Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 16. Доктор Паскаль

— Боже ты мой, — бормотал он, — как мы ничтожны! Я-то верил в свои силы, гордился своим разумом! И вот какая-то толика горя, усталости, — и я едва не сошел с ума!

Он умолк, вновь предавшись размышлениям. Но превозмог себя, глаза его прояснились, и, собрав все свое мужество и благоразумие, он наконец решился:

— Если мне и в самом деле лучше, то больше всего я рад за тебя.

Клотильда подняла голову.

— Как это? — в недоумении спросила она.

— Да просто, по случаю твоей свадьбы… Теперь можно назначить день.

Она была поражена.

— Ах, да и в самом деле, моя свадьба!

— Хочешь, назначим ее, не откладывая, на вторую неделю июня?

— Что ж, пусть будет вторая неделя июня, очень хорошо!

Больше они не говорили об этом. Она перевела взгляд на шитье, а он сидел неподвижно, с задумчивым лицом, устремив глаза вдаль.

Явившись в этот день в Сулейяду, старая г-жа Ругон увидела в огороде Мартину, которая сажала лук-порей; воспользовавшись удобным случаем, она, прежде чем войти в дом, направилась к служанке, чтобы поговорить с ней и выведать нужные сведения.

Время шло, и Фелисите была в отчаянии от поведения Клотильды, считая его отступничеством. Она хорошо понимала, что теперь уже ей никогда не заполучить папок с помощью внучки. Девочка губила себя, она снова сблизилась с Паскалем со времени его болезни и настолько развратилась, что уже больше не ходила в церковь. Вот тут-то Фелисите и вернулась к своему первоначальному плану: удалить Клотильду и, когда сын останется один, сломленный одиночеством, вновь его завоевать. Раз уж г-же Ругон не удалось убедить Клотильду уехать к брату, она во что бы то ни стало хотела выдать ее замуж, — и, недовольная постоянными отсрочками, была готова хоть завтра же толкнуть ее в объятия доктора Рамона. Вот и сейчас она прибежала сюда, горя желанием ускорить ход событий.

— Добрый день, Мартина… Как идут дела?

Не вставая с колен, перепачканная землей, служанка подняла бледное лицо, которое защищал от солнца носовой платок, повязанный поверх чепчика.

— Как всегда, сударыня, потихоньку.

И они принялись беседовать. Фелисите относилась к Мартине как к поверенной, как к преданной служанке, ставшей за давностью времени членом семьи, с которым можно говорить начистоту. Она начала ее расспрашивать, не приходил ли утром доктор Рамон, и услышала в ответ, что он приходил, но уж наверняка разговор шел только о самых незначительных вещах. Г-жа Ругон пришла в отчаяние, — накануне она встретила доктора, и он признался ей, что очень огорчен, все еще не имея окончательного ответа, и хочет заручиться хотя бы обещанием Клотильды. Дольше так продолжаться не может, надо заставить девушку дать слово.

— Он слишком деликатничает, — воскликнула Фелисите, — я это прямо ему сказала, так я и знала, что у него опять не хватит духа припереть ее к стене. Но теперь за это возьмусь я. Увидим, добьюсь ли я наконец, чтобы девочка приняла решение. — И, немного успокоившись, добавила: — Теперь мой сын уже окреп, она ему больше не нужна.

Мартина, которая, согнувшись в три погибели, снова было принялась за лук-порей, быстро выпрямилась:

— Вот уж что верно, то верно.

И ее лицо, изможденное тридцатилетней работой в услужении, залилось краской. С тех пор как доктор с трудом выносил присутствие Мартины, в ее душе будто кровоточила рана. За время болезни Паскаль отдалил от себя служанку, все реже и реже пользуясь ее услугами, и в конце концов запер для нее двери своей комнаты. Она смутно догадывалась, что происходит, и ее мучила бессознательная ревность к обожаемому, хозяину, которому служила с собачьей преданностью уже столько лет.

— И то правда, — барышня нам ни к чему… Хозяину хватит и меня одной.

