Роберт Вальзер - Сочинения Фрица Кохера и другие этюды

Летом леса, конечно, прекраснее всего, благодаря роскоши их убранства. Осень придает лесам последнее краткое, но неописуемое очарование. Наконец, зима. Она, разумеется, неблагосклонна к лесам, но и зимой леса прекрасны. Да есть ли вообще в природе что-либо некрасивое? У тех, кто любит природу, этот вопрос вызовет усмешку; для них все времена года одинаково хороши и значимы, ибо они любуются, наслаждаются каждым временем года. Как роскошны хвойные леса зимой! Высокие, стройные ели изнемогают под грузом пушистого снега, их длинные ветви клонятся к земле, но под толстым снежным ковром не видно и земли! Сколько бы я ни бродил по зимним еловым лесам, я, сочинитель, никогда не тосковал о самом прекрасном лесном лете. Так уж повелось: либо ты любишь в природе все, либо тебе вообще не дано любить или почитать хоть что-то. Но летние леса быстрее и острее всего врезаются в память, и это неудивительно. Цвет запоминается лучше, чем форма или просто такие монохромные цвета, как серый или белый. А летом весь лес — только зелень, тяжелая, высокомерная. Все зелено, зелень повсюду, она правит и повелевает, позволяя другим краскам, которым тоже хочется обратить на себя внимание, являться только в связи с собой. Зелень преобладает над всеми формами, так что формы исчезают и расплываются! Летом больше не обращаешь внимания ни на какую форму, видишь только одну великую, текучую, мудрую краску. Тогда мир обретает ее вид, ее характер, он так же зелен, как в прекрасные годы нашей юности, мы верим в это, потому что не знаем ничего другого. С каким счастьем большинство людей думает о своей юности: юность отвечает им мерцанием зеленого, потому что роскошнее и интереснее всего было проводить ее в лесу. Потом люди выросли, и леса тоже состарились, но разве все, что имело значение, не осталось таким же? Кто был сорванцом в юности, тот пронесет через всю жизнь эту отметину, знак озорства. И так же, на всю жизнь, сохранит свою отметину робкий зубрила. Ни тот ни другой никогда не забудут всемогущей зелени летнего леса; для всех живущих, умирающих, растущих она останется незабываемой. И как прекрасны эти дорогие, греющие душу воспоминания! Отец и мать, и братья и сестры, и удары, и ласки, и обиды, все окутаны глубоким зеленым цветом!

Сколько странствующих подмастерьев уже прошли по нашим лесам, напевая, или насвистывая, или наигрывая на губной гармошке! Может быть, перед ними ехал такой тяжелый, длинный воз, и они обгоняли его, потому что он, наверное, двигался слишком медленно. Может быть, потом им попадалась навстречу тележка с молоком, а потом компания знатных дам и господ, а потом чужие парни, возможно норвежцы. Крепкие симпатичные ребята обменивались легкими дружескими приветствиями и шли дальше. Чего только не происходит на проселочных дорогах, ведущих через большие леса. Сколько раз в густом лесу жандармы, выбиваясь из сил, ломились через кустарник: искали какого-нибудь бродягу. Не тут-то было. Леса любят свободу, и свобода, все, что зовется свободой, любит лес! В прежние времена наши воины шли через леса, всей душой надеясь вернуться со славой и богатством — или не вернуться никогда. В лесах происходят и злодеяния, ведь там легко скрывается всякая необузданная вольница. Но если люди в лесу творят беззакония, разве в этом виноват лес? Лес куда сильнее располагает к невинным радостям, чем к злонамеренным, темным деяниям, об этом никогда не следует забывать. — Зимой, когда большинство лесных деревьев стоят обнаженными, когда их тонкими ветвями и сучьями играет холодный воздух, ясно ощущаешь, что такое лес, что он собой представляет и на чем покоится. Летом, в сутолоке цвета и формы, забываешь не только себя, но даже самый лес, где бродишь! Ты наслаждаешься. Но пока наслаждаешься, плохо наблюдаешь, потому что твои чувства захвачены наслаждением. Что такое лес? Каждый это знает! Что именно делает лес прекрасным? А вот на это никто не сумеет ответить. Каждый говорит, там хорошо, мне там нравится, там я могу забыть многие печали и вовсе не жажду знать, на чем покоится очарование красоты, на чем зиждется любовь к такой прелести! — Лес пробуждает в человеке только чувство, не разум, и ни в коем случае не тягу к анализу! Хотя и в размышлении есть своя красота. Что ж, оно тоже ведь нечто иное, как ощущение. В каждом сердце есть смутное понимание того, почему лес так пленительно прекрасен, и никто, ни один человек, способный чувствовать, не выразит это вслух языком арифметики. Леса, где ты бродил, оставляют сердцу безымянное чувство величия и святости, оно обязывает молчать. «Хорошо было в лесу?» — «Да, — отвечаешь ты, — хорошо». Но это и все.

Люди, испытывающие страдания, любят ходить в лес. Им кажется, что лес страдает и молчит вместе с ними, что он умеет выносить страдания спокойно и гордо. Страдая, мы идем туда, где нас окружит атмосфера гордого и свободного страдания. У леса мы учимся спокойствию. Страдание хочет кричать, бесноваться. Лес подает пример молчаливого страдания. И понять его легко; он молчит, но о его страдании говорит цвет и движение, он страдает подобно нам. Все, что гордо и свободно, страдает, говорим мы себе. Все, что чувствует или, по крайней мере, живо чувствует, должно страдать! Лес чувствует, в нем живет чуткая, глубинная восприимчивость, он держится с гордым достоинством и говорит с нами благожелательно и дружелюбно. Мы с детства учимся у него, что отравлять жизнь других своим угрюмо-жалобным присутствием, обременять их бесполезными смутными страхами, — некрасиво. Вот почему тот, кто страдает, почувствует себя так хорошо в лесу. Он увидит, что окружен спокойным мягким дружелюбием, попросит прощения у мира за свои некрасивые эгоистичные жалобы и с облегчением улыбнется. Если его страдание глубоко, что ж, тем глубже и значительнее и нежнее станет его улыбка. Ему захочется умереть от радости, здесь, где отмирает все низкое, лживое и пустое. Сладкое, сладкое блаженство забвения охватит его, улыбнется вместе с ним, вызовет еще более глубокую, благородную улыбку, невольную улыбку, не столько губами, сколько сердцем. Он испытает вдруг что-то вроде счастья, странно схожего со страданием. Его счастье поцелует его страдание. И он скажет себе: «Надо же, мое страдание — это же мое счастье; этому я научился у леса, как ты добр, как ты добр, лес!» Лес страждет со страждущими, все страждущие верят в это, и им кажется, что воображение их не обмануло. В лесу шелестят о своем страдании правда и искренность. И еще: в лесу рождается дивное состояние, возможно самое прекрасное и изнурительное из всех, которые возможно испытать, лес течет, это зеленое, глубокое утекание, убегание, его ветви — волны, его зелень — любимая влага. Я умираю и бегу вместе с этой влагой, с волнами, теперь я волна и влага, я течение, я лес, я сам лес, я все, я все, чем смог стать и чего сумел достичь. Теперь я счастлив. Счастье и страдание — задушевные друзья. Отныне я никогда больше не буду сердиться или даже гневаться из-за своего страдания. Существует так много состояний, которых желательно избегать, и тот, кто воистину страждет, избегает гнева. Только лес научил меня страдать по-настоящему.