Шарлотта Бронте - Джейн Эйр

– Но, сокровище мое, пойми сама…

– Понимаю и знаю заранее все, что ты скажешь. Но будет так, как я хочу. Скорей, Сэм!

– Да, да, да! – закричала молодежь, и дамы, и джентльмены. – Пусть войдет, очень интересно!

Слуга все еще медлил.

– Да это такая скандалистка, – сказал он.

– Ступайте! – изрекла мисс Ингрэм; и он вышел.

Гостями овладело волнение. Когда Сэм вернулся, все еще продолжался перекрестный огонь насмешек и шуток.

– Она не хочет войти, – сказал Сэм. – Она говорит, что ей не пристало показываться перед всей честной компанией (она так выразилась), и требует, чтобы ее отвели в отдельную комнату; если господа хотят погадать, пусть заходят к ней поодиночке.

– Вот видишь, моя прелесть! – начала леди Ингрэм. – Старуха фокусничает. Послушайся меня, мой ангел…

– Проводите ее в библиотеку, – отрезал ангел. – Я тоже не собираюсь слушать ее перед всей компанией и предпочитаю остаться с ней вдвоем. В библиотеке топится камин?

– Да, сударыня, но только это такая продувная бестия…

– Ну, довольно разговоров, болван! Делайте, как я приказываю.

Сэм снова исчез. Гостями овладело еще большее оживление.

– Она приготовилась, – сказал лакей, появившись вновь. – Спрашивает, кто будет первым.

– Мне кажется, не мешает сначала взглянуть на нее, прежде чем пойдет кто-нибудь из дам, – заметил полковник Дэнт. – Скажите ей, Сэм, что придет джентльмен.

Сэм вышел и вернулся.

– Она говорит, сэр, что не желает гадать джентльменам, так что пусть не беспокоятся и приходить к ней. И насчет дам тоже, – едва сдерживая усмешку, продолжал он. – Она просит к себе только молодых и незамужних.

– Честное слово, она не глупа! – воскликнул Генри Лин.

Мисс Ингрэм торжественно поднялась.

– Я иду первая, – заявила она таким тоном, каким бы мог сказать предводитель героического отряда, идущего на верную гибель.

– О моя дорогая, о мое сокровище! Остановись, подумай! – взмолилась ее мать. Но мисс Ингрэм величественно проплыла мимо нее и скрылась за дверью, которую распахнул перед ней полковник Дэнт. Мы услышали, как она вошла в библиотеку.

На минуту воцарилось молчание. Леди Ингрэм, решив предаться отчаянию, картинно ломала руки. Мисс Мери уверяла всех, что у нее ни за что не хватило бы храбрости пойти в библиотеку. Эми и Луиза Эштон возбужденно хихикали и явно робели.

Минуты текли очень медленно. Их прошло не меньше пятнадцати, когда дверь из библиотеки наконец снова открылась и под аркой показалась мисс Ингрэм.

Будет ли она смеяться? Отнесется ли к этому как к шутке? Все взгляды обратились на нее с жадным любопытством, но она встретила их холодно, с непроницаемым видом. Она не казалась ни веселой, ни взволнованной; держась чрезвычайно прямо, она проследовала через комнату и непринужденно уселась на свое прежнее место.

– Ну, Бланш? – обратился к ней лорд Ингрэм.

– Что она сказала тебе, сестра? – спросила Мери.

– Как, какое у вас впечатление? Она настоящая гадалка? – засыпала ее вопросами миссис Эштон.

– Не спешите, не горячитесь, господа, – отозвалась мисс Ингрэм, – что означают все эти расспросы? Поистине, вы готовы всему верить и изумляться, судя по тому, какой шум все подняли вокруг этой цыганки, а особенно ты, мама! Вы, должно быть, уверены, что в доме находится настоящая колдунья, которая связана с самим чертом. Я же увидела просто нищенку цыганку; она гадала мне по руке, как доморощенная хиромантка, и сказала то, что обычно говорится в таких случаях. Мое любопытство удовлетворено, и, я думаю, мистер Эштон хорошо сделает, если посадит ее завтра в тюрьму, как и грозился.

Мисс Ингрэм взяла книгу и поглубже уселась в кресло, явно отклоняя дальнейшие разговоры. Я наблюдала за ней с полчаса. Она ни разу не перевернула страницы, и на ее помрачневшем лице все явственнее проступало раздражение и разочарование. Она, видимо, не услышала ничего для себя приятного и, судя по ее угрюмой молчаливости, находилась под сильным впечатлением от разговора с цыганкой, хотя не считала нужным в этом признаться.

Мери Ингрэм, Эми и Луиза Эштон уверяли, что боятся идти одни, и вместе с тем всем им хотелось пойти. Начались переговоры, причем посредником был Сэм. После бесконечных хождений туда и сюда Сэм, которому все это уже, вероятно, порядком надоело, сообщил, что капризная сивилла, наконец, позволила барышням явиться втроем.

Их беседа с цыганкой оказалась более шумной, чем беседа мисс Ингрэм. Из библиотеки то и дело доносились нервные смешки и легкие вскрики. Минут через двадцать барышни, наконец, ворвались в комнату бегом, вне себя от волнения.

– Она сумасшедшая! – кричали они наперебой. – Она нам сказала такие вещи! Она все знает про нас! – и, задыхаясь, упали в кресла, подставленные им мужчинами.

Когда их начали осаждать вопросами, они рассказали, что цыганка знает, что каждая из них говорила и делала, когда была еще ребенком; она описала книги и украшения, находящиеся у них дома, – например, альбомы, подаренные им родственниками. Барышни уверяли, что она даже угадывала их мысли и шепнула каждой на ухо имя того, кто ей всех милей, а также назвала каждой ее заветное желание.

Мужчины потребовали разъяснения относительно последних двух пунктов. Но, возмущенные такой дерзостью, барышни только краснели в ответ. Мамаши тем временем предлагали им нюхательные соли и обмахивали их веерами, все вновь и вновь напоминая о том, что недаром же их предостерегали от этого необдуманного поступка; более пожилые джентльмены посмеивались, а молодежь усиленно навязывала взволнованным барышням свои услуги.

Среди всего этого смятения я почувствовала, что кто-то коснулся моего локтя, обернулась и увидела Сэма.

– Прошу вас, мисс, цыганка заявила, что в комнате есть еще одна незамужняя барышня, которая у нее не побывала. Она клянется, что не уйдет отсюда, пока не поговорит со всеми. Я думаю, она вас имела в виду, больше ведь никого нет. Что мне сказать ей?

– О, я, конечно, пойду, – ответила я, так как мое любопытство было задето, выскользнула из комнаты, никем не замеченная, ибо все гости столпились вокруг испуганного трио, и быстро притворила за собою дверь.

– Хотите, мисс, – предложил Сэм, – я подожду вас в холле? Если вы испугаетесь, позовите меня, и я войду.

– Нет, Сэм, возвращайтесь на кухню. Я не боюсь.

Я и не боялась, но была очень заинтригована.

Когда я вошла в библиотеку, там царила обычная тишина, а сивилла – если она была сивиллой – сидела в кресле в уютном уголке у камина. На ней был красный плащ и черный чепец, вернее – широкополая цыганская шляпа, подвязанная под подбородком полосатым платком. На столе стояла погасшая свеча. Цыганка сидела, склонившись к огню, и, видимо, читала маленькую черную книжечку, напоминавшую молитвенник; она бормотала себе что-то под нос, как обычно при чтении бормочут старухи, и не сразу прекратила свое занятие при моем появлении. Казалось, она намеревалась сначала дочитать до точки.