И она, такая несловоохотливая обычно, заговорила о своей работе в саду, рассказала, что улучает время сажать овощи, чтобы сэкономить деньги и не брать поденщика. Ну конечно, дом большой, но если не бояться работы — можно все успеть. К тому же, если барышня их покинет, — как-никак одним человеком станет меньше. И глаза ее невольно заблестели при мысли о блаженном уединении, о мире и покое, какой они будут вкушать после отъезда Клотильды.

Понизив голос, она продолжала:

— Жаль, конечно, хозяин будет скучать. Да и я сама не поверила бы, что когда-нибудь захочу разлуки с барышней. Только я думаю, как и вы, сударыня, что без этого не обойтись, уж очень я боюсь, как бы барышня не испортилась здесь вконец, и тогда одной праведной душой станет меньше. Ох, беда, у меня иной раз сердце так ноет, так ноет, ну, право, вот-вот разорвется!..

— Они, верно, оба наверху? — спросила Фелисите. — Я сейчас поднимусь к ним и заставлю их покончить с этим делом.

Часом позже Фелисите спустилась к Мартине, которая все еще копошилась возле грядок, заканчивая свои посадки. Как только г-жа Ругон рассказала там, наверху, сыну и внучке о своей беседе с доктором Рамоном, которому не терпелось узнать о своей судьбе, Паскаль тотчас с ней согласился: он был задумчив, кивал головой, как бы желая сказать, что нетерпение Рамона вполне естественно. Даже Клотильда, перестав улыбаться, казалось, прислушалась к ее словам, однако она выказала некоторое удивление. Почему ее торопят? Учитель назначил свадьбу на вторую неделю июня, — у нее еще добрых два месяца. В ближайшие дни она переговорит обо всем с Рамоном. Замужество — дело настолько серьезное, что неплохо дать ей поразмыслить и не торопить с решением до последней минуты. Впрочем, она говорила, как всегда, рассудительно, словно человек, решившийся на определенный шаг. И Фелисите не оставалось ничего иного, как удовлетвориться тем, что Паскаль и Клотильда склонны прийти к наиболее разумной развязке.

— Пожалуй, дело действительно слажено, — заключила Фелисите. — Судя по всему, Паскаль и впрямь больше не намерен чинить препятствий, а она, видно, не торопится лишь потому, что так и полагается девушке, которая хочет все взвесить, прежде чем связать себя на всю жизнь… Я дам ей еще недельку на размышление.

Сидя на корточках, Мартина уставилась взглядом в землю, и лицо ее потемнело.

— Вот то-то и оно, — пробормотала она еле слышно, — с некоторых пор барышня все о чем-то размышляет. Что ни день я нахожу ее где-нибудь в уголке. Ей говоришь — она не отвечает… Совсем как люди, в которых сидит хворь и они это чуют… Ну и дела творятся у нас, и барышня не та, что была, совсем не та…

И Мартина вновь ретиво схватила колышек, сделала ямку и посадила в нее луковицу, а старая г-жа Ругон удалилась несколько успокоенная и, по ее словам, твердо уверенная, что свадьба состоится.

Паскаль, казалось, и вправду принял замужество Клотильды как дело решенное, неизбежное. Он больше не заговаривал об этом с племянницей; и если порой в их разговоре проскальзывали намеки на предстоявшее событие, это не вызывало у них волнения, словно двум месяцам, которые им оставалось прожить вместе, не предвиделось конца и они будут длиться вечно. А Клотильда, глядя на Паскаля с улыбкой, каким-то неопределенным жестом отмахивалась от всех неприятных разговоров и решений, словно говоря, что со временем все уладится. Паскаль выздоравливал, ощущая, как силы прибывают с каждым днем, и только по вечерам, когда Клотильда уходила к себе, ему было тоскливо возвращаться в свою холостяцкую спальню. При мысли о неизбежном одиночестве Паскаля пробирала дрожь. Не подкравшаяся ли старость леденит его, вызывает озноб? Она мерещилась ему издали, как царство мрака, и он уже заранее ощущал, как иссякают его силы. В эти минуты сожалений о том, что у него нет жены, нет ребенка, душа его роптала, сердце сжималось нестерпимой тоской.