Анатоль Франс - Ивовый манекен

– Вы, конечно, порицаете его за то, – возразил г-н Лантень, – что он толкует эту катастрофу как божье воздаяние за людскую гордыню и неверие. Вы упрекаете его за то, что он говорил, будто избранный народ понес кару за свое отступничество и непокорность. Но ведь не мог же он обойти молчанием эти ужасные события?

– Надо было, – продолжал г-н де Термондр, – по крайней мере соблюсти приличие. Присутствие главы республики, несомненно, обязывало его к некоторой сдержанности.

– Правда, – сказал г-н Лантень. – Этот монах осмелился сказать в лицо президенту и министрам республики сильным мира сего и богачам, виновникам нашего позора или их споспешникам, что Франция изменила своим извечным традициям, отвернувшись от восточных христиан, которых избивают тысячами, и недостойным образом помогая Полумесяцу в борьбе с Крестом. Он осмелился сказать, что нация, дотоле богобоязненная, изгнала истинного бога из школ и собраний. Вот что вы ставите ему в вину, господин де Термондр, – вы, один из столпов католической партии в нашем департаменте.

Господин де Термондр заявил, что он предан интересам религии, но остается при своем мнении. Прежде всего он не за греков. Он за турок или во всяком случае за мир. Многие католики совершенно равнодушны к восточным христианам. Каждый волен иметь свои убеждения, зачем же посягать на них? Никто не обязан быть грекофилом. Сам папа – не грекофил.

– Господин аббат, – прибавил он, – я вас слушаю с глубоким уважением. Но я продолжаю настаивать, что следовало говорить в более примирительном тоне в эти дни скорби, когда, казалось, возникла надежда на примирение между классами…

– И когда курсы на бирже поднялись, свидетельствуя о мудрой политике Франции и Европы на Востоке, – добавил г-н Бержере с недоброй усмешкой.

– Вот именно, – снова заговорил г-н де Термондр, – мы должны ладить с правительством, которое борется с социалистами и несомненно способствует развитию религиозных и консервативных идей. Наш префект, господин Вормс-Клавлен, хотя он еврей и франкмасон, печется об интересах духовенства. Госпожа Вормс-Клавлен крестила свою дочь и поместила ее в монастырскую школу в Париже, где та получает превосходное воспитание. Я это знаю, потому что мадемуазель Жанна Клавлен в одном классе с моими племянницами д'Ансе. Госпожа Вормс-Клавлен – попечительница многих богоугодных заведений и, невзирая на свое происхождение и должность мужа, в настоящее время почти не скрывает своих симпатий к аристократии и религии.

– Охотно вам верю, – сказал г-н Бержере, – да и вообще можно не сомневаться, что сейчас во Франции самые рьяные заступники католицизма – богатые евреи.

– Вы совершенно правы, – подхватил г-н де Термондр. – Евреи много жертвуют на католические богоугодные заведения… Но всего возмутительнее в проповеди отца Оливье то, что он, так сказать, приписывает богу роль инициатора и вдохновителя этой катастрофы. Слушая его, можно подумать, будто господь бог сам поджег благотворительный базар. Моя тетка д'Ансе, присутствовавшая при богослужении, вернулась домой возмущенная. Не может быть, чтобы вы, господин аббат сочувствовали такого рода заблуждениям.

Господин Лантень обычно не вступал в неосмотрительные обсуждения богословских вопросов с мирянами, которых считал людьми мало осведомленными в этой области. При всей его любви к богословским спорам, он считал споры на такие скользкие темы, как сейчас, недопустимыми для лица духовного. Он промолчал, и г-ну де Термондру ответил г-н Бержере:

– Вы предпочли бы, чтобы этот монах снял с господа бога ответственность за несчастное событие, происшедшее по случайному недосмотру на одном из участков сотворенного им мира, и после катастрофы изобразил нашего создателя в виде соболезнующего, скромного и благопристойного префекта полиции.

– Не издевайтесь, – сказал г-н де Термондр. – Неужели, по-вашему, надо было говорить об искупительных жертвах и карающем ангеле? Да ведь это же старозаветные ^понятия.

– Это христианские понятия, – ответил г-н Бержере. – Господин Лантень не будет этого отрицать.

Но аббат продолжал молчать, и г-н Бержере опять заговорил:

– В одной книге, учение которой господин Лантень одобряет, в знаменитом «Рассуждении о равнодушии», есть теория искупления, которую я вам советую прочитать. Я запомнил оттуда одну фразу и могу привести ее почти дословно: «Роковой, неумолимый закон тяготеет над нами, – говорит Ламенне, [76]– мы не в силах выйти из-под его власти; этот закон – искупление, несокрушимая ось нравственного мира, вокруг которой вращаются судьбы человечества».

– Прекрасно, – сказал г-н де Термондр. – Но неужели бог хотел покарать добродетельных женщин, занятых делами милосердия, как, например, моя кузина Куртре, мои племянницы Лане и Фелисе, тяжко пострадавшие во время пожара? Бог не может быть жестоким и несправедливым.

Господин Лантень поправил подмышкой требник и собрался было уходить. Потом раздумали, воздев правую руку, с достоинством произнес, обращаясь к г-ну де Термондру:

– Бог не был ни жесток, ни несправедлив к этим женщинам: по великому своему милосердию он сподобил их пострадать по образу жертвы непорочной ради нашего искупления. Но даже добрые христиане не сознают теперь необходимости жертвы и смысла страдания, они позабыли самые святые таинства религии, и посему тот, кто не потерял веры в спасение, Должен ожидать еще более грозных предостережений, еще более настоятельных указаний и еще более великих знамений. Прощайте, господин де Термондр, оставляю вас с господином Бержере, – человеком хотя и неверующим, но по крайней мере не впадающим в постыдные заблуждения людей поверхностно религиозных, – он шутя разобьет ваши доводы при помощи одного только слабого разума, не согретого чувством.

Сказал и удалился решительными и твердыми шагами.

– Что с ним такое? – спросил г-н де Термондр, провожая его глазами. – Он как будто на меня рассердился. Господин Лантень – человек, достойный всяческого уважения, но характер у него тяжелый, ум его ожесточился от постоянных ссор. Он не в ладах с архиепископом, с профессорами семинарии, с доброй половиной духовенства в епархии. Сомнительно, чтобы ему дали сан епископа. И я начинаю думать, что и для церкви и для него будет лучше, если он останется на своем старом месте. При его нетерпимости он может оказаться опасным епископом. Что за странная фантазия – одобрить проповедь отца Оливье!

– Я тоже одобряю его проповедь, – отозвался г-н Бержере.

– Вы дело другое, – сказал г-н де Термондр. – Вы так для красного словца говорите. Вы человек неверующий.

– Я неверующий, но я богослов, – сказал г-н Бержере.