Эрскин Колдуэлл - Случай в июле

В поселке, где жили негры, работавшие на плантации Боба Уотсона, было около десятка домов, раскинувшихся на полмили по обеим сторонам дороги. В домах все еще не видно было ни одного огонька. Сонни постучал в дверь ладонью и позвал Генри. Ответа не было. Он пополз на четвереньках за угол хижины, подкрался к единственному окну и привстал, заглядывая в щель под плотно прикрытой деревянной ставней.

Ви уже засыпала огонь в очаге золой. В комнате не было ни проблеска света.

— Генри! — прошептал он, приложив губы к щели.

Ответа не было очень долго, хотя ему послышалось, что Ви и Генри перешептываются. Кроме этого, слышно было только мягкое шлепанье босых ног, когда Ви и Генри ходили по комнате. Они сняли башмаки, чтобы не шуметь.

— Генри! — прошептал он опять, гораздо громче прежнего. — Генри!

— Что тебе нужно? — шепотом ответил Генри из темноты. Голос был не злой, но по голосу слышно было, как ему хочется, чтобы Сонни ушел.

— Не могу я убежать, как ты велишь, Генри, — умолял он. — Я совсем не знаю, куда мне идти. Я хочу остаться тут, я же ничего не сделал, Генри.

Он слышал, как шептались Ви с Генри, но не мог разобрать слов. Он ждал, уцепившись пальцами за подоконник и повиснув на нем.

— Если ты не хочешь бежать, как я тебе говорю, — сказал Генри, приложив губы к щели, — тогда уходи отсюда как можно дальше и спрячься получше в лесу. Только не околачивайся тут, ведь белые, того и гляди, нагрянут сюда с минуты на минуту. Ведь не такой же ты дурак: понимаешь, что они собираются устроить облаву. Уходи куда-нибудь, спрячься получше, засядь и сиди. Когда все кончится, я тебя разыщу, если все будет благополучно.

— Правда, Генри? Ты придешь и разыщешь меня?

— А когда же я обещал и не держал слова? — уговаривал его Генри. — Беги скорей в самую чащу леса, беги, не останавливайся. Ну же, Сонни, не задерживайся, делай что говорят. — Голос его звучал настойчиво.

— Хорошо, Генри, — послушно сказал мальчик. — Я ухожу, раз ты мне велел.

Он выпустил из рук подоконник; ему стало гораздо легче после того, как Генри сказал, что ему не нужно бежать с плантации. Теперь, когда он знал, что ему нужно будет вернуться после того, как все кончится, и опять убирать хлопок для Боба Уотсона, он согласен был спрятаться в лесу где-нибудь поблизости и просидеть там сколько угодно.

На цыпочках он дошел до угла хижины и остановился, прислушиваясь, слегка склонив голову набок. Собаки перестали лаять и подвывать, больше ничего не было слышно. Где-то рядом трещали сверчки, но они в счет не шли. Он успокоился и уже ничего не боялся, стоя вот тут за углом хижины Генри.

Вдруг ему захотелось есть. Он вспомнил, что сегодня остался без ужина. Еще никогда в жизни ему так не хотелось есть, как сейчас. Если он уйдет в лес голодным и ему придется пробыть там несколько дней, а то и целую неделю, он может умереть голодной смертью. Он быстро повернулся на пятках и посмотрел на темное, закрытое ставней окно. Он несколько раз окликнул Генри, но ответа не было. Он вспомнил, что на обед сегодня не было ничего, кроме холодной брюквы. Он стиснул обеими руками живот, чтобы унять боль.

Он потянул к себе тяжелую деревянную ставню, но она была крепко заперта изнутри. Тогда, приложив губы к первой щели, он стал звать сначала Генри, потом Ви. Ответа не было.

Осторожно оглянувшись по сторонам, Сонни подполз к двери с улицы и постучался. Ему не ответили, он постучался громче.

Генри подошел к двери и прошептал:

— Кто там?

— Это я, Генри, — безнадежным тоном ответил Сонни. — Это я, Сонни.

