Чарльз Диккенс - Оливер Твист

— Какъ попала сюда собака? — спросилъ онъ.

— Она прибѣжала одна, часа три назадъ.

— Въ вечерней газетѣ сказано, что Феджина забрали. Правда это или враки?

— Правда…

Опять наступило молчаніе.

— Да провалитесь вы всѣ! — сказалъ Сайксъ, проводя рукою по лбу. — Неужели вамъ нечего сказать мнѣ?

Они безпокойно зашевелились, но никто не заговорилъ.

— Ты, хозяинъ! — сказалъ Сайксъ, поворачиваясь лицомъ къ Крэкиту. — Собираешься ли ты продать меня, или позволишь мнѣ укрыться здѣсь, пока кончится травля?

— Можешь оставаться, если считаешь, что здѣсь безопасно, — отозвался вопрошаемый послѣ нѣкотораго колебанія.

Сайксъ взглянулъ, или скорѣе, попытался взглянуть на стѣну позади себя и спросилъ:

— Что, оно… тѣло… похоронено?

Они покачали головами.

— Почему же нѣтъ! — продолжалъ онъ, метнувъ назадъ тотъ же взглядъ. — Для чего они хранятъ надъ землей такую мерзость? — Кто стучитъ?

Крэкитъ, уходя изъ комнаты, движеніемъ руки далъ понять, что бояться нечего, и тотчасъ вернулся введя за собою Чарли Бэтса. Сайксъ сидѣлъ противъ двери, такъ что тотъ сразу же увидѣлъ его.

— Тоби, — сказалъ подростокъ, отпрянувъ назадъ, когда Сайксъ обратилъ на него глаза, — почему ты не сказалъ мнѣ этого внизу?

Сайкса такъ пугало то содроганіе, съ которымъ сторонились отъ него, что онъ попытался задобрить даже этого мальчика. Несчастный кивнулъ ему головой и выразилъ готовность обмѣняться съ нимъ рукопожатіемъ.

— Я уйду въ другую комнату, — сказалъ подростокъ, отступая еще дальше.

— Чарли! — сказалъ Сайксъ, выступая впередъ. — Развѣ ты… развѣ ты не узнаешь меня?

— Не подходи ближе ко мнѣ! — отвѣтилъ мальчикъ, отшатнувшись еще и глазами полными ужаса глядя на лицо разбойника. — Чудовище!

Убійца остановился, и они смотрѣли другъ на друга; но постепенно Сайксъ опустилъ глаза къ землѣ.

— Будьте вы всѣ три свидѣтелями, — вскричалъ мальчикъ, потрясая стиснутымъ кулакомъ и разгорячаясь все болѣе и болѣе по мѣрѣ своихъ словъ:- Будьте свидѣтелями: я не боюсь его! Когда придутъ за нимъ, я выдамъ ero!.. Я выдамъ! Я говорю вамъ это напередъ! Онъ можетъ убить меня, если захочетъ, или если посмѣетъ, но я выдамъ его, разъ я здѣсь! Я выдалъ бы его и тогда, если бы ему предстояло бытъ свареннымъ заживо. Убійца! Помогите! Если есть хотъ одинъ не трусъ среди васъ, то вы мнѣ поможете! Убійца! Помогите! Вяжите его!

Съ этими криками, сопровождая ихъ нервной жестикуляціей, мальчикъ вдругъ бросился одинъ на сильнаго мужчину и благодаря энергіи отчаянія и внезапности нападенія заставилъ его тяжело грохнуться на полъ.

Трое, созерцавшіе эту сцену, были ошеломлены. Они не вмѣшивались; убійца и подростокъ катались по полу, при чемъ послѣдній, не обращая вниманія на сыпавшіеся на него удары, все тѣснѣе и тѣснѣе охватывалъ руками грудь противника, не переставая изо всѣхъ силъ звать на помощь.

Однако борьба была слишкомъ неравна, чтобы тянуться долго. Сайксъ придавилъ его къ полу и наступилъ ему колѣномъ на горло. Но въ это время Крэкитъ дернулъ его и съ испугомъ указалъ на окно. Внизу горѣли огни, слышались громкіе и настойчивые голоса и топотъ безчисленныхъ ногъ на ближайшемъ деревянномъ мосту. Какой то всадникъ, очевидно, спѣшилъ вмѣстѣ съ толпой. Раздавался звонъ копытъ, ударявшихъ о неровную мостовую. Огни все прибывали; гулъ отъ топота бѣгущихъ ногъ разрастался и становился все громче. Вотъ послышался громкій стукъ въ дверь; за нимъ послѣдовалъ хриплый ропотъ такого множества гнѣвныхъ голосовъ, передъ которымъ содрогнулся бы и самый отважный.

