Синклер Льюис - Вещи

Тарелка клуазонне была дана Стэси в руки. Что он видел? Сверкание многоцветной эмали в крошечных ячейках. В центре, на звездном поле, дракон с извивающимся языком, по ободку — бутоны на снежных облаках, летящая птица и забавные закорючки среди листьев ивы.

Но мистер Дьюк поучал его тому, что там следует видеть:

— Это сара, [2] Тарелка, блюдо (японск.). великолепный экземпляр. По мнению знатоков, она принадлежала либо Ши Синво, либо Монзеки — монахам из знатных семей, жившим в монастыре Нин-на-ю. Обрати внимание, какие исключительно тонкие перегородки, как ровно наложена эмаль. А цвета! Ты видишь здесь грифельно-синий, серо-зеленый, хромово-желтый и… э… ну и много других цветов. Вот тут, в центре, кура-куса. [3] Трава (японск.). Эта птица называется хо-хо, она летит над деревом кири.

Стэси не без основания подозревал, что еще совсем недавно мистер Дьюк не больше смыслил в восточном искусстве, чем Стэси Линдстром. Но у него не было в запасе японских слов, чтобы дать подобающий ответ, поэтому он только и мог, что переминаться с ноги на ногу и крякать:

— Вот как, вот как!

А мистер Дьюк захлебывался:

— Если ты приглядишься, то увидишь, что этот татцубо [4] Чайник (японск.). вовсе не из перегородчатой, а из выемчатой эмали. Очень важный момент для тех, кто интересуется изделиями из фиппо. Обрати внимание, какая необычайно изящная кику [5] Хризантема (японск.). на этой чаван. [6] Чайная чашка (японск.).

— Да… э… вижу, — промямлил Стэси.

— Осел, самый настоящий осел, вот он кто, — шепнула сестре Дженет — они все еще сидели в темной гостиной — и, задрав нос, вышла из комнаты.

Прошло по крайней мере пять минут, прежде чем Тео собралась с духом и отправилась на выручку Стэси. Когда она проскользнула в комнату, он беспокойно ерзал в большом кожаном кресле. Чего он только не делал! На него неприятно было смотреть. Он скрещивал ноги, и всякий раз его жесткие брюки ложились все более безобразными складками. Он постукивал ботинком по полу. Пальцы его барабанили по креслу. Он поднимал глаза к потолку, облизывал губы и поспешно опускал взгляд, натянуто улыбаясь, чтобы показать, что он внимательно слушает мистера Дьюка, пустившегося в воспоминания о своем путешествии.

Тео бросилась к Стэси, весело хлопая в ладоши; белые муслиновые юбки взметнулись над стройными лодыжками.

— Ну, разве дом не прелесть? Когда у нас будет поросенок, мы сможем держать его вон там, под роялем! Пойдем, я покажу тебе все укромные уголки, — затараторила она.

Она вприпрыжку пустилась из комнаты, таща его за руку… Но тут же почувствовала, что, пожалуй, не следует делать это так рьяно. Стэси, во время их игр увлекавшийся до того, что забывал обо всем на свете, сейчас был скован. Что бы такое сказать ему?

— Надеюсь, ты теперь часто будешь ходить к нам. — просительно произнесла она. — Будет так весело. Мы…

— О, ты скоро перестанешь меня узнавать: у вас такой шикарный дом, — пробормотал он.

Истинная женщина, она попыталась приложить целебный бальзам к его уязвленному самолюбию. Она зажгла свет в третьей гостиной и показала ему герб покойного мистера П. Дж. Брума, высеченный на огромном неуклюжем камине.

— Я просила декоратора расшифровать его для меня, и, насколько он мог разобрать, если Пэт Брум не ошибался, в числе его предков были английский герцог, немецкий генерал и сербский гробовщик. Ничего не упустил, кроме…

— Камин роскошный, — прервал ее Стэси. Он отвернулся, обвел комнату угрюмым взглядом и угрюмо добавил: — Пожалуй, слишком роскошный для меня.

Так ни разу и не удалось ей заставить Стэси разделить ее радость по поводу нового дома. Он, казалось, ставил себе в заслугу то, что он беден. Похвальбой звучали вновь и вновь повторяемые слова: «Чересчур роскошно для меня! Не привык я, черт побери, к этим финтифлюшкам».

Она старалась изо всех сил. Она показала ему не только парадные комнаты, но и восхитительный потайной спуск для белья, идущий от одной из спален на втором этаже вниз в прачечную, и ящики в стенном шкафу, которые выдвигались на роликах, так что их можно было открыть и закрыть одним мизинчиком, и стенные часы — куранты с боем, как в Вестминстерском аббатстве [7] старинная церковь в Лондоне. Всемирно известна как усыпальница английских королей и великих людей в Англии. и как в Тринити-колледж; [8] Тринити-колледж — один из колледжей, входящих в состав Кембриджского университета в Англии. и таинственные глубины подвала с газовой сушилкой для мокрого белья, и винный погреб, привлекательность которого, поскольку в нем пока стоял всего-навсего один ящик пива и семь бутылок лимонада, заключалась главным образом в том, что он мог служить ареной необычайных приключений.

Послушно глядел он туда, куда она указывала, вежливо повторял, что все «здорово шикарно», но ни на минуту не стал прежним Стэси, товарищем ее детских игр. Священный дух доверия убит, искалечен, мертв, — билось у нее в груди, в то время, как она выпевала любезным голоском благовоспитанной барышни:

— Гляди, Стэйс. Правда, прелесть?

Существует поверье, что иногда наиболее злобными привидениями становятся души людей, при жизни добрейших и всеми любимых. Как ни мертва уже казалась эта старая дружба, она должна была пройти еще одну ужасную стадию. Начав с того, что он простой честный парень и гордится этим, Стэси кончил откровенным хвастовством. Они сидели в маленькой гостиной, меряясь взглядами. Обоим было не по себе. Тео старалась не забывать, что он просто смущен. Она хотела прийти ему на помощь, но она устала… устала отстаивать его перед всеми, устала сражаться с ним за их дружбу.

— В конторе работа так и горит у меня в руках. А вечерами я изучаю бухгалтерию и банковское дело. Посмотрела бы ты на старичину Стэси! Эти богачи еще разинут у меня рты от удивления! И я хорошо знаком с главным бухгалтером Национального Лесного банка. Он почти что обещал мне там место, и с лучшим жалованьем, как только я захочу.

Он не говорил о том, что собирается дать железной дороге и банку… только о том, что он собирается получить от них. У него, по-видимому, не было никаких планов насчет процветания Вернона, но были вполне определенные планы насчет обогащения Стэси Линдстрома. И, как это свойственно юнцам, когда они разойдутся, он приплел одно за другим имена всех важных особ, с которыми когда-либо встречался. Какое бы направление ни принимал разговор, Стэси, увы, стремился только к одному: упомянуть их всех.

Ему понадобилось целых полчаса, чтобы удалиться, не теряя своего достоинства.

— Ненавижу его. Он считает меня снобом. Мне и так тяжко было все время извиняться за то, что я богата, а он даже не захотел мне помочь. Он… О, я ненавижу его! — рыдала Тео у себя в спальне.