Шарль Нодье - Нодье Ш. Читайте старые книги. Кн.1

И уж безусловно неблагородно поступили наши критики, которые осыпали Кальдерона упреками в плагиате, даже не удосужившись выяснить, что прославленная комедия ”Все правда, все ложь” сочинена на несколько лет раньше, чем ”Ираклий”. Я не говорю здесь о знаменитом ”Сиде” {71} 71 … ”Сиде”… следующем трагедии Гильена де Кастро… — Трагедия П. Корнеля ”Сид” (1636) была написана по мотивам трагедии испанского драматурга Гильена де Кастро ”Юность Сида” (1618). Трагедия другого испанского драматурга, X. Б. Диаманте, ”Тот, кто чтит своего отца”, была написана позже, в 1658 г. и сама является подражанием ”Сиду”. Подражанием Гильену и Диаманте корнелевский ”Сид” назван в ”Философском словаре” Вольтера, в статье ”Преувеличение” (1771). , весьма точно следующем трагедии Гильена де Кастро, которая, в свою очередь, являлась подражанием Диаманте, ибо в этом случае Корнель не только не отрицал сходства, о чем свидетельствует уже само название пьесы, но честно и открыто признавал, что многое заимствовал у испанского автора.

Вообще заимствования из сочинений нового времени, на каком бы языке они ни были написаны, — вещь не такая невинная, как заимствования из сочинений древних, и многие авторы, известные своей щепетильностью, решительно отвергали этот путь.”Я взял кое-что у греков и римлян, — пишет Скюдери {72} 72 …пишет Скюдери… — Цитата взята из предисловия Ж. де Скюдери к его эпической поэме ”Аларих” (1654); ее приводит Бейль в цитирующейся у Нодье ниже статье ”Эфор”, входящей в ”Исторический и критический словарь” (1695–1697). , — но у итальянцев, испанцев и даже французов я не взял вовсе ничего, — ведь то, что является учебой, когда имеешь дело с древними, превращается в воровство, когда речь идет о новых”. Конечно, на это можно возразить, что лучше брать чужое, как Корнель, чем творить свое, как Скюдери, но, хотя талант последнего был весьма скромен, приведенные слова обличают в нем человека здравомыслящего и честного, и к ним стоит прислушаться. Тех же мыслей придерживался и Ламот ле Вайе; в одном из писем, процитированном Бейлем в статье ”Эфор”, он говорит: ”Читать древних и пользоваться плодами их трудов — все равно что пиратствовать в чужих водах, но красть у своих современников, присваивая их мысли и создания, — все равно что раздевать людей на улице и грабить прохожих на Новом мосту. Я думаю, все авторы согласятся: лучше грабить древних, чем новых, а среди новых предпочтительнее обирать иноземцев, чем соотечественников. Литературное пиратство совсем не то, что морское: морские пираты уверены, что разбой в Новом Свете скорее сойдет им с рук, чем разбой у берегов Европы. Литераторы, напротив, охотнее рыщут в Старом Свете, ибо имеют все основания считать, что добыча их придется публике по вкусу… Этому правилу следуют по возможности все плагиаторы, хотя не все они поступают так по убеждению. Пуще всего пекутся они о том, чтобы не быть пойманными с поличным. Когда грабишь современника, следует соблюдать особенную осторожность, и горе плагиатору, если разница между тем, что он наворовал, и тем, что сочинил сам, окажется чересчур велика. Опытный глаз сразу увидит, что налицо не просто плагиат, а плагиат бездарный… Крадите, как пчела, никому не причиняя зла, — продолжает Ламот ле Вайе, — но не уподобляйтесь муравью, который утаскивает целиком спелые зерна”.

Как бы там ни было, принято ограничивать подражание, или, если угодно, невинный плагиат, теми пределами, которые я только что очертил. Кто посмеет осудить писателя за то, что он неустанно обогащает родной язык чужестранными сокровищами? Пусть даже с точки зрения строгого моралиста поведение его небезупречно, вред тут невелик, а польза огромна; недаром кавалер Марино не постеснялся назвать того, кто завладевает добром соотечественников, разбойником, а того, кто присваивает имущество чужестранцев, — завоевателем. По правде говоря, гений знает и другие способы соперничества с иноплеменными народами, но общее мнение таково, что не стоит пренебрегать и этим.

Третий вид подражания, или узаконенного плагиата, заключается в стихотворном переложении мысли, которую соотечественник и даже современник высказал прозой. Например, великолепная корнелевская сцена ”Милосердие Августа” — не что иное, как рифмованное изложение блестящего фрагмента ”Опытов” Монтеня (”При одних и тех же намерениях воспоследовать может разное”), а сам Монтень слово в слово переписал этот кусок из Сенеки {73} 73 С. 86. … переписал этот кусок из Сенеки… — Из трактата Сенеки ”О милосердии” (55 г., кн. I, гл. 9). (см. примечание А в конце книги). Предшествующий абзац той же главы послужил источником знаменитых слов, которые Вольтер вложил в уста Гусмана, героя ”Альзиры” (см. примечание Б), а Жан Батист Руссо почерпнул мысль и общий рисунок ”Оды к Фортуне” из главы ”О раскаянии” (Опыты, III, 2; см. примечание В).

Четвертый вид подражания — много более экзотический, но ничуть не менее распространенный — это обращение хорошего писателя к творчеству бездарного. Законы литературной республики оправдывают это правонарушение, поскольку оно позволяет обществу насладиться красотами, которые без вмешательства большого таланта остались бы в безвестности. Мы восхищаемся началом ”Генриады”, нимало не заботясь о том, что оно заимствовано у никому не ведомого Кассеня {74} 74 …у никому не ведомого Кассеня… — Две первые строки поэмы Вольтера ”Генриада” (1723) заимствованы из поэмы Ж. Кассеня ”Генрих Великий” (1661); это, равно как и некоторые другие заимствования Вольтера, упомянутые у Нодье, указано в «Суждениях о ”Генриаде”, опубликованных в приложении к книге литературного противника Вольтера Л. А. де Ла Бомеля «Комментарий к ”Генриаде”» (1775). (см. примечание Г); нам никогда не приходило в голову обвинять Расина в воровстве за то, что он списал у самого забытого из наших старых трагических поэтов свои прекрасные строки: