Чарльз Диккенс - Очерки лондонских нравов

Что касается до обѣда, то онъ усладителенъ, въ полномъ смыслѣ этого слова; все идетъ прекрасно, всѣ въ хорошемъ расположеніи духа, всѣ расположены дѣлать удовольствіе другъ другу и быть довольными. Дѣдушка со всѣми подробностями разсказываетъ о покупкѣ индѣйки и незамѣтно предоставляетъ бабушкѣ разсказать о томъ, какъ покупалась эта птица въ былыя времена, что и исполняется съ величайшей аккуратностью. Дядюшка Джоржъ, разсказываетъ анекдоты, разрезываетъ дичь, пьетъ вино, шутитъ съ дѣтьми, подмигиваетъ кузинамъ, — словомъ сказалъ… восхищаетъ всѣхъ своей любезностью и радушіемъ. Наконецъ въ столовую входитъ толстая служанка съ гигантскимъ пуддингомъ, украшеннымъ огромной вѣткой мирты, и тогда поднимется такой смѣхъ, шумъ, хлопанье маленькими, пухленькими ручками и топанье ногами, это наступающее волненіе только и можно сравнить съ восторгомъ, которымъ встрѣчается и провождается удивительный подвигъ вливанія зажженаго рому въ рождественскіе пирожки! А потомъ десертъ! вино! шутки! Развѣ это ничего не значитъ? А прекрасные спичи, которые говоритъ, и восхитительныя пѣсни, которые поетъ мужъ Маргариты! Онъ употребляетъ всѣ усилія, чтобы показаться пріятнымъ человѣкомъ: и оказать свое вниманіе бабушкѣ. Даже дѣдушка не только споетъ свою, любимую пѣсню, но поощряемый единодушнымъ encore, появлется, по, принятому обыкновенію, съ новою пѣсенкой, которую никто еще, исключая развѣ бабушки, не слышалъ. Молодой проказникъ кузенъ, находившійся у стариковъ въ опалѣ, за извѣстныя имъ шалости, доводитъ всѣхъ до судорожнаго смѣха пѣніемъ самыхъ необыкновенныхъ и нигдѣ еще не слыханныхъ комическихъ пѣсенъ.

Вечеръ проходитъ такимъ образомъ въ шумной радости, пробуждаетъ въ душѣ каждаго и, чувство любви къ ближнему и укрѣпляетъ доброе расположеніе въ сердцахъ на цѣлый предстоящій годъ.

Вслѣдъ за Святками наступленіе Новаго Года составляетъ въ семейномъ кругу самую пріятную годичную эпоху. Надобно замѣтить, что между ними есть довольно скучный классъ людей, который вступаетъ въ Новый годъ съ такой глубокое грустью, какъ будто присутствуетъ въ качествѣ главныхъ траурныхъ ассистентовъ при погребеніи стараго года. Съ своей стороны, мы считаемъ пріятнымъ долгомъ проводить старый годъ, улетающій отъ насъ на крыльяхъ вѣчности, и встрѣтить зорю Новаго года съ восторгомъ и радостью. Вѣроятно, въ теченіе минувшаго года съ каждымъ изъ насъ случались такія происшествія, на которыхъ мы оглядываемся съ улыбкой пріятнаго воспоминанія, съ чувствомъ сердечной благодарности. Почему же не встрѣчать и Новый годъ съ полнымъ убѣжденіемъ въ его снисходительность?

Такъ, или по крайней мѣрѣ такъ, мы смотримъ на этотъ предметъ. Съ этимъ взглядомъ и съ чувствомъ глубокаго уваженія къ старому году, послѣднія минуты котораго улетаютъ отъ насъ съ каждымъ словомъ, которое мы пишемъ, — мы располагаемся передъ каминомъ на канунѣ новаго года и пишемъ эти строки съ такимъ веселымъ лицомъ, какъ будто ничего особеннаго не случилось, да и не должно случиться къ нарушенію нашего душевнаго спокойствія.

Кареты и коляски съ необыкновенной быстротой и шумомъ снуютъ по улицѣ и, вѣроятно, развозятъ разряженныхъ гостей на блестящіе балы: громкій и безпрестанному стуку въ двери сосѣдняго дома съ зелеными шторами возвѣщаетъ всемъ сосѣдямъ, что на ихъ улицѣ затѣвается огромный балъ; сквозь окна и сквозь тумана, пока еще не поданы свѣчи и не опущены наши сторы, мы видимъ поваровъ съ зелеными корзинами на головахъ, легкіе вагоны съ плетеными стульями и другой различной мебелью; всѣ они спѣшатъ къ безчисленному множеству домовъ, гдѣ встрѣча Новаго года должна ознаменоваться великолѣпнымъ пиршествомъ.

