Чарльз Диккенс - Битва жизни (пер. Кронеберг)

— А вспомните, какой вы были прежде! сказала Клеменси.

— Да, замѣтилъ Бритнъ: — и всего необыкновеннѣе, Клемми, то, что я перемѣнился черезъ васъ. Вотъ что странно: черезъ васъ! А я думаю, что у васъ въ головѣ нѣтъ и половины идеи.

Клеменси нисколько не обижаясь, покачала головою, засмѣялась, почесала локти и объявила, что и сама такъ думаетъ.

— Я почти въ этомъ увѣренъ, сказалъ Бритнъ.

— Вы правы, правы, отвѣчала Клеменси. — Я не имѣю претензій на идеи. На что мнѣ онѣ?

Бенджаминъ вынулъ изо рта трубку и началъ смѣяться, пока слезы не потекли у него во лицу.

— Что вы за простота, Клемми! сказалъ онъ, покачивая головою и отирая слезы въ полномъ удовольствіи отъ своей шутки. Клеменси и нe думала противорѣчить: глядя на него, она тоже захохотала отъ всей души.

— Нельзя не любить васъ, Клемъ, сказалъ Бритнъ: — вы въ своемъ родѣ прекрасное созданіе: дайте вашу руку. Что бы ни случилось, я никогда васъ не забуду, никогда не перестану быть вашимъ другомъ.

— Въ самомъ дѣлѣ? воскликнула Клеменси. — Это отъ васъ очень мило.

— Да, да, я вашъ заступникъ, сказалъ Бритнъ, отдавая ей трубку, чтобы она выбила табакъ. — Постойте! что это за странный шумъ?

— Шумъ? повторила Клеменси.

— Чьи-то шаги снаружи. Точно какъ будто кто-то спрыгнулъ съ ограды на землю, замѣтилъ Бритнъ. Что, тамъ на верху всѣ уже легли?

— Теперь уже легли, отвѣчала она.

— Вы ничего не слышали?

— Ничего.

Оба стали прислушиваться: все было тихо.

— Знаете ли что, сказалъ Бритнъ, снимая фонарь: — обойду-ка я домъ, — оно вѣрнѣе. Отомкните дверь, покамѣстъ я засвѣчу фонарь, Клемми.

Клеменси поспѣшила отворить дверь, но замѣтила ему, что онъ проходятся попусту, что все это ему почудилось, и такъ далѣе. Бритнъ отвѣчалъ, что очень можетъ статься, во все таки вышелъ, вооруженный кочергой, и началъ свѣтить фонаремъ во всѣ стороны, вблизь и вдаль.

— Все тихо, какъ на кладбищѣ, сказала Клеменси, глядя ему вслѣдъ, — и почти также страшно.

Оглянувшись назадъ въ кухню, она вскрикнула отъ ужаса: передъ ней мелькнула какая-то тѣнь. — Что это? закричала она.

— Тс! тихо произнесла Мери дрожащимъ голосомъ. — Ты всегда меня любила, не правда ли?

— Любила ли я васъ! какое тутъ сомнѣніе!

— Знаю. И я могу тебѣ довѣриться, не правда ли? теперь мнѣ некому довѣриться, кромѣ тебя.

— Конечно, добродушно отвѣчала Клеменси.

— Тамъ ждетъ меня кто-то, сказала Мери, указывая на дверь. Я должна съ нимъ видѣться и переговорить сегодня же. — Мейкль Уарденъ! ради Бога, удалитесь! Не теперь еще!

Клеменси изумилась и смутилась, взглянувши по направленію глазъ говорившей: въ дверяхъ виднѣлась чья-то темная фигура.

— Васъ каждую минуту могутъ открыть, сказала Мери. — Теперь еще не время! Спрячьтесь гдѣ нибудь и обождите, если можете. Я сейчасъ приду.

Онъ поклонился ей рукою и удалился.

— Не ложись спать, Клеменси. Дождись меня здѣсь! сказала Мери поспѣшно. Я почти цѣлый часъ искала поговорить съ тобой. О, не измѣни мнѣ!

Крѣпко схвативши дрожащую руку Клеменси и прижавши ее къ груди, — выразительный жестъ страстной мольбы, краснорѣчивѣе всякихъ словъ, — Мери вышла, увидѣвши свѣтъ отъ возвращающагося фонаря.

