Дэвид Гарнетт - Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду

— Я никогда не слышала подобного вздора, Джон! Я надеялась, что вам лучше, но теперь я убеждена, что вы действительно безумны, — сказала Жозефина. — Никто никогда так со мной не говорил. И вы воображаете, что я хочу видеть вас?

— Хорошо, я запрещаю вам в будущем приходить смотреть на меня, — заявил Кромарти.

— Запрещаете? Вы запрещаете? — вскричала взбешенная Жозефина. — Вы запрещаете мне приходить? Вы не соображаете, что вы здесь просто экспонат? Я или любой другой, заплатив шиллинг, может прийти и глазеть на вас хоть целый день. Ах, это ранит ваши чувства? Вам следовало подумать об этом раньше. Вы пожелали выставить себя напоказ, вот теперь и расхлебывайте. Запретить мне прийти и смотреть на вас! Боже правый! Как дерзко ведет себя это животное! Вы теперь одна из обезьян, вы что, не поняли этого? Вы ставите себя на один уровень с обезьяной, и вы обезьяна, и я намерена обращаться с вами как с обезьяной!

Она произнесла это холодным, презрительным тоном, что окончательно вывело Кромарти из себя. Кровь прилила к его лицу, исказившемуся от бешенства; сжав руку в кулак, он взмахнул ею, будто хотел ударить Жозефину. Когда он наконец обрел дар речи, то только и смог произнести неестественным тоном:

— Я убью вас за эти слова. Благодарите решетку.

— Решетки имеют свои преимущества, — холодно ответила Жозефина. Она была испугана, но заметила, что Кромарти лег на пол клетки и стал кусать носовой платок, чтобы не закричать; в его глазах стояли слезы, и время от времени он издавал стон, словно мог вот-вот умереть.

Все это испугало Жозефину больше, чем угрозы Кромарти убить ее. Видя, как он катается по полу, словно в припадке, она раскаялась в том, что наговорила ему, и, подойдя вплотную к клетке, стала просить его простить ее и забыть обо всем.

— Я не верила ничему из того, что говорила, милый Джон, — сказала она изменившимся, чужим голосом, который он с трудом расслышал, так этот голос был тих. — Как вы можете думать, что я прихожу сюда, чтобы мучить вас, если я являюсь в эту проклятую тюрьму, потому что люблю вас и не могу забыть, несмотря на то, что вы натворили исключительно ради того, чтобы мне досадить.

— О, уходите, уходите, если в вас осталась хоть капля жалости, — произнес Джон. Он говорил с трудом и продолжал всхлипывать.

В это время рысь, которая наблюдала за происходящим удивленно прислушиваясь, подбежала к Кромарти и стала утешать его, обнюхав сперва его лицо и руки, а затем начав их лизать.

Прежде чем Жозефина и Джон успели еще что-то друг другу сказать, дверь открылась, и целая толпа народа вошла, чтобы поглядеть на обезьян. Жозефина тотчас же удалилась и, взяв кэб, поехала прямо домой, вспоминая все это как кошмарный сон. Что касается Кромарти, он поспешно вскочил на ноги и, покинув клетку, направился в свое убежище вымыть руки, пригладить волосы и немного прийти в себя, прежде чем показаться публике. Но когда он вернулся, публика уже разошлась, и перед ним стояла только его рысь, глядевшая на него так выразительно, словно говорила: «В чем дело, мой дорогой друг? Здоровы ли вы? Все прошло? Мне очень жаль вас, хотя я рысь, а вы человек. Право, я очень нежно вас люблю».

В клетке была только рысь, только рысь и «Вильгельм Мейстер», лежавший на полу…

В эту ночь мисс Лэкетт пережила все муки, какие может причинить любовь, так как теперь гордость, которая была ей так нужна, покинула ее, а без нее она унизилась до жалости к бедному Джону и даже испытала стыд за собственные слова.

«Разве я смогу когда-нибудь снова заговорить с ним? — спрашивала она себя. — Разве могу хотя бы надеяться, чтобы он простил меня, если я дважды навестила его в этом злосчастном заключении и каждый раз говорила ему самые обидные и оскорбительные слова? С самого начала я была виновата во всем, — рассуждала она. — Это я довела его до добровольного заточения в зоологическом саду. Я назвала его сумасшедшим, насмехалась над ним, заставила его страдать, и все из-за собственной несдержанности, гордости и бессердечия. Но я страдала все это время, а теперь уже ничего не исправишь. Джон никогда не простит меня. Он не перенесет нового свидания, и я должна страдать в одиночестве. Если бы я иначе вела себя, может быть, я могла бы спасти и его, и себя. Я убила его любовь ко мне, и из-за моих капризов он обречен на одиночное заключение, быть может, пожизненное, а я буду всю жизнь несчастна и никогда не оправлюсь».

Провидение не склонно обременять человечество подобными переживаниями. Они причиняют острую боль, но у здоровой и разумной девушки не могут продолжаться слишком долго.

Естественно поэтому, проведя большую часть ночи в горьких упреках самой себе и пролив столько слез на подушку, что на ней стало невозможно спать, мисс Лэкетт встала на следующее утро в бодром состоянии духа. Она решила навестить Кромарти днем и известить его об этом запиской следующего содержания:

«Итон-сквер

Дорогой Джон!

Вы хорошо знаете, что причина моего дурного обращения с вами в том, что я люблю вас. Мне очень стыдно, пожалуйста, простите меня, если можете. Я должна увидеть вас сегодня. Могу ли я прийти днем? Это очень важно, потому что я не знаю, сможем ли мы оба продолжать жить как прежде. Я приду днем. Пожалуйста, не отказывайте мне во встрече, я не приду, пока вы не ответите мне.

Ваша Жозефина Лэкетт».

Отослав записку, Жозефина тотчас пожалела, что написала ее. Она была уверена, что Кромарти только еще больше рассердится. В следующее мгновение она подумала: «Я подвергаю себя величайшему унижению, какое только может испытать женщина».

Мысль эта привела Жозефину в такой ужас, что она готова была убить себя. Но так как она не обзавелась ни ядом, ни пистолетом, а пропасти поблизости не оказалось, через минуту затмение прошло, и она сказала себе: «Чего стоит мое унижение? Я больше выстрадала в эту ночь, чем, быть может, за целую жизнь. Сегодня я унизила себя в собственных глазах. Если Джон будет обращаться со мной пренебрежительно, старания его будут тщетны. Во всяком случае, я должна владеть собой. У меня нет времени на переживания; мне нужно многое сделать. Я должна увидеть Джона и, так как я его люблю, мне необходимо договориться с ним. Я намерена заключить с ним сделку».

Во власти своих мыслей, Жозефина вышла, рассчитывая направиться к зоологическому саду, не дожидаясь, пока вернется мальчик с запиской. Думала она только о Кромарти.

— Я безусловно прощу его и пообещаю тайно обручиться с ним, если он немедленно покинет зоологический сад.

Ей ни на секунду не приходило в голову, что разорвать помолвку проще простого, а вот если Кромарти покинет сад, его едва ли возьмут обратно.

Но когда Жозефина подошла к Мраморной арке [35], ей пришлось подождать, прежде чем перейти дорогу, и она заметила неподалеку человека, продающего газеты. Она прочла заголовок