не выпуская из рук зеленого зонтика, завел разговор с Мартином.

Так как он начал словами „Как вам нравится…“, то Мартин перебил его:

— …ваша страна, я полагаю?

— Да, сэр, — сказал Илайджа Погрэм. Кучка пассажиров собралась послушать, что будет дальше, и Мартину было слышно, как его знакомый шепнул своему знакомому, потирая руки: — Сейчас Погрэм разнесет его вдребезги, вот увидите!

— Как вам сказать, — начал Мартин после минутного колебания, — я по опыту знаю, что, задавая этот вопрос, вы пользуетесь преимуществом своего положения. Вы желаете, чтобы на него отвечали в одном и том же духе. А я не хочу отвечать в этом духе, по совести не могу, а потому лучше совсем ничего не отвечу.

Но мистер Погрэм собирался выступить на следующей сессии с большой речью о внешней политике, он собирался также написать ряд громовых статей по этому вопросу; и, вполне одобряя свободный и независимый обычай (весьма безобидный и приятный) выуживать в частной беседе всякого рода сведения, а потом перевирать их в печати как вздумается, он решил во что бы то ни стало узнать мнение Мартина. Ибо, если бы ему не удалось ничего добиться, пришлось бы выдумывать все самому, а это хлопотливое дело. Заметив про себя слова Мартина, Погрэм снова принялся за свое:

— Вы только что из Эдема, сэр? Как вам понравился Эдем?

Мартин в довольно сильных выражениях изложил свое мнение насчет Эдема.

— Удивительно, — сказал Погрэм, обводя взором слушателей, — какая ненависть к нашей стране и к нашим учреждениям! Эта национальная антипатия глубоко укоренилась в душе британца!

— Боже правый, сэр! — воскликнул Мартин. — Да разве эдемская земельная корпорация с мистером Скэддером во главе и всеми несчастьями, которые она породила, есть американское учреждение? И при чем тут та или иная форма правления?

— Я полагаю, что причина этого, — продолжал Погрэм с того самого места, на котором Мартин прервал его, — коренится отчасти в зависти и предрассудках, отчасти же в прирожденной неспособности англичан оценить возвышенные установления нашего отечества. Во время вашего пребывания в Эдеме вы, верно, встречались, — сказал он, опять обращаясь к Мартину, — с джентльменом по имени Чоллоп?