Залман Шнеур - Шкловцы

Вдруг в середину удивительно свежей истории про упрямую репку вторгся веский голос Лейбы-горбуна:

— Ай, ал нахрейс бовел шом йошавну… [149] Здесь и далее: фрагменты послетрапезного благословения, Тегилим (Пс. 136), 137:1. С произнесения этого псалма начинается благословение. Для удобства перевод на русский дан рядом с цитатой, а не под страницей. В оригинале перевод с древнееврейского на идиш отсутствует. (При реках Вавилонских, там сидели мы…)

Он произносил благословение с закрытыми глазами. Его густые брови затемняли глаза и придавали лицу горбуна странную сумрачность. Погруженный в добровольную слепоту, Лейба-горбун чесал свою сивую бороду растопыренной пятерней. Нащупав крошку, он медленно клал ее на стол и пожимал сутулыми плечами, будто говоря: «Кошмар, сколько хлеба зря пропадает во время еды!»

— Ай, зхейр адейной ливней эдейм… хоэймрим ору ору… бас-бовел хашдудо… [150] Тегилим (Пс. 136), 137:7–8. (Припомни, Господи, сынам Едомовым… когда они говорили: разрушайте, разрушайте… дочь Вавилона, обреченная на разрушение…)

Но Лейбе-горбуну не суждено было спокойно закончить благословение и хорошенько переварить теленка, который еще вчера был жив и которому он, Лейба-горбун, уподобил человека. Входная дверь стыдливо отворилась, и Гитка-лавочница, низкорослая вдова, вкатилась в темноту каменного дома, словно клубок лохмотьев и поношенных платков. Она подошла к Лейбе-горбуну и хотела начать свои жалобы, но тот остановил ее взмахом руки:

— Ну, о! Ну!.. Мелеха-эйлом… (Владыка вселенной…)

Это означало, что сейчас он занят с Богом и не может отвлекаться на людей.

Гитка-лавочница было попятилась, но тут же сообразила, что теперь-то как раз подходящий момент, самое время, чтобы смягчить сердце Лейбы-горбуна. Ведь реб Лейба только что отобедал и у него, наверное, хорошо на душе, вот он и смилостивится.

Вытаскивает вдова замерзшие руки из-под платка и принимается не только ртом, но и руками умолять Лейбу-горбуна, словно жертва разбойника:

— Реб Лейба, что же вы со мною делаете? Нешто у вас нет жалости к трем моим сироткам? Ведь вы у меня хотите описать за долги и постель, и ту малость товара, что есть в лавочке… Что же это, как же так?

Лейба-горбун отвечает ей вопросом на вопрос, улыбаясь и покачивая ермолкой, как отец родной:

— Баавур шмей а-годейл, ки у эл зон у-мфарнес?.. Ашер боро… кхе-кхе… Коомур! Пейсеах. Ёдехо. У-масбиа… Борух ато адейной… (Потому что ради Имени Своего великого Он питает… Которых создал… Как сказано: раскрываешь ладонь Твою и насыщаешь… Благословен Ты, Господи…)

Это значит: у меня нет жалости? Не на того напала! Ведь я, кажется, ждал-ждал, но теперь, думаю…

Понимает сразу Гитка-вдова, о чем думает реб Лейба, и продолжает:

— Ну, если я немного затянула с платежом, так что с того? Я вам платила каждую неделю с прицентом , кажись, каждую неделю… пока мой малой не заболел скарлатиной…

Лейба-горбун разводит руками и пучит глаза:

— Ай, нейде лехо, адейной, элэейну… (Благодарим тебя, Господь, Бог наш…)

Это значит: на все воля Божья, что же тут поделаешь?

А Гитка-вдова продолжает плакаться ему:

— Аптекарь забрал у меня все до копейки, а наш фершал , такой-сякой, вы ж его знаете…

Лейба-горбун поводит бровями и поднимает палец:

— Ми-кол цорейсейну!.. Be но ал тацрихейну… (От всех бедствий наших, чтобы не нуждались мы в одолжениях людских…)

Это значит: знаю ли я их?! Дай Бог, чтоб не пришлось с ними дело иметь!

