Владислав Реймонт - Мужики

— Плохо, что старики землю в руках держат и детям не уступают, обидно нам это. Но хуже всего то, что правят они глупо. И это дело, насчет леса, давно бы можно кончить, если бы они столковались с помещиком.

— Вот еще! Он давал по два морга, а нам полагается по четыре на каждые пятнадцать моргов поля.

— Полагается или нет — это еще неизвестно, это уж начальство рассудит.

— Начальство всегда с господами заодно!

— Неправда, сам комиссар сказал, чтобы мы на два морга не соглашались, значит помещик обязан дать больше! — объяснял Бальцерек.

— Тише, кузнец с урядником едут! — шепотом сказал Матеуш.

Все оглянулись на дверь. В самом деле, вошел кузнец под руку с урядником. Оба уже порядком подвыпили и, грубо растолкав народ, ринулись прямо к стойке. Впрочем, там они постояли недолго, Янкель увел их за перегородку.

— Это они у войта на крестинах так угостились.

— А войт сегодня крестины справляет? — спросил Антек.

— Да. Старики наши там и сидят. Солтыс с Бальцерковой в кумовья позваны, потому что Борына чего-то рассердился и не захотел, — рассказывал Плошка.

— А это кто такой? — воскликнул вдруг Бальцерек.

— Это пан Яцек, брат помещика из Воли, — объяснил Гжеля, и все даже привстали, чтобы поглядеть на него. Пан Яцек медленно пробирался в толпе и кого-то искал глазами, пока не наткнулся на Бартека с лесопилки, и пошел с ним туда, где сидели репецкие.

— Чего ему здесь надо?

— Да ничего, наверное. Он все ходит по деревням, с мужиками толкует, иной раз поможет кому-нибудь. И на скрипке играет, девушек песням учит. Говорят, он свихнулся малость.

— Ну, кончай же, Гжеля, договаривай, коли начал!

— Это насчет леса? Мой совет таков: в этом деле на стариков полагаться нельзя, обязательно все испортят.

— Есть только одно средство: как начнут наш лес рубить, идти всей деревней и разогнать их, не подпускать к лесу до тех пор, пока помещик с нами не сговорится! — сказал Антек решительно.

— Это самое постановили у Клемба.

— Постановили, да не сделают: кто за ними пойдет?

— Хозяева пойдут.

— Не все.

— Если Борына поведет, так все пойдут.

— Да неизвестно еще, захочет ли Мацей!

— А не захочет, так Антек поведет! — запальчиво крикнул Бальцерек.

Все его горячо поддержали, один только Гжеля был против. Он повидал свет, читал газету "Заря" и считал себя поэтому умнее других. Он начал книжным языком доказывать, что насилия чинить нельзя, потому что вмешается суд и ничего, кроме тюрьмы, этим не добьешься, что нужно нанять в городе адвоката и адвокат все сделает по закону. Но товарищам скоро надоело его слушать, послышались насмешки. Гжеля разозлился и сказал:

— Вы отцов своих дураками считаете, а у самих ни на грош разума нет, все равно — как у ребятишек, что еще на карачках ползают, — только и знаете чужие слова повторять!

— Борына пришел с Ягусей и девушками! — сказал кто-то.

Антек, который в эту минуту собирался что-то ответить Гжеле, промолчал и впился глазами в Ягну.

Они пришли поздно, уже после ужина, потому что старик долго противился плаксивым мольбам Юзи и уговорам Настки, — все ждал, чтобы Ягуся его попросила. Она после обеда резко объявила, что пойдет на музыку, а он так же резко ответил, что с места не двинется: не пошел к войту, так никуда не пойдет. Ягуся больше не просила: она так ожесточилась, что не говорила с ним ни слова, плакала потихоньку по углам, хлопала дверями, стояла подолгу на крыльце, несмотря на мороз, ураганом металась по дому, — от нее так и веяло холодной злобой. Ужинать не села с другими и начала вынимать из сундука юбки, примерять их и прихорашиваться.

Что было делать старику? Бранился, ворчал, клялся, что не пойдет, а в конце концов пришлось ему у Ягны прощения просить и волей-неволей вести всех в корчму.

Он вошел, суровый и важный, здоровался с очень немногими, так как равных ему здесь было мало — ведь все видные люди пировали у войта на крестинах. Сына он не заметил, хотя внимательно осматривался по сторонам.

А Антек не сводил глаз с Ягуси. Она стояла у прилавка. Парни ринулись к ней приглашать на танцы, но она всем отказывала, весело болтала то с тем, то с другим и украдкой обводила глазами толпу. Она была сегодня так хороша, что, хотя люди были уже пьяны, все на нее глядели с восторгом. Ни одна из женщин вокруг не могла с ней сравняться. А ведь здесь была и высокая, стройная Настка, в своем красном платье похожая на мальву, и гордая Веронка Плошка, румяная, как георгин, и дочка Сохи, еще совсем девочка, тоненькая, гибкая, с милым личиком. Были и другие девушки, красивые, стройные, притягивавшие глаза мужчин, как, например, Марыся Бальцерек, рослая на диво, белая, крепкая, как молодая репка, и первая в деревне плясунья. Но Ягна была всех лучше. Она затмевала всех красотой, нарядом, осанкой и этими голубыми яркими глазами, как роза затмевает всякие настурции, мальвы, георгины, маки. Да и разоделась она сегодня, как на свадьбу: юбка на ней была оранжевая в зеленых и белых полосах, корсаж из голубого бархата, прошитого золотой ниткой, с глубоким вырезом, тонкая белоснежная рубашка пышными сборками окружала шею и кисти рук, а на грудь в несколько рядов спускались кораллы и янтари. Голову она повязала шелковым платочком, голубым в розовую крапинку, и концы его спустила на плечи.

Другие женщины осуждали ее за такое щегольство и делали ядовитые замечания, но она не обращала на это никакого внимания. Она сразу приметила Антека и, порозовев от радости, как вода в лучах восходящего солнца, отвернулась от Борыны, которому что-то говорил Янкель. Борына скоро ушел за перегородку и там остался. Антек только того и ждал. Он тотчас пробрался вдоль стены к прилавку и спокойно поздоровался с ними, хотя Юзька нарочно отвернулась.

— На музыку пришли или на малгоськин сговор?

— На музыку, — ответила Ягна тихо — от волнения у нее обрывался голос. Некоторое время они стояли рядом молча, только дышали чаще и украдкой переглядывались. Танцующие оттеснили их к самой стене, Настку Шимек увел танцевать, Юзя тоже куда-то исчезла, и они остались одни.

— Каждый день тебя поджидаю, каждый день… — прошептал Антек.

— Да как же я могу выйти… стерегут меня! — отозвалась она дрожа. Руки их как-то сами собой встретились, и оба побледнели, у обоих дух захватило, засияли глаза, а в сердцах звенела музыка счастья.

— Отойди, пусти! — просила Ягна чуть слышно, потому что вокруг теснились люди.

Антек, не отвечая, крепко обнял ее за талию, раздвинул толпу и, очутившись в середине круга, закричал музыкантам:

— Эй, хлопцы, обертас, да повеселее!

Те, конечно, дернули изо всех сил, так что контрабас даже застонал, — всем им было хорошо известно, что Антек, когда разойдется, готов угощать хоть всю корчму. За ним пустились в пляс и его товарищи: танцевал Плошка, Бальцерек, Гжеля и другие, а Матеуш, которому еще мешали танцевать сломанные ребра, только притопывал и покрикивал, раззадоривая других.