Феридун Тонкабони - Избранные рассказы

Шофер нажимал на тормоз, машина начинала тарахтеть и трястись. Сначала со слабым стоном и легким подрагиванием. Затем звук набирал силу и дрожание становилось таким мощным, что казалось, будто это танк ползет в гору, а автобус вот-вот развалится. Впечатление было такое, что у него все не на месте: мотор, коробка передач. И еще одно: когда автобус, резко подскочив, с душераздирающим лязгом наконец останавливался, недра его погружались в темноту. Шофер нажимал на кнопку, и раздавался длящийся почти минуту свист двери, после которого она еще в течение полуминуты открывалась. Когда пассажиры выходили, кондуктор все той же железякой трижды ударял по двери, и шофер снова нажимал на кнопку. И снова раздавался свист двери, длившийся положенный срок. Шофер включал передачу, шестерни рычали, но не вставали на место. Впрочем, через минуту они со стоном покорялись. Водитель жал на газ, и машина трогалась.

Но если бы все на этом кончилось! К нашему несчастью, вскоре после начала путешествия пошел дождь. Независимо от того, были на остановках пассажиры или нет, водитель на каждой из них вылезал, подходил к ветровому стеклу и пять-шесть раз проводил по нему дворником, потом возвращался на свое место.

А в это время два пассажира, вопя на весь автобус, спорили о том, входим ли мы в число развитых стран или нет. Тот, который считал, что не входим, в конце концов улыбнулся и, как бы сдаваясь, сказал: «Конечно, входим. И этот автобус тому пример. Один электронный дворник чего стоит!» На что его соперник, накаленный до предела, услышав такое заявление, завопил что было сил: «Предатель! Космополит! Подлец!»

Дома никого не было. Когда раздался звонок, я понял, кто это. Минуту назад позвонили соседям, и их дочь закричала: «Мама! Коммивояжерка пришла!»

Дома никого не было. С замирающим сердцем я подошел к двери: несомненно, это красивая девушка. Полная или худая? Высокая или маленькая? Не полная и не худая. Не высокая и не маленькая. Такая, как надо: изящная, со светлой улыбкой, в глазах нежность, кокетство, ожидание. С протянутыми ко мне руками. Как будто не товар продает, а себя преподносит. Я приглашаю ее, она слишком добра, чтобы отказать мне. Если же откажется — не беда. Все-таки был разговор, встреча, радость…

Кажется, я еще не успел открыть дверь, как перед моими глазами оказалась рука. Грубая, потрескавшаяся ладонь, окрашенная хной. В костлявых, морщинистых пальцах две коробки, большая и маленькая. Другая рука сжимала мешок. Пыльный и рваный мешок.

На женщине была чадра. Старуха. Деревенская. Грубая и неотесанная. Настоящая кухарка или прачка.

— Ага! Купите порошок. Очень хороший. Годится для посуды, кафеля, ванны. Одну отдам даром.

— Не надо. Никого нет.

— Тот господин тоже так говорил. Купите. Я еще ничего не продала.

— Мне не надо. А им нужно или нет, не знаю.

— И все-таки купите, не пожалеете. Я сейедка [44] Сейед — потомок пророка Мухаммада. , у меня счастливая рука. Приятельница — та вот продала сорок штук и уехала. А я чужая здесь, неопытная.

Я хотел закрыть дверь. Но не мог. Мешала ее рука, рука с двумя коробками моющего порошка.

— Почем? — спросил я.

— Два тумана, — ответила женщина и вложила мне в руку коробку побольше, добавив: — Одну даром.

А маленькую положила сверху. На коробках было написано: «Порошок „Чистый“. Специально для кухонной посуды, кафеля, ванн. „Чистый“ моет чисто. „Чистый“ для Вас и для Вашей семьи».

Только чтобы что-то сказать, я произнес:

— Два тумана дорого.

— Ей-богу, так берут с меня. А если продам, мне дадут два риала.

— Дорого! — повторил я.

Но женщина уже почувствовала в моем взгляде и голосе колебание.

— Еще пемзу даром отдам, — быстро добавила она и положила на коробки маленький кусочек злополучной пемзы.

Когда я отдал ей два тумана, она пробубнила: «Да наградит тебя Аллах хорошей кончиной, молодой человек, да воздаст тебе мой прадед Сейед ол-Шохада!»

И ушла.

Таксист здорово смахивал на Саида Нафиси [45] Саид Нафиси — известный современный иранский писатель и литературовед. . Та же фигура, та же борода. Вел машину осторожно. На улицах было многолюдно. Как обычно. Переехали через площадь Фирдоуси. Дальше дорога оказалась забита. Таксист остановился, помолчал и вдруг сказал:

— Народу ваты не хватает, чтобы сшить себе одеяла, а у этого в машине настоящая тахта с подушками!..

— Да, что верно, то верно, такие могут себе все позволить, — согласился я.

— Клянусь Аллахом, клянусь священной ночью (то была ночь поминовения имама Хусейна), если у меня будет возможность, я убью столько народу, столько, что кровь потечет по улицам! Все только и знают, что болтают о справедливости! О гуманности! Какая справедливость? Какая гуманность? Разве это справедливо, гуманно, когда наступает зима, а люди не знают, завезли дрова или нет, где они и почем.

— Зато, — сказал я, — недавно некий господин позвонил в редакцию одного журнала и сообщил, что жена его соседа летает в Париж делать прическу.

— Да, ага, да, — ответил шофер. — А вы в курсе, во что обходятся свадьбы, которые устраивают в отелях?

— В то время как несчастный рабочий не может найти на свою свадьбу и тысячи туманов, — продолжил я.

— Тысячи туманов?!

Я понял, что сморозил глупость.

— Я вот вам кое-что расскажу сейчас.

Таксист все время оборачивался ко мне во время разговора, и я боялся, что мы попадем в аварию.

— У нас в семье девять человек, — продолжал он. — Если вы пожалуете к нам, то убедитесь, что вся наша обстановка не стоит и пятисот туманов. Это такси — чужое. Недавно один мой приятель зашел ко мне с незнакомым молодым человеком, чтобы сообщить кое-что. «Пожалуйста», — ответил я. «Я пришел посватать вашу дочь, — сказал молодой человек. — Если вы, конечно не против. Но у меня ничего нет». Я ответил: «У меня тоже ничего нет. Так что мы квиты». Мы их поженили, выполнили все обряды. И что вы думаете, ага? Вы не поверите. Когда мы пришли в дом жениха (он помощник мясника), то оказалось, что у него в комнате одно старое одеяло. И больше ничего. К тому же он содержит еще мать и сестру.

Выйдя из такси, я дал шоферу два тумана. На счетчике было шестнадцать риалов. Я попрощался.

— Господин, возьмите сдачу, — сказал он.

— Нет-нет, прошу вас, — возразил я.

— Ни в коем случае! Клянусь всем святым, ни в коем случае! — запротестовал он.

— Но я очень прошу вас, — ответил я.

— Ни за что, я ведь поклялся всем святым.

Я понял, что снова попал впросак. Взял сдачу. Пятириаловую монету.

— Тогда возьмите хоть один риал, — сказал я и добавил: — Хоть я и обижен!

Таксист взял деньги, улыбнулся и уехал.