Джозеф Конрад - Морские повести и рассказы

— Эй, отец! Впустите меня. Я — Гарри. Вернулся домой на один день раньше.

Одно из окон в верхнем этаже распахнулось.

— Зубоскал, явившийся с какими-то сведениями, — раздался в темноте голос старого Хэгберда, — Не связывайтесь с ним. Это испортит все дело.

Она слышала, как Гарри Хэгберд крикнул: «Здорово, папа», потом что-то звякнуло. Окно захлопнулось, и он снова очутился перед ней.

— Совсем как в старые времена. Едва не заколотил меня до смерти, когда я хотел уйти из дому. Теперь я вернулся, а он, чтобы прогнать меня, швыряет мне в голову проклятый заступ. Мне задело плечо.

Она содрогнулась.

— Мне было бы все равно, — начал он, — но дело в том, что я истратил на билет последние шиллинги, а на последние два пенса побрился — из уважения к старику.

— А вы действительно Гарри Хэгберд? — торопливо спросила она, — Вы это можете доказать?

— Могу ли доказать? А кто другой может доказать? — весело подхватил он. — Каких вам нужно доказательств? И что я должен доказывать? Нет такого уголка на свете, кроме, быть может, Англии, где бы не нашлось какого-нибудь мужчины, а еще лучше — женщины, которая помнит меня, как Гарри Хэгберда. Я больше похож на Гарри Хэгберда, чем кто бы то ни было. Могу вам доказать в одну минуту, если вы мне позволите войти в вашу калитку.

— Входите, — сказала она.

Он вошел в палисадник Карвилей. Его высокая тень двигалась, слегка раскачиваясь. Она повернулась спиной к окну и ждала, следя за приближающейся тенью, единственным материальным элементом которой были ее шаги. Свет падал на сдвинутую набекрень шляпу, на плечо, которое, казалось, рассекало тьму, на его ноги. Он подошел и остановился, повернувшись лицом к освещенному окну гостиной за ее спиной; он оглядывался по сторонам, тихонько посмеиваясь.

— Вы только на минутку представьте себе, что у меня отцовская борода… Ну как? Говорите. Я еще мальчишкой был вылитый его портрет.

— Правда, — прошептала она.

— Вот как обстоят дела. Он всегда был домоседом. Помню, он раскисал за три дня до того, как ему нужно было уехать из дому — в Саут Шилдс за углем. У него был постоянный контракт с газовым заводом. Можно было, подумать, что он отплывал на китобойном судне на три года с хвостиком. Ха-ха! Ничуть не бывало. Всего десять дней в плавании. «Мерцание морей» было красивым судном. Славное имя, правда? Оно принадлежало дяде моей матери…

Он запнулся и, понизив голос, спросил:

— Он никогда не говорил вам, отчего умерла мать?

— Говорил, — с горечью сказала Бэсси. — От нетерпения.

Он помолчал, потом заговорил отрывисто:

— Они слишком уж боялись, что из меня не выйдет толку, и прямо-таки выжили меня из дому. Мать пилила меня за лень, а старик заявил, что скорее вышибет из меня дух, чем отпустит в море. Ну что ж, похоже было на то! Вот я и ушел. Иногда мне кажется, что я у них родился по ошибке, — в такой же кроличьей клетке, как эти две…

— А где же вам следовало родиться? — вызывающе перебила его Бэсси Карвил.

— На просторе, на морском берегу, в ветреную ночь, — ответил он, не задумываясь; потом прибавил медленно: — Они оба были чудаки, ей-богу! А старик так и не расставался со своей дурью? Швырнул проклятый лом… Слушайте! Что это за рев? «Бэсси, Бэсси!» Это у вас в доме?

— Меня зовут, — равнодушно сказала она.

Он отступил в сторону, выйдя из полосы света.

— Ваш муж? — осведомился он тоном человека, привычного к тайным свиданиям. — Недурной голос! Может перекричать шторм.

— Нет, это мой отец. Я не замужем.

— Вы — хорошенькая девушка, милая мисс Бэсси, — сказал он тотчас же.

Она отвернулась.

— Ох, в чем дело? Кто его там режет?

— Он хочет чаю.

Она стояла перед ним, сжимая руки, неподвижная, высокая, отвернувшись в сторону.

— Не пойти ли вам к нему? — предложил он, вглядываясь в ее шею, — кусочек ослепительно-белой кожи и мягкую тень над темной линией плеч: ее шаль сползла к локтям. — Скоро весь город сюда сбежится. Я подожду здесь немножко.

Ее шаль упала на землю; пока он поднимал ее, девушка скрылась. Он перебросил шаль через руку и, подойдя к окну, увидел лампу без абажура, чудовищно толстого человека в кресле, разинутый огромный рот на широком плоском лице, в ореоле взъерошенных волос; увидел голову и бюст мисс Бэсси. Рев прекратился; в окне спустили штору. Он задумался над своим нелепым положением. Отец помешан; в дом не войдешь; нет денег на обратный путь, а голодный приятель в Лондоне подумает, что он удрал. «Ах, черт!» — пробормотал он. Конечно, он мог выломать дверь, но, быть может, его без всяких разговоров засадят за решетку. Беда, правда, невелика, но он смертельно боялся попасть под замок, даже по ошибке. При одной мысли об этом он весь похолодел. Он топтался на мокрой траве.

— Вы кто? Моряк? — спросил взволнованный голос.

Она вышла, похожая на тень, привлеченная другой дерзкой тенью, поджидающей у стены ее дома.

— Все что хотите. И как моряк — не осрамлюсь. На этот раз вернулся на родину моряком.

— Откуда вы? — спросила она.

— Прямо с веселой попойки, — сказал он, — Приехал с лондонским поездом, понимаете? Ух! Терпеть не могу сидеть взаперти в поезде. В доме все-таки лучше.

— А… — протянула она. — Это хорошо.

— Потому что в доме вы всегда можете распахнуть проклятую дверь и уйти куда глаза глядят.

— И не вернуться?

— Не раньше, чем через шестнадцать лет, — засмеялся он. — В кроличью клетку, где тебя встречают заступом…

— Корабль не так уж велик, — поддразнила она.

— Да, но море-то велико!

Она опустила голову и, казалось, уши ее раскрылись для гласа вселенной: она услышала за дамбой шум набегающих валов вчерашней бури; монотонно и торжественно разбивались они о берег, словно вся земля превратилась в гудящий колокол.

— А потом корабль — это корабль. Вы его любите и покидаете. Плавание — это не женитьба.

Он беспечно повторил поговорку моряков.

— Не женитьба, — прошептала она.

— Я никогда не назывался чужим именем и еще ни разу не лгал женщине. Зачем лгать? «Бери меня или уходи», — говорю я. А если ты меня берешь, ну тогда…

Он прислонился к стене и стал тихонько напевать сквозь зубы.

— Песня кабестана [12] Кабестан — ворот для поднятия груза. , — пояснил он.

Зубы у нее стучали.

— Вам холодно, — сказал он. — Вот я тут подобрал вашу покрышку (она почувствовала, как его руки обхватили ее, закутывая в шаль). Придерживайте концы на груди, — скомандовал он.

— Зачем вы сюда приехали? — спросила она, сдерживая дрожь.

— За пятью соверенами, — быстро ответил он, — Наша пирушка немножко затянулась, и нам пришлось туго.