Феридун Тонкабони - Избранные рассказы

— Старик, у тебя тоже солидная компания, тебе тоже можно быть спокойным и не волноваться.

— Нет, дорогой, какое там спокойствие! Действительно, наша компания — одна из десяти крупнейших в стране, собрать шестьдесят-семьдесят инженеров не так-то просто, но наша компания — строительная, у нас нет инженеров-архитекторов. Даже в дорожно-строительных компаниях положение лучше, чем у нас. У них всего две-три статьи расхода. Мы же, несчастные, имеем дело с тысячами наименований — начиная от цемента и металлических конструкций и кончая ключами и розетками. С утра до вечера нам приходится препираться с тысячами идиотов и невежд. Так что, дорогой, все не так-то просто. В нашем деле масса разных забот и неурядиц.

— Да ну, старик, ну что ты несешь? Чего тебе еще не хватает? В городе имеешь дом, на берегу моря — виллу, в Демавенде [81] Демавенд — дачное место к северу от Тегерана. купил сад.

— С тех пор как Инженер приобрел сад, — вставил Посол, — моя привязанность к нему увеличилась вдвое. Жаль, что тебя не было, мы уже несколько раз ездили туда. Он так здорово принимал нас, что нам даже неудобно было.

Инженер, довольный тем, что тема разговора отклонилась от его службы и денег, воскликнул:

— Клянусь вашими душами, этот сад я купил лишь ради друзей, чтобы мы могли хотя бы пару дней собираться вместе и без помех повеселиться и вспомнить старые времена. Какая же тогда у нас была спокойная и счастливая жизнь! Денег не было, да и к чему эти проклятые деньги!..

— Если тебе деньги не нравятся, отдай их мне, — прервал его Доктор.

Инженер, как бы не расслышав этой реплики, продолжал:

— Разве это жизнь? Я по нескольку месяцев не вижу жены и детей. Не успев вернуться из Шираза [82] Шираз — город на юго-западе Ирана. , должен ехать в Резайе [83] Резайе — город на северо-западе Ирана. , не успев вернуться оттуда, должен ехать в Мешхед [84] Мешхед — город на северо-востоке Ирана. , не вернувшись из Мешхеда — в Бендер-Аббас [85] Бендер-Аббас — город на юге Ирана, у Персидского залива. . Короче говоря, я превратился в Вечного жида.

— Не успев приехать из Америки, должен ехать в Японию, — вставил Визитер, — не вернулся из Японии — надо отправляться в Европу.

— Старики, вы все время скулите, — заметил Маршал.

— А сам не скулишь?

— У меня положение иное. У вас хорошая работа, вы прилично зарабатываете, распоряжаетесь сами собой.

— Дело не в деньгах, — вмешался до сих пор молчавший Учитель. — Черт с ней, с моей работой. У меня тоже в душе чего-то не хватает. Эту пустоту нельзя заполнить ни деньгами, ни какой-либо ерундой вроде дома, сада и тому подобного. Это совсем не философия той кошки, которая не может добраться до мяса и поэтому объявляет его протухшим. Мы добрались до мяса, и нам неважно, пахнет оно или нет. Но я все равно недоволен, все равно мне плохо. Как бы это вам выразить — на сердце пусто. В самой глубине сердца что-то свербит: «Все это ерунда, бессмыслица, пустота, чепуха».

— О Будда! Спор принимает философский характер! — прокомментировал Визитер.

— Может быть, тебе недостает веры? — спросил Доктор. Затем, прижав одну руку к груди и подняв вверх другую, произнес проникновенным тоном оратора: — «О вера, дева светлая, как сталь!»

— Ради бога, не высмеивайте только память о нашей молодости, — перебил его Учитель, — не надо опошлять. Пусть хоть что-нибудь останется.

— Господин Учитель разогрелся, подождите чуток, сейчас закипит, — тихо проронил Визитер.

