Жорж Санд - Лукреция Флориани

Он вообразил, что Сальватор заранее обо всем условился с Лукрецией, хотя на самом деле граф говорил с ним по наитию и слова его были естественным и непроизвольным следствием долгих бесед между ними в ту пору, когда они были так откровенны друг с другом. Кароль решил, что Сальватор не отказался от мысли, в свою очередь, стать возлюбленным Флориани, что, относясь к нему как к избалованному ребенку, граф уступил ему дорогу, с тем чтобы, когда он, Кароль, пресытится, тайно заявить о своих правах. Вот почему, думал князь, Альбани так настойчиво убеждал его время от времени покидать Лукрецию: граф рассчитывал, что разлука немного охладит ее любовь и она охотно станет внимать его собственным признаниям.

Каролю приходили на ум даже еще более необоснованные и безрассудные предположения! Он говорил себе, что Сальватор еще до него задумал жениться на Лукреции, с которой его связывала давняя дружба, что они обещали друг другу соединиться в один прекрасный день, после того как еще некоторое время будут с общего согласия наслаждаться свободой. Князь отлично понимал, что любовь, которую Лукреция испытывает к нему, — любовь бесхитростная и искренняя, но он боялся, что она может угаснуть столь же внезапно, как вспыхнула, и, подобно всем мужчинам, находящимся в таком положении, он теперь с тревогою думал о пылкости своей возлюбленной, той самой пылкости, которой прежде так восторгался и которую благословлял.

Затем, когда чувство, владевшее душой этого злосчастного юноши, побеждало химеры, терзавшие его больной мозг, он оправдывал свою возлюбленную и говорил себе, что она впервые в жизни обрела в нем достойного ее спутника и что ее привязанность к нему будет длиться вечно, если чьи-либо происки и пагубные советы не отвратят ее от него. Тогда он тотчас же вспоминал о графе Альбани и мысленно обвинял его в том, что тот, повинуясь своим тайным желаниям, стремится обольстить Лукрецию, прибегая для этого к доводам эпикурейской философии и бесстыдно соблазняя ее. Он вменял им обоим в вину каждое слово, каждый взгляд. Сальватор якобы вел себя низко, а Лукреция была подвержена слабостям и увлечениям.

Когда же его друзья, которые, оставаясь наедине, говорили только о нем, которые посвящали свою жизнь нежным заботам о нем, насильно отвлекали князя от одиноких раздумий, когда они осыпали его мягкими упреками и окружали ласковым вниманием, он давал волю слезам. Он плакал в объятиях Сальватора, плакал у ног Лукреции. Однако не признавался в своих безумных подозрениях, и они тут же с новой силой завладевали им.

— Она меня не любит и никогда не любила, — говорил князь Сальватору в минуты дружеской откровенности. — Эта холодная, неумолимая женщина, как видно, не понимает истинной любви, ибо, надеясь отвратить меня от брака с нею, твердит о каких-то моих интересах! Стало быть, она не знает, что такого рода доводы ничего не значат для человека, чье сердце полно любви, для человека, который все готов принести в жертву той, кого он боготворит! Зачем она толкует о своем желании сохранить мою свободу? Я отлично понимаю, что она боится потерять собственную. Да и что такое слово «свобода» применительно к любви? По-моему, оно может иметь только один смысл: возможность для влюбленных всецело принадлежать друг другу без каких бы то ни было помех. Если же, напротив, человек видит в свободе лазейку для возможного охлаждения или утех на стороне, то есть лазейку для измены, то в его сердце нет и никогда не было любви!

Сальватор старался защитить Лукрецию от этих жестоких подозрений, но тщетно: Кароль слишком страдал и потому не мог быть справедливым. Он то искал у своего друга утешения, надеясь найти в нем опору, потому что сознавал свою слабость, то избегал его, видя в нем главного врага своего счастья.

Положение с каждым днем становилось все более мрачным и невыносимым, граф Альбани старался поддержать добрыми советами и ласковыми словами влюбленных, однако он видел, что их душевная рана становится все болезненнее и прежнее блаженство обращается в муку. Он хотел бы разрубить этот узел, увезя Кароля, но это оказалось невозможным. Жить в столь напряженной обстановке было не слишком-то приятно, и Сальватор сам охотно бы уехал. Однако он не решался оставить друга в таком тяжелом состоянии.

Лукреция надеялась, что Кароль постепенно успокоится и смирится с тем, что он может быть лишь ее возлюбленным. Когда же она увидела, что его муки не только не затихают, но даже усиливаются, то внезапно ощутила глубокую усталость. Когда любящая мать видит, как ее ребенок, которому врач предписал строгий режим питания, капризничает, плачет, с отчаянной настойчивостью требует накормить его досыта, она приходит в смятение, колеблется, спрашивает себя, следует ли и дальше строго соблюдать советы ученых мужей или лучше довериться голосу природы. Нечто подобное испытывала Лукреция при виде страданий своего возлюбленного. Она вопрошала себя, не лучше ли прибегнуть к опасному, но зато, быть может, радикальному средству, уступив его желаниям, нежели и дальше прислушиваться к доводам рассудка, обрекая Кароля на медленную агонию. Она позвала Сальватора, поведала ему о своих сомнениях и призналась, что совсем уже готова уступить. Она призналась также, что их брак представляется ей гибельным, но она больше не в силах видеть, как горюет Кароль, и не хочет отказать ему в этом свидетельстве своей любви и преданности.

Сальватор и сам уже сильно колебался. Тем не менее он поборол жалость и продолжал борьбу, пытаясь удержать влюбленных от непоправимого шага.

Кароль следил за каждым движением и словом своих друзей, хотя они этого и не подозревали, и, даже не слыша, угадывал все, что говорилось вокруг; он заметил нерешительность Флориани и упорство графа. Ему казалось, что Альбани играет самую отвратительную роль в том, что происходит. И минутами он жестоко ненавидел своего друга.

Так обстояли дела, и князь одержал бы верх, если бы не одно происшествие, которое с новой силой пробудило все опасения Лукреции.

Кароль часто, не выходя за ограду усадьбы, прогуливался по песчаному берегу озера в нижней части парка, которая была днем и ночью недоступна для любопытных. Однако вследствие засухи озеро обмелело и вдоль берега образовалась узкая песчаная коса, что позволяло всякому, кому заблагорассудится, проникнуть на виллу. Безотчетная ревность заставила князя обратить внимание на это обстоятельство, и он даже позволил себе несколько раз заметить вслух, что если вбить десяток кольев и переплести их ветками, то такой сделанный на скорую руку забор перегородит эту часть песчаного пляжа. Лукреция обещала позаботиться об ограде, но голова ее была занята более важными мыслями и она забыла отдать нужное распоряжение. В тот день она после обеда ушла вместе с Сальватором к себе в будуар и жаловалась ему, что мужество ее вот-вот иссякнет, что она больше не в силах видеть, как по ее вине все время страдает человек, ради которого она готова пожертвовать жизнью.