— Помогите! — пронзительно закричалъ мальчикъ. — Онъ здѣсь! Ломайте дверь!

— Именемъ короля! — раздался повелительный крикъ, и опять толпа заревѣла, но еще громче.

— Выломайте дверь! — крикнулъ подростокъ. — Они не откроютъ вамъ добровольно! Направляйтесь прямо въ ту комнату, гдѣ горитъ огонь! Выломайте дверь!

Едва онъ умолкъ, какъ частые и тяжелые удары посыпались на дверь и ставни нижняго этажа. Толпа разразилась громкимъ ура, впервые позволившимъ составить вѣрное представленіе о ея необъятныхъ размѣрахъ.

— Откройте дверь какого нибудь чулана, гдѣ я могъ бы запереть этого дьяволенка, — яростно вскричалъ Сайксъ, бѣгая взадъ и впередъ и таская съ собой мальчика съ такой легкостью, какъ будто это былъ пустой мѣшокъ. — Вотъ сюда! Скорѣе!

Онъ швырнулъ его за дверь, потомъ закрѣпилъ засовъ и повернулъ ключъ.

— Входная дверь хорошо заперта? — спросилъ онъ.

— На двухъ замкахъ и на цѣпи — отвѣтилъ Крэкитъ, попрежнему пребывавшій, какъ и Кэкъ и Читлнигъ, въ состояній безпомощности и растерянности.

— А сама она прочна ли?

— Обита желѣзомъ.

— И ставни тоже?

— Да, и ставни.

— Будьте вы прокляты! — крикнулъ злодѣй, распахнувъ окно и угрожая толпѣ. — Бѣснуйтесь себѣ! Я еще васъ проведу!

Изъ всѣхъ ужаснѣйшихъ криковъ, когда либо поражавшихъ ухо человѣка, ни одинъ не могъ бы сравниться съ ревомъ разъяренной толпы въ эту минуту. Нѣкоторые кричали стоявшимъ ближе, чтобы они подожгли домъ, другіе приказывали полисменамъ застрѣлить его. Ни одинъ среди нихъ не проявлялъ такого гнѣва, какъ всадникъ, который соскочивъ съ сѣдла и бросившись въ толпу, расталкивая ее, какъ водный потокъ, остановился подъ окномъ и закричалъ голосомъ, заглушившимъ всѣ остальные.

— Двадцать гиней тому, кто принесетъ лѣстницу! Ближайшіе голоса подхватили этотъ возгласъ и сотни отозвались ему эхомъ. Одни требовали лѣстницъ, другіе кузнечныхъ молотовъ. Иные бѣгали взадъ и впередъ съ горящими факелами, отыскивая требуемое, и возвращались назадъ, снова подхватывая тотъ же возгласъ; иные надсаживали грудь, выкрикивая безсильныя проклятія; иные тѣснились впередъ съ упорствомъ безумцевъ и мѣшали тѣмъ, кто были у входа; иные, изъ наиболѣе смѣлыхъ, пытались, вскарабкаться по водосточной трубѣ и по разсѣлинамъ стѣны; и всѣ они колыхались внизу темной массой, подобно нивѣ, волнуемой грознымъ вѣтромъ, и отъ времени до времени соединялись въ оглушительномъ, яростномъ, общемъ ревѣ.

— Вода въ рѣкѣ, - вскричалъ убійца, отступая въ глубину комнаты и не переставая смотрѣть на это море людскихъ лицъ:- вода въ рѣкѣ стояла высоко, когда я пришелъ! Дайте мнѣ веревку, да подлиннѣе! Они всѣ столпились противъ фасада. Я могу спуститься въ Шальной Ровъ и убѣжать. Дайте мнѣ веревку, иначе я совершу еще три убійства и убью себя!

Они охваченные паническимъ страхомъ, указали мѣсто, гдѣ лежали веревки; убійца поспѣшно выбравъ самую крѣпкую и длинную веревку и бросился на чердакъ дома.

Всѣ окна въ задней стѣнѣ дома были давно уже задѣланы кирпичами, за исключеніемъ небольшого просвѣта въ той комнатѣ, гдѣ былъ запертъ мальчикъ, который не былъ въ состояніи выбраться черезъ него — такъ онъ былъ узокъ. Но онъ все время кричалъ въ это отверстіе осаждавшимъ, чтобы они стерегли и заднюю часть дома, и благодаря этому, когда убійца появился на крышѣ дома, выбравшись черезъ дверь, открывавшуюся съ чердака прямо на кровлю, то громкіе возгласы возвѣстили объ этомъ тѣмъ, которые находились передъ фасадомъ, и они безпорядочнымъ потокомъ, тѣсня другъ друга, хлынули въ обходъ къ этой сторонѣ.