Енё Тершанский - Легенда о заячьем паприкаше

Но — что за черт? Кухарка-то, она вовсе и не кухарка, а совсем другая какая-то баба, а в миске со старым салом, которое она вынесла Гажи — господи всемилостивый! — горячий заячий паприкаш… Это — порция Гажи!..

И Гажи стал есть заячий паприкаш. Он ел его, ел, ел, ел. От наслаждения слезы текли у него из глаз, пот на лбу выступал. Вот как уплетал он тот паприкаш!..

Вот это да! Так хорошо он еще в жизни себя не чувствовал… Каждая клеточка его тела, исполненная довольством, словно пела, мурлыкала… и Гажи…

И Гажи с тихим, приятным ощущением радости проснулся в летней кухне.

С минуту он пустым взглядом смотрел в темноту. Потом вдруг содрогнулся от ужаса.

Сладкие, баюкающие образы его сна куда-то исчезли, а вместо них в ночной тьме проступила страшная, непоправимая реальность.

Он тут дрыхнет, забыв обо всем, вместо того чтобы, дождавшись конца охоты, пойти искать припрятанных зайцев! Гажи пошевелил больной ногой. Нога не болела, но до того распухла, что стала будто слоновья. С такой ногой Гажи и шагу не сделает.

Господи Иисусе! Всемогущий, всемилостивый! Ты оставил меня!

И от огромного, невероятного горя слезы полились у бедного Гажи. Кое-как поворачивая больную ногу, он встал на колени и, сложив ладони, взмолился:

— Отец небесный! Помоги рабу твоему! Сделай чудо, как совершил ты его для столь многих несчастных!

Но что это? В углу летней кухни послышался вдруг странный шорох.

Что там такое?

Уж не крыса ли забралась в его обиталище?… Что-то там, в углу, живое, в этом нет никакого сомнения… И кажется, больше, чем крыса!.. Может, бездомная кошка?…

— Брысь отсюда! — крикнул он и бухнул рукой по шероховатой, в сучках и заусенцах, стене летней кухни, чтобы прогнать кошку туда, откуда явилась.

Замерший в своем углу Паприкаш, испугавшись этого грохота, в панике ничего не видя, прыгнул куда-то во тьму. Аж голова его стукнулась о деревянную стену. Но даже это дурачка не остановило. Он снова прыгнул вслепую, сам не зная куда… И угодил в тот угол, где находился Гажи… Прямо ему на голову шлепнулся сумасшедший заяц!..

Эй-й, бес тебя забери!

Гажи тоже стал молотить кулаками куда-то туда, где находилось это бешеное невесть что… Молотил, а сам трясся от страха… Будто с нечистой силой сражался…

А этот полоумный Паприкаш и остановиться уже не мог, прыгал и прыгал в темноте как заведенный… Бац!.. Хлоп!.. Шлеп!.. Бумм!.. Каждый раз на что-нибудь налетал, и чем сильней стукался, тем ожесточеннее прыгал.

Гажи все-таки оказался чуть-чуть умней: первым понял, что не годится это — драться в темноте неизвестно с кем.

Потихоньку нащупал он в кармане своего драного-передраного полушубка спичечный коробок, в котором гремело несколько спичек.

Был у Гажи в кухне и свой светильник. Старый, ржавый фонарь, какие на стену вешают. Очень берег его Гажи и зажигал редко-редко, чтобы масло не кончилось.

Сейчас Гажи решил все же его зажечь, чтобы увидеть, что за чертовщина забралась в его апартаменты.

И Гажи, озираясь осторожно по сторонам, зажег свою лампу.

Едва он первый раз чиркнул спичкой, как неведомо что прекратило дьявольскую свою пляску. Любое животное замирает, увидев огонь.

При слабеньком, мерцающем свете, сощурившись настороженно, Гажи рыскал взглядом по кухне, ища затаившееся чудовище.

