Николай Непомнящий - Тени старинных замков

Возле Холланд-хауса есть Зеленая тропинка, прежде носившая имя Соловьиной, так как вдоль нее любили селиться соловьи. «Это , — пишет принцесса , — длинная аллея, похожая на огромную галерею со сводами из сросшихся крон деревьев и покрытая травяным ковром. Тусклый свет пробивается сквозь кроны в призрачную синеву аллеи, и трудно поверить, что находишься в доброй старой Англии». Именно в этой аллее произошло событие, описанное впоследствии Обри. Вот что он рассказывает в своих «Заметках»:

«Прекрасная Диана Рич, дочь графа Холланда, отправилась в сад на послеобеденную прогулку. Часов около одиннадцати она вдруг встретила свой собственный дух, похожий на девушку и ликом, и одеждой как зеркальное отражение. Примерно месяц спустя она умерла от оспы. Люди, которым можно доверять, говорили мне, что и ее сестра, леди Изабелла Финни, тоже видела перед смертью своего двойника. Третья сестра, Мэри, была замужем за герцогом Бредолбэйном, и нам известно, что перед свадьбой она тоже получила потустороннее предостережение сходного свойства. Итак, древние сверхъестественные проявления продолжают жить, и никто не может быть уверенным, что они когда-либо прекратятся. Мы должны относиться к ним с уважением, как к части нашего прошлого. Но независимо от того, как мы к ним относимся, всякая хозяйка Холланд-хауса умирает вскоре после того, как встречается со своей точной копией».

Кто-то попросил сигары. Разговор затянулся и протекал уже довольно вяло. Табачный дым въелся в тяжелые портьеры. Все понимали: либо кто-нибудь поднимет унылое настроение гостей, либо наша встреча придет к естественному концу и мы поспешно разойдемся по домам спать. Никто не рассказал чего-нибудь заслуживающего внимания, — вероятно, нечего было рассказать. Джонс описал последнее охотничье приключение в Йоркшире. Мистер Томпсон из Бостона долго и обстоятельно объяснял принципы работы железнодорожного транспорта; именно тщательное соблюдение их и позволило железнодорожной компании Атчистона, Топека и Санта-Фе не только увеличить протяженность путей, но и долгие годы поддерживать у пассажиров иллюзию, что корпорация и впрямь способна перевозить людей не подвергая их жизнь опасности.

В общем, не стоит вдаваться в подробности, пересказывая, кто что сказал. Время шло, а мы — час за часом — сидели за столом, уставшие и поскучневшие от этой тягомотины, но никто не двигался с места.

Кто-то попросил сигары, и все невольно глянули в его сторону. Брисбейну было лет тридцать пять, и он был наделен от природы качествами, обычно привлекающими внимание людей. Он отличался силой. На первый взгляд Брисбейн был обычного телосложения, выше среднего роста — чуть больше шести футов, — довольно широк в плечах, не худой и не толстый. Небольшая голова на крепкой, мускулистой шее, крупные, сильные руки, которыми, кажется, можно было без щипцов колоть орехи, сильные предплечья и мощная грудь. Обычно говорят: наружность обманчива, так вот если Брисбейн производил впечатление сильного человека, на самом деле он был значительно сильнее. Лицо у него было непримечательное: маленькая голова, жидкие волосы, голубые глаза, крупный нос, небольшие усики и тяжелый подбородок. Брисбейна знали все, и, когда он попросил сигары, все обернулись к нему.

— Странная это штука, — сказал Брисбейн.

Разговор прекратился. Голос у Брисбейна был негромкий, но он умел, вступив в общий разговор, оборвать его, будто ножом. Все приготовились слушать. А Брисбейн, добившись общего внимания, неторопливо раскуривал сигару.

— Странная штука, — повторил он, — эти рассказы о привидениях. Люди все время интересуются, видел ли их кто-нибудь; так вот я видел.

— Чушь! Привидения? Да вы шутите, Брисбейн! С вашим-то интеллектом! — такими восклицаниями встретили заявление Брисбейна.

Теперь уже все попросили сигары, и Стабс, дворецкий, вдруг будто из-под земли вырос с новой бутылкой сухого шампанского. Итак, вечер был спасен: Брисбейн решил рассказать историю.

— Я бывалый мореплаватель, — начал он, — и, поскольку мне довольно часто приходилось плыть через Атлантику, у меня есть свои любимые пароходы. Когда надо пересечь этот утиный пруд, я по обыкновению дожидаюсь их. Может быть, это и предрассудок, но зато я всегда получал удовольствие от плавания, за одним-единственным исключением. Я очень хорошо помню этот случай. Дело было в июне, «Камчатка» была одним из моих любимых кораблей. Я говорю «была», потому что теперь она никоим образом не принадлежит к числу моих любимцев. Просто не представлю, что побудило бы меня снова отправиться в плавание на «Камчатке». Да, я заранее предвижу ваши возражения. Там необычайно чисто на корме, в каютах сухо и нижняя полка, как правило, двойная. У «Камчатки» масса преимуществ, но я никогда больше не поплыву на ней через Атлантику. Извините, что я отклонился от темы. Так вот, я поднялся на борт и окликнул стюарда, чей красный нос и рыжие усы были мне одинаково хорошо знакомы.

— Сто пятая, нижнее место, — деловито сказал я.

Стюард принял у меня чемодан, пальто и плед. Я никогда не забуду выражения его лица. Он побледнел и, казалось, должен был вот-вот заплакать, либо чихнуть, либо уронить мой чемодан. И поскольку в последнем лежали две бутылки превосходного старого шерри, которые дал в мне в дорогу мой давнишний друг Снштинсон ван Пикинс, я заволновался. Но ничего подобного не произошло.

— Ну и ну, разрази меня гром! — пробормотал он и повел меня в каюту.

Когда мы спускались, я подумал, что стюард уже принял грогу, но ничего не сказал. Сто пятая каюта была по левому борту, далеко от кормы. Она ничем не отличалась от остальных. Нижняя полка, как в большинстве кают на «Камчатке», двойная. Здесь было довольно просторно, стоял обычный умывальник с обычными ненужными деревянными подставками, на которых удобнее разместить большой зонт, чем зубную щетку. На неприглядного вида матрацах лежали аккуратно сложенные одеяла, которые великий юморист современности сравнил с холодными гречишными оладьями. Можете себе представить и полотенца. Стеклянные графины были наполнены прозрачной жидкостью слегка коричневатого цвета, от которой исходил слабый, но оттого не менее тошнотворный запах, отдаленно напоминающий запах машинного масла. Шторки унылого цвета наполовину закрывали верхнюю полку. Свет знойного июньского полдня едва проникал в каюту. О, как она мне ненавистна!

Стюард разместил в каюте мои вещи и посмотрел на меня с таким видом, словно ему не терпелось поскорее уйти, — возможно, чтобы получить чаевые и с других пассажиров. Всегда нелишне заручиться благосклонностью служащих, и я тут же дал ему несколько монет.