— Относительно веры… Я лично ни в кого и ни во что, никому и ничему не верю, — изрек Посол. — Ни в небо, ни в землю, ни коммунистам, ни капиталистам, ни социалистам, ни фашистам, ни левым, ни правым, ни в государство, ни в народ. Провались они все пропадом, и прежде всего этот поганый народ!

— А народ в чем виноват? — спросил Учитель.

— Больше всего во всем виноват народ. Если эти представители народа, выходцы из народа настолько тупы и безмозглы, они заслуживают, чтобы их били по головам и издевались над ними. Они, эти представители народа, никогда не были людьми и никогда ими не будут. Они погубили и свою жизнь, и нашу.

— А сами-то мы? Что мы сами собой представляем? На что можем рассчитывать? Чего мы можем ожидать от народа? Заслужили ли мы его уважение, заслужили ли право поносить его? Пока народ не взял нас за шиворот и не требует отчета, мы считаем его своим должником. Ну и ну!

— Я же говорил, — тихо промолвил Визитер.

— Ты сам-то веришь в народ, что так рьяно защищаешь его? — спросил Учителя Посол. — Ты вообще во что-нибудь веришь? В государство, в правительство, в народ, наконец, ради которого бьешь себя в грудь?

— Я такой же, как и ты. Я из того же теста. Но я хочу сказать другое: то, что подобные тебе люди не верят ни в правых, ни в левых, ни в бога, ни в черта, — это еще не самое плохое, наша беда в том, что мы не верим в самих себя. В противном случае мы не докатились бы до такого. Другая наша беда в том, что мы не ослы и не глупцы. А то бы были спокойны, жили безбедно и не жаловались бы. Мы пьем напропалую, чтобы забыться, но забыться не можем. Ищем развлечений, погружаемся в дела и заботы, чтобы заглушить в себе проклятый голос совести. Но это нам не удается. Мы хотим заполнить пустоту в душе, но у нас ничего не получается.

— Мне кажется, мы можем найти выход — нам нужно чаще встречаться друг с другом. Дружба по крайней мере успокаивает, — произнес хозяин.

— К тому же вместе водку пить приятнее, чем в одиночку, — полушутя-полусерьезно вставил Визитер.

Учитель пропустил это замечание мимо ушей и обратился к хозяину:

— Знаешь, почему мы годами не встречаемся? Ведь каждый раз, когда мы звоним друг другу или случайно сталкиваемся где-нибудь, мы жалуемся, сетуем о редких встречах. И тем не менее никто и пальцем не пошевелит, не сделает первого шага, чтобы собраться. И знаешь почему? Это правда, что мы все заняты, правда, что не хватает времени почесать затылок. Но мне кажется, что отчасти мы сознательно идем на это. В молодости наша дружба была зеркалом наших стремлений и надежд. Теперь это зеркало отражает измену тем надеждам. Мы видим в нем наше собственное крушение. Поэтому, естественно, нам не хочется заглядывать в него.

— Господа, я предлагаю выбросить или продавать все, что у нас есть, — снова вступил в разговор Визитер, — отправиться в глухую деревню, в отдаленную провинцию, жить совсем просто, чтобы избавиться от наших бед и несчастий.

— Наша беда, — продолжал Учитель, — наше несчастье в потере идеалов — мы разменяли их на вещи. И не надо искать виновных. Деньги, дома, автомобили, земельные участки ни при чем. Это средства для жизни. Наше несчастье в том, что эти средства приобретены по слишком высокой цене. Цена эта — надежды и идеалы нашей молодости. Поэтому мы и чувствуем обман. От этого и пустота, о которой я говорил, отсюда этот неумолкающий, навязчивый внутренний голос. Еще большая беда в том, что эти пустые забавы не приносят нам радости, а отказаться от них, бросить их нет сил. Твое предложение, Визитер, хоть оно смешно и нелогично, уже нечто, если бы было осуществимо. К сожалению, мы не можем пойти на это, не имеем мужества, не имеем достоинства — и сами это прекрасно осознаем.