Г. Осипов - Общество знания: Переход к инновационному развитию России

Можно назвать несколько проблем, по которым требуется срочное получение эмпирического знания в реальных условиях России, а также анализ и систематизация знания из мировой науки соответственно специфическим задачам российского общества.

Наркомания — сложное социальное явление. В советское время она находилась в латентном и допороговом состоянии и не являлась предметом крупных научных программ. В 90-е годы положение резко изменилось, но отклика в науке это не получило. Между тем освоение большого запаса знаний, накопленных по данной проблеме в зарубежной науке, при всей его необходимости, было бы недостаточно — даже если бы оно произошло. Само явление наркомании тесно связано с социальными и культурными условиями, и простой перенос подходов других стран в конкретные условия постсоветской России не годится. Кроме того, наркомания Запада — явление сравнительно стабильного общества, а в России она становится важной социальной проблемой в условиях кризиса и нестабильности.

Во многом из-за отсутствия достаточного объема научного знания в целом общество России не готово к удару массовой наркомании. Нет, например, никаких признаков того, что руководство системы народного образования имеет обоснованную концепцию перестройки школы в связи с появлением этого нового фактора. Также нет видимых свидетельств подготовки к кардинальной перестройке пенитенциарной системы. Появление в местах заключения трех групп риска (наркоманов, гомосексуалистов и больных СПИДом), по численности превышающих некоторый критический предел, принципиально изменяет положение, создавая массовую угрозу не только здоровью, но и самой жизни заключенных. Если государство при этом продолжает использовать старый тип мест заключения, оно становится фундаментально неправовым (заключение превращается во внесудебную расправу, совершаемую при попустительстве государства).

Пока что комплексной проблеме наркомании посвящаются частные программы (в основном в сфере здравоохранения и права). Нужна хотя бы единая программа по выяснению реальной структуры проблемы (построение ее «карты») и переводу накопленного в мировой науке знания на язык российской действительности в рамках анализа информации как особого жанра исследований.

В 1996 г. состояние с питанием населения России перешло критический рубеж: городское население в среднем стало получать менее 55 г. белка на душу населения в день. При этом за 90-е годы произошло такое социальное расслоение, что острая белковая недостаточность сосредоточилась в бедной половине общества. Так, в 2001 г. в группе 20 % с самыми низкими доходами в среднем потребляли 23 кг мяса на душу, а в квинтили с самыми высокими доходами — 82 кг (рыбы 7 и 21 кг, хлеба 85 и 143 кг соответственно) [6]. Половина обследованных женщин уже в 1992 г. имела потребление белка ниже установленного ВОЗ безопасного уровня.

Все это — новые явления для России, после 1933 г. не знавшей голода (голод 1933 г. был острым и кратковременным и не оставил никакого полезного опыта). В отличие от России начала века и от современных стран «третьего мира», ни общество, ни семья, ни государство России сегодня не имеют ни личных навыков, ни общественных и государственных институтов, чтобы нейтрализовать самые разрушительные последствия недоедания и несбалансированности питания. Россия не имеет «культуры голода». Такую культуру имела крестьянская Россия начала XX века. Но сегодня все это забыто, к тому же, несбалансированность питания сосредоточена сейчас не в деревне, а в городе. То, что за последние годы масштабы проблемы сократились, не снижает ее актуальности. В России возникла устойчивая и обширная зона застойной бедности, которая воспроизводится независимо от колебаний общей экономической конъюнктуры. Эту систему надо демонтировать, т. к. она «вбирает» в себя население «придонья».

Насущно необходимые навыки и институты не возникнут сами собой (вернее, они возникают слишком медленно, с излишними жертвами и потерями). Здесь должна была бы оказать помощь наука, способная снабдить общество и государство целостным знанием об огромной культурной, социальной и политической проблеме — так, как она встает именно в России в данный момент. Пока что от этой функции наука уклоняется.

В настоящий момент состояние российской школы определяется двумя массивными процессами — деградацией оставшейся в наследство от СССР советской школьной системы и строительством новой системы по проекту «школьной реформы».

Деградация советской системы идет как «стихийно» — вследствие создания новых социальных, экономических и культурных условий постсоветской России, неадекватных (или враждебных) социокультурному типу советской школы, так и целенаправленно, посредством административных и экономических мер, направленных на демонтаж старой школы как одного из важнейших устоев советского общественного строя.

В строительстве новой системы с самого начала был принят имитационный проект, ставящий целью скопировать и трансплантировать в России западную модель школьного образования, как в социальном, так и в философско-методологическом плане.

В связи с реформой школы в России возникло пусть не ярко выраженное, но глубокое социальное противостояние. Его надо рационально изложить и сделать, наконец, предметом общественного диалога, иначе не выйти из того тупика, в котором находится школьная реформа уже более 15 лет. Замалчивание сути противоречия и отказ от рефлексии относительно концепции и хода реформы делают весь дискурс интеллектуальных авторов и исполнителей ее доктрины иррациональным.

Объясняя установку на имитацию, министр образования РФ В. М. Филиппов сказал: «Кто-то очень метко заметил: „В США есть цивилизация, но нет истинной, древней культуры. В России — богатая культура, но нет цивилизации“. Наша задача — сохранить российскую культуру и создать цивилизованное общество». Утверждение, будто в России «есть культура, но нет цивилизации», совершенно некогерентно, такое прискорбно слышать от министра образования. О том, чтобы сохранить культуру России, «создавая цивилизованное общество» по образцу США, не может быть и речи, это просто нелепость.

Вот первое, фундаментальное основание для раскола общества: разве его согласия спрашивали на создание какого-то «цивилизованного общества»? Разве был достигнут компромисс относительно его социального и культурного профиля? С такими умолчаниями и хитростями можно разрушить общество, но построить что-то обманом или насилием — не выйдет.