— Все благополучно: никого нѣтъ. Почудилось, должно быть, сказалъ Бритнъ, задвигая и замыкая дверь. — Вотъ что значитъ, у кого пылкое воображеніе! Ну! это что?

Клеменси не могла скрыть слѣдовъ своего удивленія и участія: она сидѣла на стулѣ, блѣдная, дрожа всѣмъ тѣломъ.

— Что такое! повторила она, судорожно дергая руками и локтями и посматривая на все, кромѣ Бритна. — Какъ это отъ васъ хорошо, Бритнъ! Напугали досмерти шумомъ, да фонаремъ, да Богъ знаетъ чѣмъ, ушли, да еще спрашиваете: что такое?

— Если фонарь пугаетъ васъ досмерти, Клемми, сказалъ Бритнъ, спокойно задувая и вѣшая его на мѣсто: — такъ отъ этого видѣнія избавиться легко. Но вѣдь вы, кажется, не трусливаго десятка, сказалъ онъ, наблюдая ее пристально: — и не испугались, когда что-то зашумѣло и я засвѣтилъ фонарь. Чтоже вамъ забрело въ голову? Ужь не идея ли какая нибудь, а?

Но Клеменси пожелала ему покойной ночи и начала суетиться, давая тѣмъ знать, что намѣрена немедленно лечь спать; Бритнъ, сдѣлавши оригинальное замѣчаніе, что никто не пойметъ женскихъ причудъ, пожелалъ и ей спокойной ночи, взялъ свѣчу и лѣниво побрелъ спать.

Когда все утихло, Мери возвратилась.

— Отвори двери, сказала она: — и не отходи отъ меня, покамѣстъ я буду говорить съ нимъ.

Какъ ни робки были ея манеры, въ нихъ все таки было что-то рѣшительное, и Клеменси не въ силахъ была противиться. Она тихонько отодвинула задвижку; но, не поворачивая еще ключа, оглянулась на дѣвушку, готовую выйти, когда она отворитъ дверь.

Мери не отвернулась и не потупила глазъ; она смотрѣла на нее съ лицомъ, сіяющимъ молодостію и красотою. Простое чувство говорило Клеменси, какъ ничтожна преграда между счастливымъ отеческимъ кровомъ, честною любовью дѣвушки — и отчаяньемъ семейства, потерею драгоцѣннаго перла его; эта мысль пронзила ея любящее сердце и переполнила его печалью и состраданіемъ, такъ что она зарыдала и бросилась на шею Мери.

— Я знаю не много, сказала она: — очень не много; но я знаю, что этого не должно быть. Подумайте, что вы дѣлаете!

— Я думала уже объ этомъ не разъ, ласково отвѣчала Мери.

— Обдумайте еще разъ. Отложите до завтра.

Мери покачала головою.

— Ради Альфреда, сказала Клеменси съ неподдѣльною торжественностью: — ради того, кого вы любили когда-то такъ сильно!

Мери закрыла лицо руками и повторила:- «когда-то!» какъ будто сердце у нея разорвалось на двое.

— Пошлите меня, продолжала Клеменси, уговаривая ее. — Я скажу ему все, что прикажете. Не переходите сегодня за порогъ. Я увѣрена, что изъ этого не выйдетъ ничего хорошаго. О! въ недобрый часъ принесло сюда мистера Уардена! Вспомните вашего добраго отца, вашу сестрицу!

— Я все обдумала, сказала Мери, быстро подымая голову. — Ты не знаешь, въ чемъ дѣло, ты не знаешь. Я должна съ нимъ переговорятъ. Слова твои доказываютъ, что ты лучшій, вѣрнѣйшій въ мірѣ другъ, — но я должна сдѣлать этотъ шагъ. Хочешь ты итти со мною, Клеменси, спросила она, цалуя ее:- или итти мнѣ одной?

Опечаленная и изумленная Клеменси повернула ключъ и отворила дверь. Мери быстро шагнула въ мрачную, таинственную ночь за порогомъ, держа Клеменси за руку.

Тамъ, въ темнотѣ, онъ подошелъ къ Мери, и они разговаривали долго и съ жаромъ; рука, крѣпко державшая руку Клеменси, то дрожала, то холодѣла, какъ ледъ, то судорожно сжималась, безсознательно передавая чувства, волновавшія Meри въ продолженіи разговора. Онѣ воротились; онъ проводилъ ихъ до дверей; остановившись здѣсь на минуту, онъ схватилъ другую ея руку, прижалъ къ губамъ и потомъ тихо удалился.