Думает Гитка-вдова, что сердце у Лейбы-горбуна смягчилось, что все уже на мази, и сразу же берет быка за рога:

— Мне кажется, реб Лейба, вы же знаете… Сколько я там пропустила? Всего пару недель… ну, мы же евреи…

Удивляется Лейба-горбун:

Овину, малкейну, адирейну? (Отец наш, Владыка наш, Могучий наш…)

Это значит: только пару недель?

— А-мелех, ох, а-тейв ве-амейтив!.. (Царь благой и дарующий благо…)

Это значит: хорошо! Сейчас посмотрим.

Вытаскивает Лейба-горбун из-за пазухи книжечку и начинает вперемешку с благословением считать на пальцах:

У-эйтив. .. (И Он делал…)

И загнул один палец.

— У-мейтив… (И Он делает…)

Два пальца.

— У-йейтив лону. (И Он будет делать…)

Три.

— У-гмолону у-геймлейну у-йигмелейну.. . (И Он воздавал, и Он воздает, и Он будет воздавать нам добром…)

Еще три пальца, вместе шесть.

— Ну, лхейн у-лхесед у-лрахамим у-лревах… (В милосердии, и в сострадании, и в любви, и в благосклонности…)

Десять.

— Ну, ацлохе. .. (Удачей…)

Это еще одна неделя, еще один палец, и все. Итого одиннадцать. Одиннадцать пальцев.

— Ну вот видите! — растолковывает Гитка. — За одиннадцать недель, слава богу, я заплатила с прицентом .

Но Лейба-горбун опять разгибает пальцы и считает по новой, качая головой над каждой неоплаченной неделей и одновременно продолжая благословлять:

Парносо… (Заработком…)

Нет ничего.

— Ве-халколо… (И пропитанием…)

Нет.

— Ве-рахамим… (И милостью…)

Ничегошеньки.

— Ве-хаим … (И жизнью…)

Прошлогодний снег!

— Ве-шолейм… (И миром…)

Опять ничего.

— Ве-хол тейв … (И всяким благом…)

Дрянь!

— У-микол тув… (И ни в каком благе…)

Тоже нет ничего. Хм! В общем, за семь недель ни копейки не заплатила.

— О-рахамон у-йиштабах, хе-хе, ледейр дейрим! (Милосердный, и Он восхваляем всеми поколениями…)

И это у нее называется пара недель!..

— Ох, ох! У-лейлмей эйломим. (И навечно…)

Лучше бы ему не дурили голову!

Гитка-вдова в отчаянии, сердце у нее щемит:

— Но мы же зарабатываем, реб Лейба, скоро зимняя ярмарка, вот мы все и решим…

Ничего, он ведь может еще подождать какие-нибудь шесть… то есть, она хотела сказать четыренедели, то есть…

Лейба-горбун уже начинает слегка сердиться:

— О-рахмон у-йишлах лону эс элийоу а-нови?.. (Милосердный, и Он пошлет нам Илью-пророка…)

Это значит: еще месяц ждать? Еще чего!

— Кмей шнисборху авейсейну авроом йицхок ве-янкев!.. (Как были благословленны отцы наши Авраам, Исаак и Яков…)

Это значит: врагам такого не пожелаю!

— Реб Лейба, — всхлипывает Гитка, — это вы просто так говорите. Вы вовсе не такой плохой.

Это Гитка пытается подольститься.

Отвечает ей Лейба-горбун, качая головой из стороны в сторону:

— Бакейл микейл кейл, кейн йворейх эйсону кулону йахад… (Всем, так благослови нас всех вместе…)

Это значит: пусть ему Господь так поможет, как все ее добро распродадут, распродадут до последней подушки. А ждать он больше не будет!

— Ах вот вы какой! Убийца! — визжит Гитка-вдова. — Нечестивец! Каменное сердце!