Бернарден Сен-Пьер - Поль и Виргиния. Индийская хижина

Когда госпожа де-ла-Тур оправилась от родов, оба этих малых поселения стали приносить доход благодаря попечению, которое время от времени я уделял им, а в особенности благодаря упорной работе невольников. Тот, который принадлежал Маргарите, по имени Доминг, происходил из племени иолофов и был еще силен, хотя находился уже в летах. Он обладал опытностью и природной сметкой. Он возделывал на обоих поселениях, не делая между ними разницы, участки, казавшиеся ему наиболее плодородными, засевая их надлежащими растениями. Он сеял просо и маис на худших местах, немного пшеницы — на хороших, рис — в болотистых низинах, а у подножия скал — разные виды тыкв и огурцов, которые любят ползти вверх. Он сажал на сухих местах пататы, делающиеся там очень сладкими, на высотах — хлопчатник, на тяжелой почве — сахарный тростник, на холмах, где зерно мелко, но превосходно, — кофейные деревца, вдоль реки и вокруг жилищ — бананы, которые круглый год дают плоды и прекрасную тень, и, наконец, — несколько растений табаку, чтобы услаждать досуги свои и добрых своих господ. Он ходил рубить дрова в горы и ломать камень кое-где на уступах, чтобы провести там дороги. Он исполнял все эти работы с пониманием и ревностью, ибо исполнял их за совесть.

Он был весьма привязан к Маргарите и не менее к госпоже де-ла-Тур, на негритянке которой он женился, когда родилась Виргиния. Он страстно любил свою жену, которую звали Марией. Она была родом с Мадагаскара, откуда принесла знание нескольких ремесл, в особенности умение делать из трав, растущих в лесах, корзины и материи, употребляемые дикарями. Она была ловка, опрятна и очень преданна. На ней лежала обязанность готовить кушанье, смотреть за несколькими курами и время от времени относить на продажу в Порт Людовика излишек с обоих поселений, бывший весьма незначительным. Прибавьте к этому двух коз, росших вместе с детьми, и большую собаку, которая стерегла поселения ночью, — и у вас будет представление о всех доходах и всех работниках этих двух небольших хозяйств.

Что касается обеих подруг, то они пряли с утра до вечера хлопок. Этой работы было достаточно, чтобы содержать себя и семью; вообще же они были настолько лишены иноземных удобств, что ходили босиком по поселку и надевали башмаки лишь по воскресеньям, чтобы пойти рано утром к обедне в церковь, виднеющуюся там, внизу. Между тем она гораздо дальше, чем Порт Людовика; однако они ходили в город редко, боясь презрения за то, что их одежда была из толстой синей бенгальской холстины, словно у невольников. Впрочем, общественное уважение важнее ли домашнего счастья? Если этим дамам приходилось несколько страдать на людях, они с тем большим удовольствием возвращались к себе. Мария и Доминг, едва лишь заметив их с этой возвышенности на дороге Апельсинов, сбегали к подножию горы, чтобы помочь им подняться. Они читали в глазах своих невольников счастье, которое те испытывали при виде их возвращения. Они находили дома чистоту, свободу, блага, которыми они были обязаны лишь собственным своим трудам, и слуг, исполненных усердия и почтения.

Сами они, связанные одними и теми же нуждами, испытавшие горести почти одинаковые, называя друг друга сладостными именами друга, товарища и сестры, имели одну лишь волю, одни стремления, один стол. Все было общим у них. А если старый пламень, более сильный, чем пламень дружбы, подымался в их душе, то чистая религия, которую поддерживала непорочная жизнь, влекла их к иной жизни, подобно огню, который возлетает к небесам, когда нет ему больше пищи на земле.

Естественные обязанности еще умножали счастие общения. Их взаимная дружба удваивалась при виде детей — плодов любви, равно несчастной. Они доставляли себе радость купать их в одной ванне и класть в одну колыбель. Часто, кормя грудью, менялись они детьми. «Друг мой, — говорила госпожа де-ла-Тур, — у каждой из нас будет два ребенка, и у каждого из наших детей будет две матери». Как два ростка на двух деревьях одной породы, у которых буря обломала все ветви, дают плоды более нежные, ежели оторвать их от родимого ствола и привить к стволу соседнему, так и два этих ребенка, лишенные всех родных своих, проникались чувством более нежным, нежели чувства сына и дочери, сестры и брата, когда, кормя грудью, передавали их друг другу обе подруги, даровавшие им жизнь. Уже матери говорили у колыбелей о их свадьбе, и это предвидение супружеского счастия, которым они услаждали собственные свои мучения, нередко кончалось слезами: одной вспоминалось, что несчастия ее произошли оттого, что она пренебрегла браком, другой — оттого, что она последовала его законам; одной — что она стала выше своего положения; другой — что она стала ниже его; однако обе утешались тем, что настанет день, когда их более счастливые дети насладятся, вдали от жестоких предрассудков Европы, утехами любви и благами равенства.

Ничто, поистине, не могло сравниться с привязанностью, которую они уже питали друг к другу. Если Поль приходил в слезах, ему показывали Виргинию; при виде ее он улыбался и успокаивался. Если Виргиния страдала, об этом узнавали по крикам Поля; но прелестная девочка спешила скрыть боль, дабы он не страдал из-за нее. Когда бы ни пришел я сюда, я видел их обоих, по обычаю страны, голыми, едва умеющими ходить, держащими друг друга за руки и подмышки, как изображают созвездие Близнецов. Даже ночь не могла их разъединить; она часто заставала их в одной колыбели, где они лежали щека к щеке, грудь к груди, обняв друг друга за шею и заснув в объятиях друг друга.

Когда они стали говорить, первыми именами, которые они научились давать друг другу, были «брат» и «сестра». Детство, знающее ласки более нежные, не знает более нежных имен. Воспитание лишь умножило их дружбу, направив ее ко взаимным обязанностям. Скоро все, что было связано с бережливостью, опрятностью, заботой о приготовлении сельской трапезы, стало обязанностью Виргинии, и работу ее постоянно сопровождали похвалы и поцелуи брата. Что же касается его, всегда чем-нибудь занятого, то он вскапывал вместе с Домингом сад или же, с небольшим топором в руке, сопровождал его по лесам; и если во время этих прогулок попадался ему красивый цветок, вкусный плод или птичье гнездо, будь они даже на вершине, дерева, он забирался туда, чтобы отнести их сестре.

Если где-нибудь встречался один из них, это было верным знаком, что и другой неподалеку.

Как-то раз, спускаясь с вершины горы, я заметил в конце сада Виргинию, бежавшую к дому, покрыв голову юбочкой, которую она вывернула сзади, дабы защититься от проливного дождя.