Роберт Уоррен - Потоп

Она ответила, что это просто чудесно, но он не должен был этого делать, теперь она всю ночь будет есть шоколад, ей и правда жаль, что Бред не позвал его раньше, она и не помнит, когда разрешала себе такую шоколадную оргию, — всё это она произносила так же оживлённо, звонко, как отозвалась на его оклик из темноты; она сидела выпрямившись, будто хотела выгодно показать свою тонкую талию, улыбалась и не сводила с него глаз.

А он улыбался в ответ. У него был на редкость счастливый вид, когда он, стоя перед ней, правой рукой поправляя полосатый галстук-бабочку. Галстуком явно можно было не заниматься, ибо он сидел математически правильно под воротником чистой белой рубашки. Луна уже светила так ярко, что полоски на галстуке были отчётливо видны.

Потом он сел и пригнулся вперёд, чтобы получше её слышать. Время от времени он попивал виски. Пил он смакуя, мелкими глотками, как на рекламной картинке, где изображается, как пьёт человек, понимающий толк в напитках. Он смеялся, и почти всегда кстати, над тем, что она говорила. Хотя её брат и поглядывал на неё не без удивления и тревоги, она весело, простодушно рассказывала истории из жизни Фидлерсборо, сопровождая слова жестами, мимикой, явно сознавая, что может нравиться, что роль её — смеяться под луной и нравиться.

— … и бедная мисс Юфимия крала всё подряд. В Фидлерсборо не очень-то хорошо знали, что такое клептомания, но хорошо знали мисс Юфимию. Знали, что она ворует — не так, как воруют другие. Например, только ей удалось — клянусь вам, это правда! — украсть витражи из методистской церкви. Ещё когда у нас была методистская церковь и…

— До того, как наш папаша прикрыл их лавочку, — пояснил Бред.

— Тс-с, — сказала Мэгги, — не перебивай!

— Он предъявил их закладную в суд, — сказал Бред.

— Окна вынули, чтобы помыть, — продолжала она, не обращая внимания на брата. — Прислонили к стене. И вот в полдень, в самую жару, появляется мисс Юфимия под бело-голубым зонтиком со сломанной спицей. Кругом, как на грех, ни души. А тут катит не телеге, запряжённой мулами, старый негр Зак. «Дядя, — говорит мисс Юфимия, — погрузите-ка мои окна и свезите ко мне домой». Он так и сделал. Люди мисс Юфимии обычно не перечила. Зак их погрузил, а она взобралась к нему на передок — как была в чёрных нитяных перчатках, пенсне, под зонтиком со сломанной спицей — и покатила среди бела дня, в жаркий летний полдень, в самое уединённое и безлюдное время дня в Фидлерсборо, прямо к своему сараю. Ну а методисты никак ума не приложат, куда девались их окна. Старый Зак — он работал у нашего отца — рассказал хозяину, и…

— Если вы думаете, — вставил Бред, — что наш старик был их тех, кто позволит своим должникам разбазаривать хоть что-то из заложенного имущества, будь то даже витражи, глубоко ошибаетесь. Он написал письмо методистскому священнику с требованием вернуть окна и вставить на место. Безотлагательно. Бедные методисты понятия не имели, где эти окна, но знали моего папашу. А папаша знал, где окна, но не желал им этого сказать. Заварил кашу, как он обожал это делать. Поэтому…

— Тс-с, — сказала Мэгги, — мы же рассказываем об окнах, а не о бедном старом папочке. — Она повернулась к Дигби. — В общем, методистам пришлось долго их доискиваться. Они землю носом рыли, всё разнюхивали, где могут быть эта окна. Наконец один их мальчонка как-то загнал кота в сарай мисс Юфимии — методистские мальчишки любят травить кошек. Но это делу не помогло. Нельзя же заявить во всеуслышание, что такая приличная старая незамужняя дама и прихожанка епископальной церкви, как мисс Юфимия, — воровка! Методисты пытались взвалить это дело на шерифа. Шериф — им тогда был старый мистер Партл — не желал даже пальцем пошевелить. Умыл руки. Сказал только: «Идите вы к чёрту, я-то ведь баптист» — и положил в рот новую порцию жвачки.

— И что же они сделали? — помолчав, спросил мистер Дигби.

— А скажите, мистер Дигби, — с серьёзным видом осведомилась Мэгги, наклоняясь к нему, — что бы сделали вы, будь вы методистом?

— Мои родители, мать во всяком случае, — лютеране, — сказал мистер Дигби.

— Ну а всё же, предположим, что вы не лютеранин и всё это происходит в Фидлерсборо, — как бы вы тогда поступили?

Дигби поразмыслил, скромно отпил виски, поставил бокал на землю, похрустел костяшками пальцев, ухмыльнулся и признал, что понятия не имеет, как бы он поступил.

Она его упрекнула, что он ленится, просто не хочет подумать.

Нет, он, ей-Богу, не знает, и всё.

— Вы чересчур честный человек, — сказала она. — Выход нашёлся самый простой. Украсть их обратно. Так они и поступили — священник, старосты и прочие. Достали телегу, мулов и дождались ночи потемнее. Но у мисс Юфимии был чуткий сон. Она пальнула по ним со второго этажа дробью из старинной двустволки. Но опоздала. Они уже успели отъехать. Правда, в одного из мулов угодил заряд, он стал пятиться, брыкаться, а так как священник был далеко не Бен-Гур, возникли затруднения, которых, казалось, не победит даже вера. Началась неразбериха, — продолжала Мэгги, — но я вам постараюсь изложить всё как можно яснее. Выстрел разбудил людей. Кто-то принялся бить в пожарный колокол. Решили, что из тюрьмы сбежали арестанты. Тюремные прожекторы стали обшаривать окрестности. Люди повыскакивали из домов — те, кто со страха не залез под кровать. Прожекторы в конце концов нащупали упряжку мулов, витражи на телеге и беднягу священника, который ею правил с лицом, залитым потом. К этому времени его уже сопровождала ватага полуголых мальчишек, они высыпали через окна и двери, чтобы поглазеть на это полуночное зрелище, и галдели как оглашенные. К толпе присоединились и взрослые безбожники, то есть не методисты. Священник гнал своих мулов. Гнал, и, как потом говорили, пот с него лился градом, словно был знойный полдень. По сторонам он не глядел. Губы его шевелились, творя молитвы. Позднее люди уверяли, будто молитва и тут доказала свою силу. — Она обернулась к брату. — Дай мне подкрепиться, пока я не переняла твою привычку болтать без умолку. Лучше уже перейму твою привычку пить без удержу.

Он налил ей виски.

Она отпила глоток и снова обернулась к Дигби.

— Вот и всё, — сказала она. — Или почти всё, — добавила она, сделав ещё глоток. — Не считая мисс Юфимии.

— А что она?

— Кудахтала, как недорезанная курица. Пошла к бедному шерифу — он даже ещё не успел позавтракать — и заявила, что Фидлерсборо в опасности. Её ограбили. Пусть он пошевеливается и вернёт ей пропажу. Он сказал, чтобы она подала письменную жалобу с описанием украденного имущества. Она уселась тут же у него на веранде и до завтрака написала жалобу. Ну и как вы думаете, мистер Дигби, что, по её словам, у неё похитили?