Мнѣ кажется, что можно представить себѣ одно изъ этихъ блестящихъ собраній, и даже очень легко: стоитъ только вообразитъ, что мы въ пышномъ бальномъ нарядѣ являемся мы назначенномъ домѣ и имя наше громогласно возвѣщаютъ у дверей гостиной.

Для примѣра возьмемъ хоть сосѣдній домъ съ зелеными сторами. Намъ заранѣе извѣстно, что тутъ будутъ танцы, потому что во время завтрака мы видѣли, какъ лакей выноситъ ковры изъ передней гостиной. Впрочемъ, если потребуются дальнѣйшія доказательства нашей увѣренности, то — нечего дѣлать! придется разсказать всю истину — мы своими глазами видѣли, какъ у одного изъ оконъ спальни молоденькая лэди причесывала волоса другой, такой же молоденькой лэди, по самой послѣдней и великолѣпной модѣ; а это, намъ кажется, вполнѣ должно оправдать ваши предположенія касательно танцевъ за зелеными сторами.

Хозяинъ солиднаго дома служить въ конторѣ богатаго негоціянта: мы узнаемъ этотъ фактъ по покрою его фрака, по узлу его шейнаго платка и по самодовольной осанкѣ; даже и зеленыя сторы служатъ не послѣднимъ доказательствомъ.

Но позвольте! къ дверямъ дома подъѣхалъ кэбъ. А! знаемъ кто такой! «Это младшій писецъ конторы того же негоціянта — молодой человѣкъ, красивой наружности, съ большимъ расположеніемъ къ простудѣ и мозолямъ; онъ пріѣхалъ въ сапогахъ, носки которыхъ сшиты изъ чернаго сукна, и привезъ съ собой въ карманѣ башмаки, которые онъ надѣваетъ тотчасъ по приходѣ въ переднюю. Въ коридорѣ его встрѣчаетъ лакей и немедленно передаетъ другому лакею въ синемъ фракѣ, а этотъ синій фракъ ни болѣе, ни менѣе, какъ переодѣтый почтальонъ изъ той же конторы.

— Мистеръ Тупль! восклицаетъ онъ при входѣ въ гостиную.

— Ахъ, здравствуйте, Тупль! говоритъ хозяинъ дома, отходя отъ камина, передъ которымъ онъ разсказывалъ политическія новоcти.

— Рекомендую тебѣ, душа моя: это мистеръ Тупль (при этомъ хозяйка дома выражаетъ церемонное привѣтствіе); вотъ это моя старшая дочь. Джулія, рекомендую тебѣ, милая, мистера Тупля…. А вотъ это мои другія дочери, это мой сынъ.

Тупль весьма сильно потираетъ себѣ руки, сладко улыбается, безпрестанно кланяется и вертится до полнаго окончанія рекомендаціи. Послѣ того онъ тихо пробирается въ отдаленную часть комнаты, садится на стулъ подлѣ софы и открываетъ съ молодыми лэди весьма разнообразный разговоръ о погодѣ, о театрахъ, о старомъ годѣ, о послѣднемъ городскомъ происшествіи, о балахъ наступившаго сезона и подобныхъ не менѣе интересныхъ предметахъ.

Въ уличныя двери удары повторяются. Какое многочисленное собраніе, какой неумолкаемый говоръ наполняетъ гостиную! Мы умственно представляемъ Тупля въ зенитѣ его славы. Онъ только что принялъ чашку отъ толстой лэди и передалъ ее лакею, какъ въ ту же минуту продирается сквозь толпу молодыхъ людей, останавливаетъ другого лакея, беретъ съ его подноса нѣсколько бисквитовъ и подаетъ дочери престарѣлой лэди. Проходя мимо софы, онъ уже съ видомъ покровительства поглядываетъ на молоденькихъ лэди, съ которыми за нѣсколько минутъ бесѣдовалъ; в его взглядѣ выражается столько снисхожденія и столько фамильярности, какъ будто знакомство ихъ продолжалось съ самого дѣтства.