Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.13. Мечта. Человек-зверь

Прошло два часа, и наконец подоспела помощь. Во время столкновения сошедшие с рельсов вагоны свалились на левую сторону полотна, вот почему расчистку второй колеи можно было произвести за несколько часов. Специальный поезд, состоявший из трех вагонов и паровоза особого назначения, доставил из Руана начальника канцелярии префекта, окружного прокурора, нескольких инженеров и врачей, находившихся на службе Компании, — все они были растерянны и возбуждены; начальник станции Барантен, г-н Бесьер, прибыл сюда уже раньше во главе команды рабочих, тут же приступившей к расчистке пути от обломков.

Необыкновенное движение и суета воцарились в этом забытом богом уголке, где обычно господствовало безмолвие пустыни. Оставшиеся невредимыми пассажиры под влиянием пережитой паники испытывали лихорадочную потребность что-то делать: одни, приходя в ужас при мысли, что снова придется сесть в поезд, повсюду разыскивали экипажи; другие, видя, что тут не раздобыть даже тачки, уже подумывали о том, где бы достать провизии и хоть немного отдохнуть; и все требовали, чтобы была налажена телеграфная связь; самые нетерпеливые отправились пешком в Барантен — послать оттуда депеши. Представители власти при участии приехавших инженеров начали следствие, а врачи тем временем торопились перевязать раненых. Многие из пострадавших все еще не приходили в сознание, они буквально плавали в лужах собственной крови. Другие при первом же прикосновении хирургических инструментов начинали едва слышно стонать. Пятнадцать пассажиров было убито, тридцать два — тяжело ранено. Трупы еще предстояло опознать, а пока что их сложили вдоль изгороди, и они смотрели в небо невидящими глазами. Помощник прокурора, совсем еще молодой человек маленького роста, розовощекий и светловолосый, проявляя служебное рвение, суетился возле мертвецов и рылся в их карманах в надежде, что какие-нибудь бумаги, визитные карточки либо письма помогут ему установить личность и адреса погибших. Хотя на целое лье вокруг не было никакого жилья, откуда-то набежало десятка три любопытных — мужчин, женщин и детей; они глазели на чиновника и не только ничем не помогали ему, а скорее мешали. Тучи черной пыли, клубы дыма и пара, окутывавшие место страшной бойни, постепенно рассеялись, и опять во всей красе засияло лучезарное апрельское утро; яркое солнце заливало нежными ласковыми лучами умирающих и мертвых, изуродованную «Лизон» и беспорядочные груды обломков, среди которых возились рабочие, точно муравьи, возрождающие к жизни свой муравейник, разрушенный ногой равнодушного путника.

Жак все еще был без сознания, и Северина упросила проходившего мимо врача осмотреть его.

Внимательно исследовав машиниста, тот не обнаружил никаких видимых повреждений, однако он боялся повреждений внутренних, потому что изо рта Жака тонкими струйками бежала кровь. Ничего более определенного врач сказать не мог, он только посоветовал немедленно унести пострадавшего и уложить его в постель, старательно избегая при этом малейших толчков.

Во время осмотра Жак слегка застонал от боли и приоткрыл глаза; на сей раз он узнал Северину и беспомощно пролепетал:

— Забери, забери меня отсюда!

Флора также склонилась над ним. Повернув голову, Жак узнал и ее. В его глазах появилось выражение какого-то ребяческого испуга, ненависти и отвращения, он отвел взгляд от девушки и потянулся к Северине:

— Забери же меня отсюда, сейчас, немедленно!

И тогда Северина, также обращаясь к нему на «ты», словно они были вдвоем, — Флору она в расчет не принимала! — спросила:

— Хочешь в Круа-де-Мофра?.. Ничего не имеешь против? Это ведь совсем рядом, и там мы будем у себя.

Исподлобья поглядев на Флору, Жак с дрожью в голосе ответил:

— Куда угодно, но только скорее!

Прочтя в его взоре омерзение и ужас, девушка побледнела как смерть. Итак, она погубила столько незнакомых и ни в чем не повинных людей, но ни его, ни ее умертвить не сумела: Северина не получила даже царапины, Жак, конечно, тоже выживет. Чего ж она добилась? Только еще больше сблизила их, теперь они вовсе останутся вдвоем в этом укромном местечке! И Флора мысленно рисовала себе картину жизни любовников: Жак поправляется, выздоравливает, Северина самоотверженно ухаживает за ним, он в благодарность все время ласкает ее, и они — вдали от людей, без помех — наслаждаются медовым месяцем, дарованным им катастрофой. По спине у нее пробежал мороз, она кинула взгляд на мертвецов — выходит, она напрасно погубила всех этих людей.

В этот миг девушка краем глаза заметила Мизара и Кабюша; тех допрашивали какие-то хорошо одетые люди, как видно, судейские. И в самом деле, начальник канцелярии префекта и окружной прокурор пытались понять, каким образом телега каменолома застряла на полотне в самое неподходящее время. Мизар божился, что никуда не уходил со своего поста, но толком объяснить, что произошло, он не мог: он и вправду ничего не видел и уверял, будто лишь на минуту отвернулся к сигнальным аппаратам. Что касается Кабюша, то он был до глубины души потрясен случившимся и что-то бессвязно твердил, пытаясь объяснить, почему оставил лошадей без присмотра: он, мол, захотел проститься с покойницей, а лошади каким-то образом ушли, — должно быть, девушка не справилась с ними. Он сбивался, опять начинал говорить, но из его путаного рассказа ничего нельзя было уяснить.

Неукротимое стремление к свободе внезапно овладело Флорой, и кровь быстрее заструилась в ее жилах. Ей захотелось свободно располагать собою, без помех все обдумать и принять решение: ведь она всегда жила своим умом, всегда сама решала, как поступить. Зачем дожидаться, пока ее начнут донимать докучными расспросами, пока, чего доброго, арестуют? Пусть даже ее признают невиновной в преступлении, все равно обвинят в нерадивости и призовут к ответу. Но все же Флора не двигалась с места, что-то властно удерживало девушку, пока здесь оставался Жак.

Северина столько упрашивала Пеке, что он раздобыл где-то носилки и появился в сопровождении какого-то железнодорожного служащего, чтобы с его помощью перенести Жака в дом. Врач убедил Северину приютить у себя также и обер-кондуктора Анри Доверия: у того, видимо, было сотрясение мозга, и он впал в полное оцепенение. Решили, что его отнесут в Круа-де-Мофра вслед за машинистом.

Северина склонилась над Жаком, чтобы расстегнуть его тугой воротник; желая придать ему мужества, она не таясь поцеловала его в глаза.

— Не бойся ничего, мы еще будем счастливы!

Улыбнувшись, он в свою очередь поцеловал ее. И этот поцелуй поразил Флору, точно удар ножом, он навеки разлучил ее с Жаком. Девушке почудилось, будто сердце у нее превратилось в зияющую рану, из которой потоком струится кровь. Когда Жака унесли, Флора кинулась прочь. Пробегая мимо низенького домика путевого сторожа, она заглянула в окно комнаты, где лежала покойница: возле тела Фази все еще теплилась свеча, бледный язычок пламени был едва заметен при дневном освещении. Все это время около нее никого не было, она лежала, все так же склонив голову на плечо, глаза ее были широко раскрыты, губы — искажены гримасой, усопшая будто глядела на то, как умирают раздавленные люди, которых она никогда не знала.