Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.13. Мечта. Человек-зверь

Было девять часов вечера, через несколько минут появится курьерский поезд из Парижа. Будто прогуливаясь, девушка двинулась вперед, к ветке на Дьепп, до которой оставалось метров двести, она приглядывалась к пути, выискивая, что может пригодиться для ее цели. Железнодорожную ветку приводили в порядок, и на ней стоял состав с балластом, только что направленный туда стрелочником Озилем, приятелем Флоры; и тут девушку точно осенило, в ее голове мгновенно созрел план: надо просто помешать Озилю вновь повернуть стрелку на основной путь, тогда курьерский поезд налетит на состав с балластом и разобьется. С той самой минуты, когда Озиль, опьянев от страсти, накинулся на Флору, а она едва не раскроила ему череп ударом дубинки, девушка прониклась к нему симпатией и охотно его навещала: она неожиданно появлялась из туннеля, словно коза, спустившаяся с гор. Озиль, бывший солдат, необыкновенно тощий и удивительно молчаливый малый, неукоснительно соблюдал железнодорожные правила, за ним не числилось никаких упущений по службе, днем и ночью он был начеку. Но при виде этой дикарки, которая отделала его почище любого парня, Озиль терял голову, и, помани она его мизинцем, он пошел бы за ней на край света. Хотя Озиль был на четырнадцать лет старше Флоры, он влюбился в нее как мальчишка и дал себе клятву во что бы то ни стало овладеть ею, сила не помогла, ну что ж, он наберется терпения, будет с нею любезничать! Вот почему в ту ночь, когда Флора в темноте приблизилась к будке Озиля и окликнула его, он, забыв обо всем, кинулся к ней. Задавшись целью увести стрелочника подальше от железнодорожной линии, девушка всячески старалась отвлечь его внимание и сбивчиво рассказывала различные истории, потом сказала, что ее мать сильно болеет, того и гляди помрет, а уж тогда она нипочем не останется в Круа-де-Мофра. В то же время Флора напряженно прислушивалась к пока еще невнятному гулу курьерского поезда, который вышел со станции Малоне и на всех парах приближался. Поезд был уже совсем рядом, и тут девушка оглянулась, чтобы все увидеть своими глазами. Но она не подумала о новой тормозной системе: едва паровоз вступил на Дьеппскую ветку, как тут же пришел в действие сигнал остановки, и машинист успел остановить поезд в нескольких шагах от состава с балластом. Озиль закричал так отчаянно, точно на него обрушился дом, и опрометью кинулся к своему посту, а Флора, вся подобравшись, застыла на месте и следила из темноты за маневрированием обоих составов. Спустя два дня уволенный со службы Озиль зашел попрощаться с Флорой, он ни о чем не догадывался и уговаривал девушку перейти жить к нему, если ее мать умрет… Ладно! На этот раз сорвалось, надо было искать другой способ.

При этом воспоминании пелена, заволакивавшая взгляд Флоры, рассеялась, и девушка вновь увидела покойницу, освещенную желтым пламенем свечи. Матери больше нет. Не уйти ли и впрямь к Озилю, стать его женой? Ведь он ее любит, — как знать, может, с ним она и найдет свое счастье? Но тут все в ней взбунтовалось. Ни за что! Уж если она окажется такой трусливой, что не сумеет расправиться с теми двумя, а сама останется жить, — у нее все-таки достанет гордости не выходить за нелюбимого! Лучше уж она пойдет бродить по дорогам, наймется в услужение… Непривычный шум заставил ее насторожиться, но она тут же поняла, что это Мизар долбит киркой глиняный пол в кухне, — он с таким остервенением разыскивал припрятанные деньги, что, казалось, способен был разворотить весь дом. Нет, с этим мерзким кротом она тоже не останется! Что же делать? И в эту минуту опять налетел ураган, стены затряслись, а по бледному лицу покойницы скользнул кроваво-красный отблеск, осветивший широко раскрытые глаза и застывший в насмешливой гримасе рот. Это прошел последний пассажирский поезд из Парижа, его тащил за собой тяжелый локомотив.

Флора повернула голову и увидела звезды, озарявшие мирный покой весенней ночи.

— Три десять, — чуть слышно прошептала девушка. — Через пять часов они будут здесь.

Надо на что-то решиться, не станет она больше терпеть! Видеть их, видеть, как они каждую неделю ездят в Париж предаваться любви, — свыше ее сил! Теперь она твердо знает: никогда Жак ее не полюбит! Ну, а коли так — пусть он лучше сгинет, пусть все пойдет прахом. Мрачная комната, где она уже бодрствовала несколько часов, переполняла ее скорбью, и в душе Флоры росла жажда разрушения. Ведь в живых не осталось никого, кто бы ее любил, а раз так — пусть и другие умрут, как умерла ее мать! Да, еще немало людей умрет, они погибнут все сразу. Сперва погибла сестра, потом — мать, а теперь погибла и любовь! Что ей делать? Уйдет ли она куда или останется тут — везде она будет одна, вечно одна, а те, другие, всегда вдвоем… Нет! Пусть уж лучше все рухнет, пусть смерть, что притаилась в этой закопченной комнате, как буря налетит на железнодорожное полотно и уничтожит все живое!

Довольно раздумывать, пора действовать, надо только найти способ и совершить то, что она решила. И Флора вернулась к мысли вынуть рельс. То был самый верный, простой и надежный путь: выбить молотом рельсовые подушки, а потом рельс и сам соскочит со шпал. Инструмент у нее есть, в этом пустынном месте ее никто не увидит. Лучше всего это сделать за выемкой, на пути к Барантену, там железная дорога изгибается, а потом взбегает на косогор, который метров на семь или восемь возвышается над ложбиной, — тут уж поезд непременно сойдет с рельсов, произойдет ужасное крушение. Но, припомнив расписание, Флора обеспокоилась. Курьерский поезд из Гавра проходит здесь в восемь шестнадцать, перед ним должен еще пройти — в семь пятьдесят пять пассажирский поезд. Итак, у нее будет двадцать минут, больше и не нужно. Одно только плохо: между ними могут пустить без расписания товарный поезд, это нередко случается, особенно когда в Гавре соберется много грузов. Стоит ли рисковать?! Если бы знать заранее, что полетит под откос именно курьерский! Но кто может поручиться? PI Флора снова принялась мучительно думать. Еще не рассвело, на столе по-прежнему горела свеча, она уже совсем оплыла, а высокий фитиль, с которого не снимали нагара, обуглился.

Снаружи донесся шум — подходил товарный поезд из Руана, и в эту минуту возвратился Мизар. Руки у него были в земле, он только что сверху донизу перерыл дровяной сарай; Мизар тяжело переводил дух, бесплодные поиски вывели его из равновесия, он весь кипел от бессильной ярости и, точно одержимый, снова принялся шарить под кроватью, за шкафом, в очаге — везде. Поезду, казалось, конца не будет, огромные колеса мерно громыхали на стыках рельсов, и при каждом толчке покойница слегка подпрыгивала на кровати. Снимая со стены небольшую картину в дешевой рамке, путевой сторож остановил взгляд на широко раскрытых глазах умершей, — как и прежде, они будто следили за ним, а на губах змеилась насмешливая улыбка.