За дверью долго молчали.

— Ведь сказано тебе, чтобы ты уходил, почему же ты не ушел? — сухо спросил Генри. — Пока еще у тебя есть время уйти куда-нибудь и спрятаться.

— Мне есть хочется, Генри.

Опять наступило долгое молчание, потом Генри сказал:

— Да ты прямо ко мне прилип. В жизни не видывал таких, как ты. Присосался, как новорожденный телок к старой корове. Неужто ты совсем одурел? — спросил он сердито, повышая голос.

— Мне есть хочется, Генри, — сказал Сонни кротко.

Генри и Ви зашептались за дверью.

— Не могу я уйти в лес голодный. У меня с утра крошки во рту не было.

— Смотри, тебе, может, и есть-то больше незачем, — предостерег его Генри. — Если ты будешь тут околачиваться, белые тебя поймают. А покойникам еда ни к чему.

Сонни услышал, как Генри зашлепал босыми ногами на кухню, и понял, что ему все-таки дадут чего-нибудь поесть. Он присел, скорчившись, у дверей и только повертывал голову вправо и влево, поглядывая на улицу. Все дома на улице были темны, как сама ночь. Поселок словно вымер. Прижавшись к дверям, Сонни раздумывал, знает ли кто-нибудь в поселке, кроме Генри и Ви, о том, что с ним случилось. Он решил, что знают, а иначе почему в хижинах так темно, хотя бы и после полуночи, и окна так плотно закрыты ставнями в душную летнюю ночь.

— Я немножко приоткрою дверь, а ты просунь руку в щель, — сказал Генри так неожиданно, что напугал его. — Ви ничего не нашла, кроме кукурузного хлеба, но пока тебе и этого хватит. Возьмешь, что я тебе дам, и убирай поскорей руку, я опять захлопну дверь. А не то ты захочешь войти в дом и спать на кровати. Слышишь, что ли?

— Слышу, Генри, — сказал он благодарно.

Он положил руку на дверь, дожидаясь, когда она приоткроется. Рука его мгновенно скользнула в щель и схватила хлеб, который ему сунули. Он сразу откусил от него большой кусок.

— Я не хочу тебе зла, Сонни, — настойчиво уговаривал Генри. — Я только хочу, чтобы ты убежал и спрятался подальше в лес, там тебе самое место. Ну, ступай, уходи! Слышишь, что ли?

— Я ухожу, Генри, — пообещал он. — Мне только есть хотелось.

Он отошел от двери, набив рот хлебом и торопливо прожевывая его. Повернув за угол, он остановился и прислушался, но ничего не было слышно. Он еще раз оглянулся на хижину, где была Мамми, пролез сквозь дыру в заборе за хижиной Генри и пустился через поле к Эрншоу-риджу.

Дойдя до середины первого поля, он вдруг вспомнил про кроликов. Неподалеку было сливовое дерево, и, он побежал к нему, согнувшись. Он прижался к стволу дерева. Ему показалось, что он как будто видит кроликов за полмили отсюда. Они сидели в клетке позади курятника Мамми.

Он стоял под деревом, думая, станет ли Мамми кормить их, пока его нет. Она может забыть, если будет беспокоиться о нем, и им придется сидеть взаперти два-три дня, а то и целую неделю, если он раньше не вернется. Чем дольше он смотрел в сторону крольчатника, тем грустнее ему становилось. Мамми стара и ничего не помнит. Ему больно было думать, что кролики будут сидеть взаперти голодные.

Он решил вернуться к курятнику и накормить кроликов. Он пошел через поле к канаве, где росла высокая трава. Он стал рвать траву горстями и запихивать ее за пазуху. Набив полную пазуху травой, он побежал вдоль забора к своей хижине. Курятник был в нескольких шагах от нее. При свете звезд Сонни увидел своих кроликов — они шевелили носами и просовывали мордочки сквозь сетку. Они запрыгали от радости, увидев, что он пролез через забор и идет к ним.