Синклер Льюис - Капкан

— Что мне делать, Ральф? Здесь страшно и скучища. Содержать меня в городе Джо не станет. А разве я смогу снова пойти в маникюрши, или по целым дням выстаивать на ногах за прилавком, или поступить в услужение, чтобы кто-то мною помыкал? — Она протянула к нему руки.

Ральф отступил. Казалось, так естественно привлечь ее по-братски к себе — чересчур естественно…

— Не знаю, — жалобно протянул он, будто умоляя ее не взваливать на него свои заботы.

— Ну и пусть, все равно вы очень милый и хороший. И не думайте, что я такая гадкая. Пожалуйста. Ведь я могла бы… ради бога, не рассказывайте Джо, но тут был один человек — купец, приезжий, шикарнейший парень, — и он уговаривал, чтобы я уехала с ним, а я не захотела. Хотя, как подумаешь-поездить по свету, увидеть столько нового! Ах, да что там… Спокойной ночи.

Чистая пижама-блаженство! Пружинный матрац, тюфяк, чистые простыни — тройное блаженство! Убаюканный комфортом, Ральф задремал, но то и дело просыпался. Дом был объят тишиной. Джо и Элверна, вероятно, заснули. Шелест мелкой прибрежной волны только глубже оттенял тишину, и в этом безмолвии каждый загадочный звук означал, что к дому крадется индеец: вот он прошмыгнул вдоль наружной стены веранды, вот пытается открыть затянутую сеткой дверь, вот чиркнул спичкой, чтобы вспыхнула пропитанная керосином ветошь, осторожно достает нож, ступает на цыпочках в темноте…

Ральф лежал, напряженно прислушиваясь. Внезапно он сел как ужаленный, замер с бешено бьющимся сердцем. Что это?.. Приглушенные шаги…

На этот раз не кажется. Вот шуршит по траве. Вот задел за розовый куст.

— К-кто там? — срывающимся голосом окликнул Ральф.

Мягкий топот убегающих ног; потом — мертвая тишина.

Ни ночные страхи, ни назойливые воспоминания о руках и глазах Элверны, очевидно, не помешали ему заснуть — ибо точно известно, что он проснулся; причем проснулся в восемь утра, то есть, по местным понятиям, чуть ли не в полдень. В ленивой волне буйно резвилось солнце, блистали величавой красой тихие сосны, и Ральф, одурманенный сном, уже не знал, наяву он слышал вороватые шаги или они ему пригрезились.

«Все равно с вечера, так сказать, заступаю в караул», — дал он себе слово, но никакого удовольствия от этой перспективы не испытал.

Впрочем, зная, что в доме теперь двое мужчин на стратегически выгодных позициях, индейцы, возможно, не рискнут напасть. А может статься, это просто какой — нибудь пьянчужка брел домой. А может быть…

А в общем ерунда это все.

Так успокаивал себя Ральф, точно ребенок, который убежден, что по коридору уже крадется Слепой Призрак, а в двух шагах готовится к прыжку Таинственный Громила — но раз слышно, как внизу смеются папа и мама, значит, есть еще вполне реальный шанс, что все обойдется.

То было утро азартной рыбной ловли, но лишь после того, как состоялся торжественный и антивудберианский обряд вручения Ральфу калош и мокасинов из лавки Джо. А потом Джо, который сам приготовил и наскоро съел свой завтрак еще в шесть часов, заглянул полюбоваться, как Ральф поглощает кофе с оладьями. Джо снял и переглядывался с Элверной, и в мире не было ничего, кроме дружбы, и солнца, и добрых сердец.

Джо надо было посидеть над счетными книгами, но он отрядил с Ральфом Лоренса Джекфиша, основным ванятием которого было отплясывать с молодыми скво и валяться пьяным на солнышке, исполняя в промежутках обязанности матроса, погонщика, сторожа, садовника и охотника. Глаз у Лоренса был вороватый и плотоядный, зато рыбу он чуял на глубине двадцати футов. Возможно, если бы тут оказались бывшие проводники Ральфа — Джесси и Луи, — Лоренс начал бы изощряться в остроумии не менее убийственно, чем те двое в часы парусных походов. Но сейчас он молчал, хотя английским языком владел сносно, и Ральф, радуясь легкой десятифутовой лодке — после громоздкой грузовой байдарки управляться с такой просто забава, — скользил между островами, гордый своею ролью рулевого.

За островом Синий Нос он закинул удочку в золотистую, прозрачную глубь — и тотчас зажужжала катушка, изогнулось удилище: крючок тянула большая рыба. Он дал ей минут десять, чтобы клюнула как следует, и втащил на борт пятнадцатифунтовую озерную форель с серебристыми боками, усеянными алыми крапинками.

Не чуя под собою ног, явился он в двенадцать часов к обеду; забыты были крадущиеся в ночи индейцы и семейные раздоры; и Джо ахал над его форелью, точно во всех водах земли никто еще с сотворения мира не поймал рыбины, равной этой. Он во что бы то ни стало пожелал сфотографировать Ральфа с форелью в руках. (На этом снимке, который свято хранится по сей день, Ральф ухмыляется глуповато и счастливо, как молодая мамаша над новорожденным.)

Подавая обед — все ту же незадачливую форель, обваленную в кукурузной муке и зажаренную, — Элверна напевала себе под нос фальшиво, но мило; любая мелодия у нее почему-то звучала на мотив песенки «Что мне делать?», но ее щебетание навевало уют, подобно лягушачьим концертам в сумерках или стрекоту сверчка за печкой.

Чтобы такое существо способно было чувствовать себя несчастной страдалицей? Чтобы Джо был способен сурово обходиться с нею? Явный бред! Джо рассказывал фантастические истории про Папашу Бака: убедившись, что никому больше не под силу пить шотландскую крепкую с ним наравне, Па Бак, гласила легенда, приручил добродушного бурого медведя и при свете северного сияния просиживал с ним ночи напролет в обледенелой юрте, источая веселье, мудрость и спиртной дух.

В доме царил мир и согласие, и Ральф был на седьмом небе.

Еще не успели перемыть обеденную посуду, как уже пожаловали гости — два белых траппера, которые болтались в Мэнтрапе, пережидая летний сезон, а сейчас зашли познакомиться с новым человеком: Пит Реншу, смуглый и живой мужчина лет сорока, француз по происхождению, кругленький, поминутно закатывающийся визгливым смехом, и молодой англичанин (или, возможно, ирландец) Джордж Иган, чьи красноречивые недомолвки о своем прошлом наводили на мысль, что он покинул родину по причинам не слишком похвального свойства. Они принесли две кварты самогона: мощной, безотказной, убойного действия взрывчатки, бесцветной, как вода, и сокрушающей, как холера. Торжественно вручив бутыли Джо и небрежно пояснив, что стянули их у Бербери, вождя индейцев кри с озера Полуночного, когда тот упился до бесчувствия, они дали понять, что это их вклад в общий котел вечеринки, которая, как они искренне ждут и твердо рассчитывают, начнется с этой самой минуты и будет продолжаться по крайней мере до утра.

Хозяева сделали все, чтобы оправдать надежды гостей.

Ральф осушил стопку самогона, к счастью, разбавленного лимонадом, так что теперь он напоминал вкусом не купорос, а всего лишь бензин.