И наконец в углу, меж двумя деревянными кадушками, увидел две светящиеся точки. Конечно же, это были круглые, глупые, перепутанные глаза Паприкаша… Пресвятая дева Мария!

Да ведь у него в летней кухне живой, настоящий заяц!.. Что же это еще за загадка?…

Ну, каким бы придурковатым ни считали Гажи в деревне и каким бы он ни был набожным, суеверным, как ни верил он в чудеса… все же первой трезвой, разумной мыслью его обо всем этом было предположение, что наверняка это дело рук объездчика и его жены.

Паприкаш в свете фонаря не шевелился, забившись между кадушками. А Гажи все думал и думал, вздыхал и опять принимался думать… Странно все-таки, что объездчик запер зайца здесь, у него, когда у них есть для этого сотня других мест: клетки, хлев, кухня… Хм-хм!

Еще немного подумал Гажи, потом задул свой фонарь, кое-как поднялся на ноги, подковылял к окошку и выглянул.

Смотри-ка! Окно в доме объездчика светилось, отбрасывая желтое пятно на заснеженный двор.

И тут Гажи, собравшись с силами, осторожно держась за стену, допрыгал на одной ноге до двери.

Осмотрительно, чтобы, чего доброго, заяц не взял да не выскочил, приоткрыл Гажи дверь и протиснулся в щель. Но Паприкаш даже не шелохнулся в своем укрытии.

Гажи заковылял по снегу к кухне хозяев.

А это еще что такое? На белом снегу Гажи заметил вдруг темное пятно и, приглядевшись, увидел, что перед дверью летней кухни лежит легавый объездчиков пес.

Вот те на! Лежит пес неподвижно, точно как в тот момент когда дичь обнаружит. Голова — на снегу, меж передними лапами.

Нет, такое не может померещиться человеку!.. Подходит Гажи к собаке ближе.

— Габи, ко мне! Эй, Габи! Ты чего здесь?

Но собака внимания не обращает на Гажи… Тот наклоняется — и тут понимает, что собака-то — дохлая… Ай-яй-яй! Не собака, а статуя: окоченела уже на морозе.

Охо-хо! Что-то скажет на это объездчик?

Теперь Гажи с двойным усердием тащит свою больную ногу к хозяйской кухне.

Но когда Гажи стукнул в дверь и вошел, хозяева будто ходячего покойника увидели: так вздрогнули, с таким ужасом уставились на него.

Был в кухне, кроме жены объездчика, еще один, чужой человек, с кнутом. Но и он в испуге воззрился на Гажи.

Гажи, конечно, тут же смекнул, откуда этот непонятный испуг. Посреди кухни лежит на полу груда мертвых, окровавленных зайцев. Перед домом же стоит телега. Ясное дело, объездчик стакнулся с возчиком, и теперь они переправляют в город трофей от своей, отдельной охоты.

Но Гажи никому зла не хочет. Он только улыбается подобострастно, без всякой задней мысли, когда объездчик рявкает на него:

— Тебя какая нелегкая принесла?

— Скажу я, скажу! — отвечает Гажи.

Но объездчик, совсем разъяренный, и слушать Гажи не желает. Оборачивается он к жене и, многозначительно сощурив от злости глаза, показывает на Гажи:

— С этим сама разбирайся! Это ведь ты его на дворе у нас держишь! Иди давай!

Баба тут же подскакивает к Гажи и выталкивает его за дверь. И сама выходит за ним на крыльцо. А там, угрожающе качая пальцем у него перед носом, говорит:

— Вот что я тебе скажу, Гажи! Ты ведь знаешь, я к тебе по-хорошему относилась и в прошлую зиму. За тех зайцев, что ты принес, я тебя сколько времени поила-кормила. Так вот: коли будешь держать язык за зубами, и сейчас будешь иметь от меня каждый день миску горячего. Но попробуй только проговориться, что ты сейчас видел в кухне! Так и знай, получишь тогда от мужа заряд в брюхо. Выбирай, что тебе лучше!