Владислав Реймонт - Мужики

— Ого, это самая верная примета, что зима будет суровая.

— Ведь морозы только что начались, а уже волки выходят!

— Видел я около Воли, — знаете, на той дороге, что за мельницей, — много следов, как будто целая стая перебегала дорогу. Мне они сразу в глаза бросились, но я думал, что это охотничьи собаки из усадьбы шли, а это, значит, волки были! — с живостью сказал Антек.

— А ты и на вырубке побывал? — спросил Клемб.

— Нет, но говорили мне люди, что рубят покупной лес у Волчьего Дола.

— И мне так лесник говорил! И еще сказал, что на работу помещик никого из липецких не возьмет, — сердится за то, что мы за свое добро стоим.

— А кто же ему лес вырубит, если он липецких не возьмет? — вмешалась Ганка. — Господи, да ведь столько людей везде по избам сидит и ждет работы, как милости! Мало ли такой голытьбы и в самой Воле, и в Рудке, и в Дембице? Стоит только помещику кликнуть, и в один день набежит сотни две самых лучших работников. Пока помещичий лес рубят, пускай себе подработают, дела там немного, да и нашим идти туда слишком далеко.

— А как за наш бор примутся? — спросил Стах.

— Не дадим! — сказал Клемб коротко и решительно. — Поборемся! Увидит помещик, кто сильнее — он или весь народ. Увидит!

Больше они об этом не говорили: слишком волновало всех: это дело. Только Былица сказал робко, запинаясь:

— Знаю я этих панов из Воли, знаю! Он вам штуку-то подстроит!

— Пусть попробует! Не дети мы, нас не проведет, — сказал Клемб.

Заговорили о том, что органист с женой выгнали Магду. Клемб высказал свое мнение:

— Конечно, это не по-людски, но и то сказать — нельзя же им у себя в доме больницу устраивать, и Магда им ни сват ни брат.

Так они потолковали о том о сем и разошлись довольно поздно. Клемб, прощаясь, со свойственной ему простотой и лаконичностью сказал, чтобы Антек и Ганка заходили к нему, а если им что понадобится, — овощи, или корм для телки, или несколько злотых, — пусть только скажут, все найдется — как не услужить соседям!

Хозяева остались одни.

Ганка после долгих колебаний и боязливых вздохов, наконец, спросила:

— Ну что, нашел работу?

— Нет. Был в одной усадьбе и в другой, и людей расспрашивал, да не нашел ничего.

Антек отвечал тихо, не поднимая глаз, потому что он, хотя действительно побывал в разных местах, работы не искал и все время прошатался зря.

Они легли. Дети уже спали, уложенные в ногах постели, чтобы им было теплее. В избе царила тьма, — только в сверкавшие морозными узорами окна лился лунный свет, опоясывая комнату серебряной лентой. Оба не могли уснуть. Ганка ворочалась с боку на бок и думала: сейчас сказать ему насчет работы на лесопильне или лучше завтра утром?

— Работу я искал, но, хотя бы и нашлась, из деревни не уйду. Не хочу мыкаться по свету, как пес бездомный, — шепотом сказал Антек после долгого молчания.

— Это самое и я думаю! — радостно воскликнула Ганка. — Зачем искать куска хлеба по свету, когда и у нас в деревне найдется хороший заработок. Вот мельник мне сказал, что даст тебе работу на лесопильне хоть завтра, а платит он сорок копеек.

— Ты ходила просить? — крикнул Антек.

— Нет, я ему долг отнесла, и он сам сказал, что хотел за тобой послать. А я насчет работы и не заикнулась! — оправдывалась оробевшая Ганка.

Антек уже ничего не отвечал, замолчала и она. Они лежали рядом, не шевелясь, не говоря ни слова; сон совсем отлетел. Порою то тот, то другой вздыхал, погруженный в свои тайные мысли. Где-то вдалеке глухо лаяли собаки, петухи хлопали крыльями и пели уже с самой полуночи, и какой-то легкий шум, словно ветер, слышался над хатой.

— Спишь? — Ганка пододвинулась ближе.

— Нет, сон у меня совсем прошел.

Антек лежал на спине, подложив руки под голову, так близко — а сердцем и мыслями такой далекий от нее! Лежал неподвижно, почти не дыша, забыв обо всем на свете: Ягусины глаза опять выглянули из мрака и голубели в лунном свете…

Поздним утром, уже после завтрака, мельник привел Антека на место работы, оставил его у въезда, среди сложенных высокими штабелями бревен, а сам пошел к Матеушу, который укладывал дерево и пускал пилы, поговорил с ним и крикнул:

— Ну, приступайте к работе! И слушайтесь во всем Матеуша, он тут вместо меня!

Мельник сразу же ушел, потому что от реки тянуло неприятной пронизывающей сыростью.

— Большого топора у тебя, верно, нет? — спросил Матеуш, сойдя вниз и дружески поздоровавшись с Антеком.

— Я захватил только маленький, потому что не знал…

— Ну, таким топориком тут ничего не сделаешь, это все равно, что зубами бревна грызть! Дерево промерзло и ломается, как стекло. На сегодня я тебе дам топор, только наточить его надо. Эй, Бартек! Беритесь-ка вдвоем с Борыной за этот дубок, живо его очистите, потому что пилы скоро освободятся.

Из-за громадного ствола, лежавшего на снегу, поднялся высокий, сухопарый и сгорбленный мужик с трубкой в зубах, в серой бараньей шапке, желтом тулупе, деревянных башмаках и красных полосатых штанах. Он выпрямился, оперся на свой блестящий топор, сплюнул сквозь зубы и весело сказал:

— Не бойся, мы с тобой живо сработаемся, будем дружной парой, без шума, без драки.

— Лес-то какой отличный! Деревья — как свечи.

— Да, только сучковатые, не дай боже! Как камнями утыканы, проклятые, топор редкий день не зазубрится. А ты свой не точи насухо, надо с волосом по камню вести в одну сторону, тогда лезвие будет крепче. С железом, как с иным человеком: угадаешь, что ему любо, — веди, куда хочешь, как собаку на веревочке… А точило стоит в мельнице под ларем.

Очень скоро Антек уже стоял против Бартека, обрубал сучья и обтесывал ствол вдоль, от нижнего к верхнему концу, как его научил Бартек. Работал молча: очень уж его задело то, что какой-то там Матеуш командует им, Борыной. Но что делать, голод не тетка! И он только знай поплевывал на ладони и ожесточенно хватался за топор.

— Не худо дело у тебя идет, не худо! — заметил Бартек.

Антек действительно хорошо справлялся с работой, — ему не впервые было обтесывать деревья, и смекалка у него была хорошая. Но работа эта была тяжела для непривычного человека, и он скоро запыхался, вспотел, даже тулуп скинул.

Мороз был жестокий и не слабел, а им приходилось все время работать в снегу, руки замерзли, их не оторвать было от топора, и время тянулось нестерпимо медленно. Антек едва дождался полудня.

В обед он поел только черствого хлеба, напился воды прямо из реки и не пошел даже вместе с остальными на мельницу погреться — боялся встретить знакомых среди тех, кто привез молоть зерно и дожидался своей очереди. Они, может быть, стали бы дивиться и тайно радоваться его унижению и нищете. Нет, не дождутся они этого!.. И он остался на морозе, сел у мельницы и, жуя хлеб, смотрел на лесопилку, которая стояла у самой реки и только одним углом примыкала к верхушке мельницы, так что вода с четырех колес мощным зеленым валом неслась под нее и приводила в движение пилы.